— Не знаю, Аль.
— Давай попробуем?
Саньку на миг захватило заразительное любопытство, но здравый смысл победил:
— Давай не будем. Вдруг испортим хорошую вещь?
— А тебе не хочется самой готовить, да? — хитрым голоском уточнила девочка.
— Да, — честно призналась Санька. — Не хочется… — Предложила: — Давай положим на нее муку, яйца, все остальное, что нужно для теста, и соберем диких яблок для начинки. Вдруг она и шарлотку печь умеет?
— Конечно, умеет, — не стала сомневаться в способностях скатерти Альбинка. — Если мультиварка умеет, то самобранка тем более должна. А где ты видела дикие яблоки, мам?
— Там, за курятником…
Они вместе дошли до яблони, прячущейся под сенью высокой сосны. Тяжело ей пришлось в лесу выживать — тянула, бедная, корявые ветви-руки к свету, как могла. Цвела в сухом сосновом сумраке, завязывала на удивление сладкие, водянистые с горчинкой плоды.
Санька с дочерью насобирали их целую корзину.
— Вкуснее магазинных, — с видом знатока оценила яблоки Альбинка, с усилием прогрызая твердый зеленый бок.
— В охотку всегда вкусно, — поддержала ее Санька, вспомнив, как до оскомины грызли похожие яблоки в деревне у одноклассницы Эли.
Вкус детства…
— Смотри, лошадь пришла, — обрадовалась вдруг Альбинка. — Ой… Не лошадь…
Санька посмотрела, куда показывала дочь, и у нее даже дух от восхищения захватило. Озаренный солнечными лучами, им навстречу шел прекрасный единорог. Его рог таил в крутых завитках переливы радужного перламутра. Рельефные мышцы перекатывались под белой лоснящейся шкурой.
— Ух ты! — выдохнула Санька и на автомате протянула единорогу яблоко. Он приблизился вплотную, понюхал угощение, громко фыркнул и ушел. — Ну вот…
С заблуднями и анчутками общий язык нашла, а с крупными обитателями леса пока никак не выходит. Что же они все такие недоверчивые…
— Мам, он еще придет? — оторвала от раздумий Альбинка.
Еще бы, единороги — ее особая страсть. На день рождения просила. Игрушечного…
— Придет, — не стала ее разочаровывать Санька. — Мне кажется, это не единорог, а единорожица.
— Она Листвянина? — продолжила расспросы дочка.
Как тут ответить? Санька задумалась. И действительно, кем все эти звери лесные лешей приходятся? Вроде не совсем питомцы. Не домашняя живность. А кто они тогда? Соседи? Знакомые? Друзья?
— Сама своя, — ответила Санька в итоге.
Зря она расстраивалась из-за того, что не со всеми смогла установить контакт. Все приходит со временем.
Вечером пришла Бурка. В десять, строго по расписанию, лосиха уже стояла перед домом и выжидающе смотрела в сторону кухни. В этот раз с Буркой пришел лосенок. Уже довольно большой, не грудной, он ловко ободрал ближайшую молодую ивку и принялся дурашливо взбрыкивать, бегая вокруг матери кругами.
Лосенок был необычный — пегий и голубоглазый. Санька не представляла, что бывают такие.
Бережно оттолкнув носом детеныша, Бурка встала посреди поляны и нетерпеливо топнула задней ногой. Мол, сколько уже можно просто так приходить?
Санька, вооружившись подойником, смело приблизилась к ней и сунулась под брюхо. Она пару раз в жизни доила козу и один раз корову. Навык, можно сказать, никакущий — в основном одна теория.
И все же что-то у нее да вышло.
Одной рукой держала подойник, другой доила. Потом меняла руки — доить-то с непривычки тяжело…
Альбинка за это время успела подружится с лосенком и теперь играла с ним в догонялки.
Перед сном снова читали, но немного.
Из-за птенца вставать приходилось рано. Как только за окном начинало светлеть, он просыпался и требовал еду. Делал он это с завидной регулярностью и невероятной настойчивостью, раз в пару часов, а то и чаще.
— Где ж твоя мама? — взмолилась Альбинка уже на второй день ухода за новым питомцем. — Как она с тобой справлялась?
— По всей видимости, не справлялась, — подметила Санька. — Поэтому птенчик теперь у нас живет…
На третий день дочка забыла о жалобах. Навострилась в уходе. Даже имя птенцу придумала — Глазунчик. Потому что у него большие глаза.
Глазунчик быстро привык к людям. Маленьким птенцам свойственно не обращать внимания на то, кто конкретно их опекает. Главное, чтобы еду вовремя в клювик закидывали. А кто кормит, тот и родитель. И не важно, что выглядит не по-птичьи. Еда — вот суть всего!
Ночью Глазунчик перекочевывал в корзинку и спал там до рассвета. Днем Альбинка таскала его на плече, периодически подкармливая припасенным кормом. Из-за этих тасканий детская футболка быстро пришла в негодность. Птицы, как бы умны и сообразительны они ни были, не способны сдерживать свои природные позывы.
— Кто все это будет стирать? — задала риторический вопрос Санька, с тоской оглядев заляпанную пометом спину дочери. — Скажи спасибо, что у нас есть магия.
Волшебный посох и тут спас положение. Пара нехитрых пассов, и мыльная вода в деревянном корытце закрутилась пенистыми водоворотами. Понеслась по кругу, закувыркалась, забулькала одежда.
