релым. Слишком спокойным и слишком загорелым. Глаза горели.
– Ты че со мной наделал, чертина? – проговорил, запыхаясь, Егор. Лицо его пылало от жара. После он поднялся из канавы и утер пот. – Я теперь че, живой водой ссу? У меня весь дом травой зарос, коров пасти можно.
– Ты хотел суперспособность, так вот она. По герою и способности. – усмехнулся Леший.
Егор хотел его схватить, но леший извернулся и ловким движением сбил мужчину с ног, после чего тот повалился обратно в свою канаву.
– Ты чего хотел? Хотел горы мизинцем двигать? Быть лешим – это не дар, а обязанность. Ты теперь особенный, гордись этим. А все остальное нужно просто принять. А не хочешь принимать, так нечего и орать лишнего. Валяйся в своей канаве и не высовывайся.
– Ты мне не говорил, что придется…
– Я не могу знать, что тебе придется. Ты взял на себя ответственность стать руками и глазами леса. Не меня, а леса. И не я, а лес решает, что тебе уметь, а что не уметь. Не хочешь, давай меняемся назад. Честно говоря, я не думал, что ты протянешь дольше. Алкаш хренов.
– Протяну. – проворчал Егор. Он поднялся из канавы и поправился. Лицо его гордо вздернулось, а губы поджались.
– Ты обрел великий дар, помни это. Ради такого можно и потерпеть. Только не разбазарь его. – добавил леший, и пошагал прочь.
– Не разбазарю. – огрызнулся Егор, поправляя на себе майку. После он пнул валявшуюся в канаве бутылку и стал выбираться.
Потянувшись и зевнув, Егор поднялся со старого матраса, который лежал в огороде между грядок с луком. Солнце светило все еще высоко, а жар стоял невыносимый. В небе было почти ни облачка. От покрывавших дрова кусков железа веяло жаром. Егор подошел к большой ржавой бочке с водой, вокруг которой торчала крапива и умылся. Вода почти сразу испарилась с сонного лица мужчины. Тут же он поднял ведро с водой и отпил из него, а после зашел во двор. Проходя мимо зеркала в коридоре он остановился и попозировал, напрягая свои пухлые руки.
– Дай сотню! Не хватает. – проговорил Егор, подойдя к бабушке, которая трудилась на кухне. Тут же он схватил со стола пирог и закинул в рот. Вслед за пирогом во рту исчез так же заветренный кусок сыра.
– На что? – ответила та, не оборачиваясь на него. Старушка чистила щеткой чугун, то и дело утирая рукавом лоб.
– Так… Я в конце месяца с Серегой пойду, заработаю. Все отдам. – ответил Егор, берясь за молоко.
– Денег надо, так пошел бы хоть поработал где, а то лежишь, как на курорте. Шла сегодня, чуть не споткнулась о тебя, думала уж не умер ли. Дед твой раньше всегда вот так, как свалится, и все…
– Да говорю отдам. Дело чести. Сказал отдам, значит отдам, порвусь, но отдам.
– Видали мы ваше дело чести. Чести. – выдохнула Бабушка. После она подошла к шкафу и достала из пакета деньги.
– На. – протянула она сотню. – Если в магазине будешь, возьми там соли. Кто-то всю… высолил. И посмотри может еще перец…
– Баб, да не разбираюсь я в этих всех перцах. Опять все не то будет.
– Ну ладно. Возьми соли хотя бы. Совсем нет.
– Спасибо, Баб. – ответил Егор, смутившись. – Я говорю, дело чести. Ты не переживай. У меня вот дело пойдет, заживем. Вот увидишь. Я тебе не только соли, чего хочешь…
– Иди, иди уже…
Пройдя мимо нескольких старушек, которые сидели на лавке рядом с сельским магазинчиком и выдержав все испытующие взгляды, Егор поправил задравшуюся майку и взбежал по лестнице на высокое деревянное крыльцо. Каждая ступень приветствовала его скрипом. Далее он вошёл внутрь. Перед прилавком стояли две женщины и вели беседу с продавщицей, которая отмахивалась от мух и от жары сложенным из газеты веером. В стороне от кассы жужжал вентилятор с несколькими привязанными к нему ленточками.
– Пива подайте. – проговорил Егор и протянул сотню. От стоявшей в магазине духоты ему сделалось плохо.
– Подождешь! Пива… Меня не видно что ли, стою. – огрызнулась на него одна из женщин. – Ну и наглость…
– Ну так вы стоите, а я по делу пришел… – усмехнулся Егор в ответ.
– Хороши у вас дела, ничего не скажешь. – ответила ему вторая женщина.
