Они стояли в узком коридоре, торец которого перегораживала металлическая дверь с узким стеклянным окошком. Ева выглянула наружу — пожарная лестница уходила вверх и вниз; до земли отсюда было не меньше дюжины решётчатых пролётов со ступеньками, из стальных часто наваренных прутьев. Всё — и прутья, и поручни, и крепёжные скобы, прикрученные к стене, покрывал толстый слой рыжей ржавчины.
Громадные, метров по пять в обхвате, стебли шипастых лиан, оплетали весь фасад торгового центра. Как они оставили невредимыми пожарную лестницу — оставалось только гадать; кое-где гигантские шипы, которыми ощетинились чёрно-зелёные, покрытые чешуйчатой корой стебли, проделали в кирпичной кладке изрядные бреши. Ева подумала, что на каждый из этих шипов можно запросто наколоть, как бабочку на булавку энтомолога, средних размеров ракопаука.
Если, конечно, на Манхэттене водятся ракопауки.
— От нижней ступеньки до земли верных метра три. — заметил Виктор. Он перегнулся через перила и смотрел вниз. — Придётся прыгать, а там, внизу, дрянь какая-то колючая, пообдерёмся…
— Потому Бич и послал вперёд сетуньцев. — отозвалась Ева. Они ребята ловкие; спустятся и расчистят площадку под лестницей своими мечами. А тебе с твоей деревянной рукой вообще грех жаловаться на какие-то там шипы…
Виктор хмыкнул — он до сих пор не совсем ещё привык к подарку лешаков. Но в одном супруга права: шипы местных лиан, даже самые твёрдые, пасовали перед его древесиной.
— Когда все спустимся, — заговорила итальянка, дождавшись, когда егерь умолк, — выдвигаемся к правому гулу.
Она жестом указала направление.
— Там спуск в подземку, и наш новый друг уверяет, что им можно воспользоваться.
Пако кивнул. Он ни слова не понял из сказанного, но старался во всём угодить красивой итальянке. Недаром, когда его стали расспрашивать о подходах к штаб-квартире ЦВЛ, он сразу же вспомнил о ветке метро, по которому можно попытаться добраться до нужного места.
— А ему самому приходилось там бывать? — осведомился «варяжский гость». Он крепко держал за локоть падре Джеронимо. Пленника было решено взять с собой. Во избежание сюрпризов руки ему оставили связанными и заткнули рот кляпом. Теперь ЦВЛ-овец мог только дёргаться да мычать в знак протеста — без видимых, впрочем, результатов.
— Говорить — и не раз. — ответила Франа. — Он раньше выполнял всякие поручения в подземных коммуникациях и успел их неплохо изучить. Уверяет, что пройти можно, хотя, конечно, рискованно. К тому же, многие тоннели затоплены, и часть пути придётся преодолевать вплавь?
— Это как? Удивился Чекист. — Мы ж навьючены по самое не балуйся, а в темноте, да с полной выкладкой — плавать? Потопнем, как пить дать…
— Он сказал — там есть пустые бочки и доски. Соорудим плоты, как-нибудь переберёмся. Верёвки у всех есть?
Бойцы по очереди кивнули. К рейду готовились основательно, и в напряжении каждого имелся моток тонкого троса из редкостного паучьего шёлка, позаимствованного ещё в Офисе. Там этот материал выделывали уже давно, а с тех пор, как поднебесная община покончила со своей тридцатилетней изоляцией — стали торговать им по всему Лесу.
— Вот как знал, что снова под землю лезть придётся… — недовольно буркнул Бич. Хоть бы раз без этого обойтись — так ведь нет! Терпеть ненавижу…
Командир партизан открыл рот, чтобы спросить ещё что-то, но тут стены и пол содрогнулись — раз, другой, третий. По коридору прокатился протяжный грохот, источник которого, похоже, располагался этажом ниже. Чекист и Сергей вопросительно посмотрели на Сапёра.
— Фугасы сработали. — ухмыльнулся тот. — Я заложил их сразу за баррикадой из трупов — видать, опять полезли и подорвались. Теперь имеем верных полчаса, прежде, чем переберутся через пролом. Раньше не справиться.
— А раз так — пошли! — скомандовал Сергей. — Нечего терять времени. Промедлим ещё четверть часа — как пить дать, попадём под обстрел прямо на пожарной лестнице. А оно нам надо — такой, я извиняюсь, геморрой?
VII
Северная Америка,
Манхэттен,
Пятьдесят Седьмая стрит.
— Бегите! — отчаянно заорал Пако. — Скорее, бегите, это верная смерть!
Спутники его не понимали — одна лишь девушка-итальянка, та, что допрашивала его в штаб-квартире негров, сделала шаг назад, и лицо её сразу сделалось напряжённым, скулы заострились. А хитиновая река текла навстречу, быстро, неумолимо. Казалось, что все звуки разом исчезли из окружающего мира, кроме громкого шуршания — словно какой-то великан мнёт и жамкает в гигантских своих ладонях ком жёсткого целлофана. Поток приближался, и уже были различимы отдельные особи, его составляющие — крупные, в два — два с половиной пальца длину, блестящие, эбеново-чёрные муравьи с длинными серпообразными зазубренными челюстями, ярко-оранжевыми овальными пятнами на спинках и такими же оранжевыми лапками, усаженным крючковатыми шипами.