— Классно! Здорово! — воскликнула Альбинка, хлопая в ладоши. — А можешь меня так в тазу покрутить?
— Потом как-нибудь. И придумай для своего друга другой насест… Да вот, хоть эту палку возьми… — Санька протянула дочке сосновую кривулину. — Будет тебе сразу и посох для лесных походов и для птички место.
— Ух ты! — восхитилась Альбинка, принимая подарок.
— Ух ты… — повторил за ней маленький анчутка, что с самого утра крутился возле ног и с благоговением потрогал Санькину штанину. — Ле-е-ешая…
Его привлекла камуфляжная ткань охотничье-рыбловного костюма, который Санька с удовольствием надевала теперь для работы в лесу и в оранжерее.
Работа кипела все три дня.
В журнале Листвяны нашлись рекомендации по уходу за мандрагорами. Их требовалось подкармливать кальцием и азотом. Кальциевая составляющая представляла собой толченую яичную скорлупу. Азотистое удобрение Санька приготовила по старому мачехиному рецепту: заквасила в ведре крапиву. Еще Листвяна отметила в своих записях, что мандрагоры любят рыбий жир, а для того, чтобы они вели себя спокойно и не орали почем зря (бывало, оказывается, и такое), их следовало поливать мятным отваром.
С мандрагорами в оранжерее Санька разобралась, но вот их дикая родня беспокоила лешую своими криками прошедшей ночью.
«Мандрагоры кричат у западной границы»…
Листвяна ведь об этом писала. И что лесным мандрагорам тихо не сидится?
Санька нахмурилась. В воздухе висела тревога, пока еще незримая, но вполне ощутимая…
Альбинка, сопровождающая маму в оранжерее, ссадила Глазунчика на пол, и птенец побрел за ней, смешно косолапя мохнатыми ногами.
— Ма-а-ам, мы деревца пересаживать будем? — поинтересовалась девочка.
Указала на горшочки, в которых торчали окрепшие саженцы.
Поломанная березка срослась и теперь тянула к стеклянному куполу веточки с дрожащими листочками. Соснята и елочки тоже росли вовсю.
И все равно их было мало.
Катастрофически мало.
Чтобы восстановить черный пустырь, таких саженцев необходимы легионы.
От этой мысли стало грустно. Тут сколько не бейся, а против таких страшных разрушений не попрешь. Годы пройдут, пока удастся вырастить новый лес. Даже с помощью магии все не восстановишь по щелчку пальцев.
Труда предстоит много…
— Мам, мы с Глазунчиком мандрагоры поливаем, — сообщила довольная собой Альбинка.
Птенец послушно топал за ней по растрескавшимся плиткам пола от фонтана к грядке и обратно и с любопытством крутил по сторонам головой. Шея у него проворачивалась градусов на триста шестьдесят.
— Молодцы.
Санька выполола сорняки под овощами и в съедобной зелени. Организовала ящик под компост. Подготовила горшки под новую рассаду. С помощью волшебной воды она рассчитывала прорастить в качестве эксперимента найденные в лесу орехи и семена. Горшки побольше подготовила для саженцев, выросших неудачно в дикой природе. Тех, например, которым не посчастливилось проклюнуться слишком близко к взрослым деревьям. У таких обычно будущего нет.
«Все равно их будет мало, — разочарованно думала Санька. — Вот приедет королева, увидит пепелище, и что? Ничего хорошего…».
На выходе из оранжереи их ждали заблудни. Зной разморил пневолков, они лежали в траве, высунув языки.
— Мам, давай в озере искупаемся? — предложила Альбинка. — Жарко.
— Давай, — поддержала идею Санька.
Лето было в разгаре, но тепло все никак не доходило до пика. То дождь, то внезапная прохлада.
Этим летом они с Альбинкой еще не искупались ни разу.
Спустившись к озеру, мать и дочь прошли вдоль берега несколько десятков метров, чтобы не беспокоить гнездящегося алконоста с его кладкой. Расположились на пляже, разделись и пошли по песку к воде: Санька в белье, Альбинка в одних трикотажных детских трусиках.
Птенец остался охранять вещи. Его насест воткнули возле скинутой обуви. Альбинка велела:
— За мной не ходи. Тут жди. Сторожи.
И Глазунчик послушно остался.
Они плескались в воде где-то с полчаса, потом выбрались на берег и растянулись на теплом песочке.
Солнце приятно пощипывало кожу, растекалось по внутренней стороне замкнутых век светлыми кляксами. Лазурная высь, перечеркнутая штрихами прозрачных облаков, полнилась скрипами проносящихся на огромной скорости стрижей. С воды им вторили чайки, сгрудившиеся посреди озера белым островком. В прибрежной траве, что начиналась левее пляжа, крякали утки и пищали утята.
Вдруг издали, с запада, ветер принес крики мандрагор. Они вопили недовольно, будто хотели прогнать кого-то прочь.
Санька открыла глаза, села, прислушалась.
Крики стихли, но через какое-то время над древесными кронами, что густо зеленели вдоль западного берега озера, поднялась растревоженная птичья стая. А потом…
…Санька готова была поклясться, что потом она на секунду услышала плач ребенка.
— Аль, ты слышала? — уточнила она у дочки.