— Ежели припрёт, можешь из него и картечным патроном пальнуть. — пояснил оружейник. — Разброс, правда, великоват, разве что в упор…
Хорхе с кислой миной и сгрёб со стола глухо звякнувшую сумку. Пако догадывался, что напарнику вовсе не улыбается бегать под вражеским огнём с огнеопасным грузом на боку: одна пуля — да что там, одно неловкое падение, — и владелец «огнемёта» сам превратится в вопящий, катающийся по бетону костёр. Нет уж, на месте Хорхе Пако постарался бы поскорее избавиться от сомнеительного образчика тяжёлого вооружения, а что наврать оружейнику по поводу утраты ценного имущества, можно придумать и потом. В конце концов, необязательно его выбрасывать — можно припрятать в укромном месте, а на обратном пути прихватить с собой…
— Да ты не кривись, не кривись, хомбре! — понимающе ухмыльнулся оружейник. — Знаю, о чём ты думаешь, и мой тебе совет — выбрось это поскорее из головы. Эта малышка — ваша артиллерия, специально для зомби! Их, чтоб ты знал, иначе, как огнём не остановить, разве что, голову разнести пулей или зарядом картечи, так ведь это ещё надо исхитриться подойти в упор, и чтоб рука не дрогнула! А на это, скажу я тебе, далеко не каждый способен. Такой, к примеру, как ты комэ мьерда[65] десять раз обделается, когда толпа мертвяков на вас попрёт, завывая и клешни свои выставив!
Сказано было обидно, но Хорхе оскорбление проглотил — заискивающе улыбнулся, сгрёб сумку вместе с «огнемётом» и торопливо выскочил из оружейки. Оно и понятно, подумал Пако: кому охота ссориться с одним из самых уважаемых членов «Гаучос»? Уж точно, не его напарнику — типу, если совсем уж по чесноку, трусоватому и хвастливому.
Но — не он выбирал себе напарника. Осталось только скрыть недовольство за белозубой улыбкой, запихать «Смит-Вессон» в выданную вместе с пистолетом (хоть на этом спасибо!) наплечную кобуру, после чего — тихонько выйти следом за Хорхе.
Ничего, подумал Пако, скоро всё изменится. Надо только ухитриться не словить пулю в первой же серьёзной вылазке — а дальше жизнь будет просто замечательной!
Иначе ведь и быть не может, когда тебе едва исполнилось девятнадцать?
— Значит, нам-таки придётся драться с зомби? — спросил Пако. Когда возбуждение, вызванное визитом к старику оружейнику, слегка схлынуло, до него постепенно стало доходить смысл его слов. Противостояние латиноамериканских группировок и негритянских банд было на Манхэттене делом самым, что ни на есть обычным — однако, самому Пако ещё ни разу не приходилось участвовать в стычках, где кроме обычных, живых бойцов сражались бы ещё и ходячие покойники, поднятые колдунами-бокорами вуду.
— А ты чего хотел, Флако? — отозвался Хорхе, и юноша отметил, что голос напарника тоже не слишком-то сочится энтузиазмом. — Негры — они всегда перед собой мертвяков в бой гонят. Метод у них такой, ясно? Ребята болтали, что падре Джеронимо вчера долго орал на хефе — требовал выбить чёрных из развалин торгового центра, а значит, без крутой заварушки дело не обойдётся! Там, по слухам, засел их главный бокор, и без боя он своё логово точно не отдаст!
О визите падре Джеронимо, высокопоставленного адепта Церкви Вечного Леса, курировавшего от имени этой могущественной организации «Гаучос», Пако, конечно, знал — об этом со вчерашнего дня судачили все члены банды. Подобные «кураторы» имелись у всех латиноамериканских группировок Манхэттена, и именно они сплошь и рядом диктовали бандитам линию поведения. Протестовать никому в голову не приходило — судьба немногих непокорных вожаков банд оказалась столь ужасна, что даже горячие латиноамериканские парни ёжились, пересказывая друг другу эти истории.
Впрочем, выгод от подобной опеки тоже было немало — и помощь по части медицины и разного рода хитрой «лесной» химии и фармакологии, и толковое планирование, благодаря которому латиноамериканцам кое-как удавалось противостоять напору негритянских банд, давно и прочно взятых под контроль колдунами вуду. Пако, как и всякий из «Гаучос» сознавал, что без помощи адептов ЦВЛ, того же падре Джеронимо, с бокорами превращавшими пленников, а то и собственных сторонников, в нерассуждающих, нечувствительных к боли и увечьям зомби, было бы немыслимо. Адепты Церкви Вечного Леса противопоставляли этому свои, не менее жуткие методы — например, появившиеся в последнее время «чёрные зомби», чьи бойцовые качества позволяли им на равных драться с жуткими слугами чернокожих колдунов.
У этих кошмарных тварей, не знающих усталости, сомнений, практически нечувствительных к боли и почти неуязвимых для обыкновенного оружия, был только один, зато серьёзный недостаток. Все зомби, неважно, произведённые бокорами, или созданными адептами ЦВЛ, не умели владеть оружием — за исключением, разве что, мачете, так любимых боевиками-латиносами, или утыканными гвоздями бейсбольными битами, которые таскали с собой чернокожие бандиты. Огнестрельное же оружие было для зомби недоступно — и это одно давало обыкновенным, живым бойцам некоторый шанс в схватке с ними. Надо только, как говорил старик-оружейник, знать, куда целить, да набраться духу, чтобы подпустить зомби поближе для удачного выстрела. Ну и огонь, конечно — хоть Хорхе и недоволен тем, что ему всучили «огнемётную» мортирку, это действительно самый верный способ борьбы с ожившими мертвяками.
