Потянулись вдоль дороги дачные поселки.
Сначала машин встречалось довольно много. Саньку то и дело кто-то обгонял — она плелась на шестидесяти, уж слишком крута и извилиста была дорога. Потом, когда осталось за спиной небольшое курортное озеро, проезжая часть почти полностью опустела.
Дачи кончились. По обеим сторонам раскинулись поля. В открытое окно густо пахнуло донником. Смеркалось. Свет фар скользил по широким листьям ощетинившегося возле обочин борщевика. Бледный туман собирался в канавах и низинах, вытекал на дорогу светлыми лентами.
Альбинка мирно спала на заднем сиденье. Машину качало на выбоинах, пришлось сбавить ход. Эту дорогу, похоже, давно не ремонтировали.
Тишина и пустота умиротворяли, успокаивали.
Они далеко от Андрея…
Санька не могла забыть его покрасневшие от ярости и алкоголя глаза, когда он замахнулся на нее. И ударил. Она даже не поняла, за что. Хотя когда мужу нужны были для этого причины?
Дорога вильнула и погрузилась в лес. Стало еще темнее. Где-то вдалеке заунывно провыла сирена гаишников. Чего они тут забыли? В этом захолустье? Гонщиков, наверное, ловят. Санька слышала про таких — собираются на пустынных дорогах и гоняют друг с другом на деньги. Не попасться бы им на пути — сметут.
Вдруг впереди, прямо на дороге, задвигалось что-то большое и черное.
От неожиданности Санька резко нажала на тормоз, и машина, взвизгнув, встала как вкопанная.
Фигура на пути двинулась, поплыла к краю асфальта черным облаком на длинных ногах-колоннах. Бесшумно, тихо, плавно. Заметив Санькин взгляд из-за лобового стекла, встала и тоже посмотрела.
— Ма-а-ам, что случилось? Почему мы не едем? — сонно протянула с заднего сиденья проснувшаяся Альбинка.
Резкое торможение разбудило ее. Девочка терла глаза и тревожно вглядывалась в разбитые угловатым светом фар сумерки.
— Тс-с-с, Аль… — Санька прижала палец к губам и приглушила свет. Прошептала дочери: — Смотри. Лось.
— Ух, какой! — восторженно воскликнула та и тут же зажала ладошкой рот, добавив одними губами: — Сними его на телефон, мам.
Лось стоял совсем рядом с машиной, длинноногий, шоколадно-гнедой, с крутой высокой холкой, с косматой бородкой, с новенькими рожками в пушистом бархате, короткими и неострыми. В его темных глазах плясали серебристые искры, отчего казалось, что в глубине черных горизонтальных зрачков притаился целый космос.
Санька послушно потянулась за телефоном, лежащим на соседнем сиденье, но отчего-то так растерялась, что выронила его. Гаджет упал под ноги, куда-то под педали, пришлось лезть за ним…
Когда смартфон наконец нашелся, лося уже простыл и след.
— Ну, ма-а-ам-а-а, — разочарованно хныкнула Альбинка. — Лось ушел.
— Не расстраивайся, встретим другого. Тут везде лес. И везде лоси. Наверное… — неуклюже успокоила дочку Санька. — Нам еще долго ехать. Спи.
Фары зажглись, машина тронулась.
Дорога запетляла сильнее прежнего.
Санька тревожилась — если так пойдет и дальше, до Полянкино они доберутся гораздо позже, чем она рассчитала. Сорок километров в час на спидометре… Этак они еще часа четыре будут плестись. Но быстрее не поедешь, мало ли какие лесные звери выскочат из-за поворота?
Впереди снова провыла сирена ДПС. Уже ближе. Вскоре из сгустившегося тумана вылетел навстречу «уазику» белый «форд» с голубыми полосами на бортах и красно-синей мигалкой.
«Форд» преградил путь — пришлось остановиться.
Санька занервничала. Вроде все в порядке: на месте страховка и документы, и скорость она не превысила, — но что-то тревожило, тяжелым предчувствием оседало в душе.
— Доброй ночи, лейтенант Петренко, предъявите документики, пожалуйста… — В окно сунулось красное щекастое лицо сотрудника ДПС и тут же расплылось в улыбке. — Сашка, ты, что ли? Здорова.
— Привет.
А про себя подумала: «Черт! Только тебя сейчас не хватало». Этот краснолицый Петренко был лучшим другом и частым собутыльником Андрея…
— Ты чего тут среди ночи-то катаешься? — Петренко деловито заглянул в салон. — И дочка с тобой? А машина чья? — Он вдруг резко поменялся в лице, его крошечные глазки стали подозрительными и злыми. — Правда, выходит…
Сашка занервничала еще сильнее, залепетала, сбиваясь:
— Машину одолжила. Я поеду, ладно? Мне надо… Мы торопимся… Нас ждут.
Петренко глянул еще суровее:
— Э-э-э нет, подруга, не выйдет. Мне Андрюха пять минут назад звонил и жаловался, что ты от него к любовнику решила сбежать… Я думал, по синьке он, а, выходит, правда… Так что ты, это, давай-ка разворачивайся и поезжай домой, к мужу родному… А то — ишь! Давай-давай… Я, того, прослежу…
Санька похолодела от ужаса. Перед мысленным взором всплыло перекошенное лицо супруга и его занесенный кулак.
Нет!
Ни за что она к нему не вернется!