— Бегите же, не стойте! — снова заорал Пако, понимая, что совет запоздал и спасения уже нет. Тем не менее, он попытался пуститься назад по улице — но дубовая рука-клешня Виктора больно вцепилась ему в плечо и пресекла это поползновение. Обмирая от ужаса, юноша наблюдал, как накатывает губительная волна — до неё уже дюжина шагов… восемь… пять…
Пронзительно зашипели увенчанные раструбами короткие трубки в руках двоих «партизан» — от них к баллонам, висящим за спиной, шли коленчатые шланги. Облачка лёгкой пыли окутали передние ряды термитов, и Пако с удивлением увидел, как те блёкнут, словно рассыпаются, превращаясь в сплошной неподвижный ковёр из бурых угольков. А их собратья, те, кого не затронула странная пыль, замерли, всей массой подались назад — и вдруг чёрно-оранжевый ковёр разделился надвое и двинулся в обход, с обеих сторон. Чекист и Мессер тоже повернулись, расходясь по сторонам. Снова зашипели распылители, и бурая ковровая дорожка шириной в несколько шагов оконтурила фланги маленькой группы. Рукава огненной реки продолжали течь, но уже на безопасном удалении от людей, и только целлофан в руках невидимого гиганта продолжал и продолжал шуршать.
Пако без сил опустился на растрескавшийся асфальт. Его трясло, ноги стали ватными от пережитого смертельного ужаса.
— Огненные термиты-мутанты. — пояснила итальянка. — Считается, что ничего страшнее на Манхэттене нет. От них даже убежать невозможно, разве что повезёт, и успеешь вовремя забраться повыше. Эти твари почему-то не любят подниматься наверх.
— У нас тоже водятся похожие. — Мессер с отвращением сплюнул и прикрутил латунный барашек на распылителе. — И тоже наверх лазать не любят, падлы. Когда мы добирались до Грачёвки, нарвались на таких — те, правда поменьше, с мизинец… Так больше часа просидели на уступе обрушенной стены, пережидали. Проводник наш, Хорьком его, помнится звали, всё гундосил заливал: мол, после них только скелеты остаются, лис, кабанов, даже медведей. Душу вынул из меня, сучара, я его даже хотел вниз скинуть, к муравьям этим…[72]
Пако мучительно закашлялся потом взахлёб заговорил по-испански.
— Говорит, что видел, как бригада рабов, трудившихся на расчистке улицы, попалась огненным термитам. Их было восемнадцать человек, вместе с охранниками, а уцелел всего один — он успел без защитного костюма забраться по шипастой лиане и просидел там весь исколотый и исцарапанный, три часа, пока термиты не убрались прочь. А от остальных остались одни только кости — белые, гладкие, будто бы полированные. Огненные термиты не оставляют ни капли крови, ни клочка кожи, пожирают всё, подчистую…
— Экая, однако, пакость… — Бич сплюнул и пошевелил ногой бурое крошево, оставшееся там, куда угодили струи «антихитина» из распылителей. — А Шапиро-то красава, какую полезную штуку выдумал! На эту пакость его пыльца действует, пожалуй, даже посильнее, чем на пауков.
— Оно и понятно… — заметил Чекист. — Пауки-волосаны, которые в башне обитали — у них и хитин потолще, и поверх него космы щетины наросли, пыльца не сразу добирается. А тут — милое дело!
— Вот и я говорю, молодец. — согласился егерь. — Вернёмся — непременно Шапире коньяк поставлю. Наилучший, пятидесятилетней выдержки. Заслужил!
— Если вернёмся. — недовольно буркнул Егор и опустил брандспойт огнемёта, из которого таки и не сделал ни одного выстрела по муравьиной реке. — Кто его знает, сколько тут ещё водится таких поганых сюрпризов?
— Тьфу на тебя, Студент за твой дурной язык! — немедленно разозлился егерь. — Даже в шутку так говорить не смей! Накликаешь ведь, клык на холодец!
— Одно хорошо… — философски заметила итальянка. Теперь отсюда и до перекрёстка, где станция подземки, никакой дряни можно не опасаться — ни двуногой, ни шестиногой, вообще никакой. После огненных термитов обычно не остаётся ничего живого.
— Ну так чего ждём? — отреагировал егерь. — Поторопимся, пока нам путь расчистили. Мехвод, Чекист — у вас баллоны совсем пустые, или ещё чего-нибудь есть?
— У меня ещё примерно треть. — ответил командир «партизан», глянув на прикрученный к раструбу манометр. — И запасной баллон к «сидору» приторочен.
— Вот и идите по флангам, а то мало ли что оттуда повылазит! А вы, синьора Франа, за парнишкой-то присмотрите — он, как я погляжу, вовсе сомлел.
Северная Америка,
Манхэттен,
подземка.
Новый спутник не обманул: в затопленном примерно до половины вестибюле станции подземки действительно нашлась целая россыпь железных бочек и груда досок — часть покачивалась на воде, часть была навалена на верхних, не залитых водой ступенях. Не понадобилось даже изводить тросы из паучьего шёлка — на стяжки и крепления плотов плот пошли куски кабеля и проволоки, отодранной от давно лишившихся облицовки стен. Несколько труднее пришлось с шестами, которыми надо отталкиваться во время «плавания» по тоннелям, но и здесь нашёлся выход — здоровяк-Мехвод вместе с сетуньцами выломал и приспособил к делу несколько тонких стальных труб, закреплённых вдоль стен на проржавленных насквозь кронштейнах.