— Болтают ещё… — Хорхе понизил голос и опасливо оглянулся. — что в развалинах, которые падре Джеронимо требует отбить, находится что-то особенное, на что ЦВЛ давным-давно положило глаз. Вот нам и придётся сегодня постараться…
— Если это самое «нечто» так нужно ЦВЛ — чего ж они раньше-то ждали? — удивился Пако. — Негры ведь уже сколько лет сидят в руинах торгового центра, укрепились там, наверное, придётся из каждой комнаты их выколупывать…
Он с удовольствием повторял многозначительные тактические рассуждения, подслушанные в разговорах других «Гаучос».
— Это уж точно, клянусь Мадонной Гуадалупской! — Хорхе сплюнул и скверно выругался. — Да только нам с тобой падре Джеронимо объяснять ничего не будет. Сказано «идите и отбейте» — мы и пойдём. А как иначе-то?
Пако кивнул, соглашаясь с напарником. Действительно — как?
— Залезай, Флако! — Хорхе, свесившись с крыши, протянул напарнику руку. — Зазеваешься — придётся догонять пешком!
И захохотал, показывая крепкие белые зубы.
Пако схватил напарника за запястье, подтянулся и вскарабкался на машину. Боевые «Гаучос» обычно передвигались по своему району на таких вот агрегатах — больших, выпущенных больше полувека назад, легковушках, обшитых листами котельного железа, металлическими решётками сеткой с таранными бамперами, усиленными полуметровыми стальными клыками. Машины эти, словно бы сошедшие с экранов древних боевиков вроде «Безумного Макса», в неумеренных объёмах количестве биодизель, выгоняемый из масла плодов шипастых лиан. Производство топлива было важнейшее поле деятельности рабов — в здании, примыкающем к штаб-квартире, было устроено нечто вроде перегонного заводика, который непрерывно снабжали сырьём бригады рабов, трудящихся под присмотром надсмотрщиков из числа новичков-рекрутов «Гаучос».
Пако сам оттрубил на подобной должности три недели и успел накрепко усвоить, что главной их задачей надсмотрщиков было отнюдь не пресечение побегов — куда, скажите на милость, бежать в наполненном ядовитой, опасной мерзостью городу, где на каждом углу засели банды? Нет, надсмотрщикам вменялась в обязанность защита подопечных от нападений — по большей части, от гигантских ядовитых многоножек и крупных, размером с собаку, плотоядных пауков, во множестве обитающих в окрестных руинах. Хищные твари выскакивали из своих укрытий группами по три-четыре особи, набрасывались на зазевавшихся рабов — и, если вовремя их не отогнать, уволакивали несчастных, опутав липкими белёсыми, чрезвычайно прочными нитями. Для человека, вооружённого мачете или самодельной пикой из заострённой арматурины эти гады были не слишком опасны — в отличие от туч чёрного плотоядного гнуса и выводков кровососущих мотыльков палли-палли, регулярно взимавших с рабочих команд дань мертвецами и искалеченными. Единственным средством против этой напасти был открытый огонь — фальшфейеры или факела из пропитанных маслом тряпок, которыми оснащались надсмотрщики.
Случались потери и от гигантских росянок, плотоядных цветов, прячущихся в зарослях шипастых лиан и поражающих неосторожного усиками-стрекалами с нейротокиснами — после чего ползучие корни росянки оплетали обездвиженную, но ещё живую жертву и высасывали из него все соки. Кроме того, постоянно приходилось быть начеку, чтобы не вляпаться в заросли ипритника. Его длинные чёрно-зелёные плети были почти неразличимы среди стеблей шипастых лиан — но стоило только потревожить пупырчатые полупрозрачные наросты на стеблях, как те лопались, разбрызгивая на несколько футов вокруг едкий сок. Сок этот, попадая на незащищённую кожу, вызывал, подобно боевому газу иприту, сильнейший и почти мгновенный нарывной эффект; глаза же он попросту выжигал, не оставляя пострадавшему ни единого шанса. В случае же попадания на одежду, сок аспидника впитывался в ткань и сохранял своё вредоносное действие в течение одного-двух часов, до полного высыхания. Но даже после этого прикосновение к пятнам, особенно мокрыми или потными руками было чревато серьёзными неприятностями — тем же нарывами, гнойной сыпью и ожогами, напоминающими кислотные.
Пако как-то видел раба, вляпавшегося в особенно густые заросли аспидника. Кожа его сплошь покрылась отвратительными нарывами, истекавшими кровью, гноем и смрадными выделениями, так что надсмотрщику пришлось поскорее прикончить беднягу, чтобы избавить от невыносимых мучений.
Сильнее, чем сборщики масла от зловредной флоры и фауны, заполонившей Манхэттен, страдали разве что «дворники» — бригады рабов, занятые расчисткой улиц. Делать это было необходимо, причём достаточно регулярно, расчищая путь для колёсного транспорта — передвигаться по поверхности на своих двоих «Гаучос» не любили. Основные улицы, пересекавшие контролируемый бандами сектор, такие, как Второй Авеню, Пятьдесят Седьмая Стрит и проезды, примыкающие к мосту Куинсборо, постоянно объезжали патрули на самопальных броневиках, и редкий день обходился без того, чтобы они вступали в перестрелку с очередным противником, решившим покуситься на владения банды.