И Санька запаниковала. Газанула с места. Влет, как заправская гонщица, переключила передачи. Петренко еле успел отскочить — «уазик» чуть не проехался по его ботинкам. Пара ловких прокрутов руля, и «форд» ДПС остался позади. Раздались и остались за спиной недовольные окрики. Взвыла сирена, но Санька уже все для себя решила.
Она не сдастся и не вернется назад.
— Мама, гони! Мы с тобою, как в фильме про погоню! — радостно завопила молчавшая до этого момента Альбинка.
— Держись, доченька, сейчас поедем быстро, — сквозь зубы ответила Санька, вперившись немигающим взглядом в пробитую желтым светом фар тьму.
Дорога вильнула раз, другой, третий, и погоня отстала. Но вот лес резко кончился, потянулась за окнами то ли болотина, то ли поле. В зеркале заднего вида быстро возникла красно-синяя слепящая мигалка и стала стремительно нагонять.
Санька закусила губу, судорожно соображая, что делать.
Справа округлились клубы густого ракитника, мелькнули между ними две землистые колеи. «На асфальте они меня точно нагонят, а вот по кривой проселке охотничий «уазик» ловчее их иномарки пройдет», — сообразила Санька и решительно свернула за кусты. Машину задергало, затрясло — дорога оказалась совсем негодной, исполосованной ямами, заваленной камнями, перечеркнутой венами неизвестно откуда взявшихся древесных корней.
Прутья захлестали по камуфляжным бортам «уазика», словно подгоняя — быстрее! Санька мертвой хваткой вцепилась в руль, чтобы не выбило при тряске. Пролетела, ничего толком не соображая, еще пару десятков метров под горку — дорога спускалась куда-то вниз — остановилась, выключила фары и заглушила мотор.
Повернулась к Альбинке:
— Ты в порядке?
— Мама, класс! Ты как в «Хот Вилс», — веселилась дочка.
— Тише, — приструнила ее Санька. — Посиди молча, а я погляжу, отстали или нет.
— Мама крутая. Мама-шпионка, — прошептала, улыбаясь, Альбинка, и Санька тоже улыбнулась.
Первый раз за этот отвратительный день.
Похоже, что Петренко действительно отстал: то ли не заметил поворот на проселку, то ли решил не лезть туда на новеньком казенном «форде». Звук сирены отдалялся. Мигалки не было видно из-за густого подлеска.
Санька огляделась. С двух сторон от дороги, на которой они стояли, росли молодые осинки и березки. Их стройные стволики окружала серебристая мягкая трава, топорщились из нее остренькие пушистые колоски. Один лишь старый пень, весь серый, узловатый и перекошенный, выделялся из общего юного растительного буйства.
Санька еще раз прислушалась. Сирена прозвучала совсем далеко и замолкла окончательно. Туман серебрился почти у самых ног. С запада надвигалась гроза.
Санька задумчиво посмотрела в сторону шоссейки. Интересно, куда поехал Петренко? Хорошо бы в город. Иначе до Полянкино им не добраться. Она оглядела две тонюсенькие колеи и устало вздохнула. Эх, да тут сначала развернуться бы. Проселка такая узкая, стиснутая с двух сторон кочками и канавками. Станешь крутиться — засядешь крепко, тогда вообще, как в капкане…
Придется проехать еще вперед и подыскать подходящее место для разворота.
Вернувшись в машину, Санька пристегнулась и заблокировала дверь по старой привычке. Один раз у нее еще из Андреевой «Волги» утащили на заправке кошелек…
Стало тихо-тихо, от этого Альбинкин изумленный шепоток прозвучал над ухом просто оглушительно:
— Мама, ты его видела?
— Кого? — не поняла Санька, оборачиваясь к дочери.
Та, завороженная чем-то, указала пальцем за окно.
Санька вгляделась в прогал между березками.
Серого пня под ними больше не было.
— Аль, а кто там был-то?
Санька проверила центральный замок — закрыто. В душе возникло странное, неопределенное чувство, будто все происходящее в какой-то пропущенный ею по невнимательности момент обернулось из яви сном.
Протерла ладонями глаза. Может, показался ей этот пень? Может, не было его вовсе? А Альбинка просто шутит? Фантазирует от усталости и скуки?
Хотя какая уж тут скука…
В ответ прозвучало:
— Зверь какой-то.
Зверь. От этого Саньке сразу стало спокойнее. Ну конечно! Мало ли какие в лесу лисы-барсуки бегают? Хотя размер у «пня» был явно не лисий. Но и не медвежий.
Собака еще, быть может, бродячая…
— Какой зверь? Расскажи конкретно? — стала допытываться она у дочки.
Альбинка виновато развела руками:
— Не знаю. Не разглядела. Вроде уши у него были…
— Уши, Аль, у всех есть, — отметила Санька.
— А вот и не у всех, — стала спорить Альбинка. — У рыбы нет.
— Есть. Внутри головы. Снаружи не видно…
Санька еще раз внимательно оглядела седую траву под вуалью тумана. Луна взошла и теперь светила бледно сквозь облачную вату. Пролегли от березок и осин акварельные тени.
«Уазик» завелся и пополз вглубь молодого леса. Все дальше и дальше от странной полянки. Санька посмотрела в боковое зеркало и обмерла. Пень торчал позади, чуть правее от прежнего места, в тени. Он казался еще более узловатым и бесформенным, чем при первом появлении, и где там Альбинка разглядела уши? На зверя точно не похоже.
Стоило Саньке подумать так, как у верхушки серого пня зажглись два ярких желтых огонька.