– Есть для травы что-нибудь? – обратилась первая женщина к продавщице. – Васька со своим футболом все вытоптали, свинарник под окном мне развели.
– Удобрения есть, соль вон какая-то, подать?
– А семян никаких нет? Не знай как теперь растить ее…
– Нет, только удобрение.
– Не надо. У меня этого удобрения там теперь до жопы. Хоть грядки сади. А травы нет. Как дождь пойдет, до крыльца не доберешься, трясина настоящая.
Собрав котомки, женщины пошагали в сторону выхода. Егор остался у кассы. Лицо его остановилось. Глаза его озарились проблеском гения.
– Пива-то надо? – обратилась к нему продавщица. Она с недоверием оглядела его, а потом шлепнула себя по руке, прибив муху.
– А? – вышел из оцепенения Егор. – Пива? Да, давайте. Часто у вас траву просят?
– Да бывает. Сейчас же газоны у всех, вот и сходят с ума. Будто в поле травы им не хватает. – ответила продавщица, нагнувшись за пивом.
– Травы да, не хватает… – как бы в забытии проговорил Егор.
Почесав молотком спину, Егор подошел к Столбу, стоящему на центральной деревенской площади, а потом достал из корзины кусок картона. Далее он выплюнул в руку ржавый гвоздь. Прижав картон локтем, Егор приколотил его к столбу.
На картоне было написано маркером:
“Озеленение участков.
Высаживаем траву за один день на любые поверхности.
Гарантия”
– Баб, дашь в долг три сотни? Хотя нет, давай пять. – прокричал Егор, вбежав в огород. После он умылся водой из ведра, широким жестом плеснув ее себе на лицо. Его бабушка стояла над грядкой с лейкой. Вечернее солнце все еще ярко сияло в небе, но жар уже спал. Прохладный ветер колыхал листву нескольких вишен, стоявших в стороне у покосившегося забора. В листве пели птицы. Несколько кур рылись между грядок.
– Я сегодня же отдам. Мне на бизнес. Дело свое начинаю. – добавил Егор, не дождавшись никакой реакции. Сорвав с грядки лук, он засунул его себе в рот и стал жевать, с радостью в глазах озираясь по сторонам.
– Что еще за дело? Опять фонари в лесу вешать? – выдохнула старушка, разгибаясь. – С прошлого разу фонарей уже хватило. Все зайцы должно быть посветлу ходят, одни мы во тьме шаримся. Ты бы лучше шел хорошего чего сделал, забор вон еле стоит, гляди того прибьет свалится.
– Да какие зайцы, бабуль. Я говорю, сегодня отдам. С процентами. Стыдно просить, но все же прошу, потому, что знаю, дело выгорит.
– Что выгорит? Вот я и говорю, у тебя что не дело, так что-нибудь выгорит. Опять участковый будет ходить… Весь сахар вылакал.
– Да ничего не выгорит. Это говорят так… Аааа… Я тебя не обману, честно. Ты же знаешь, для меня дело чести, сегодня не отдам, так уж завтра точно. Душу продам, а отдам. Вот если пойдет, я тебе камаз этого сахара привезу, будешь ведрами чай пить.
– Где же столько взять его?
– Да вот найду, где взять. Ты бабуль не сомневайся, у меня все серьезно. Хочешь, крест вот дам.
– Ну что с тобой делать… Раз уж дело…
Пройдя по узкой дорожке, проложенной меж кустов и огромной кучей старых кирпичей, Егор вышел на задний двор каменного дома с покатой крышей. Сам дом был выкрашен в яркий фиолетовый цвет. Крышу двора покрывало несколько баннеров. С одного из них Егору улыбалась какая-то выцветшая девушка. На том месте, где должен был находится глаз девушки, валялось старое мотоциклетное колесо. Стена, выходившая в огород, имела маленький, увитый плющом навесик. Солнце только что зашло, и по земле начинал стелиться вечерний туман. Впереди Егора шла полная женщина. Обутыми в галоши ногами она откинула в сторону несколько камней, а потом повернулась к Егору.
– Вот здесь. – Указала женщина пальцем в сторону площадки за домом, огороженной низким заборчиком из жердочек. Вся она была завалена остатками строительного мусора. После этой площадки и заборчика начинался огород с грядками и с одной теплицей.
– Дети играют здесь, а погляди, что творится. – проговорила женщина. Две кошки огорошено смотрели на нее с низенькой, потонувшей в крапиве лавочки. – Думала вырастет сама трава, да что-то не растет. Одна крапива вон везде торчит, да репейники. Ты крапиву-то не выводишь?
– Пока не вывожу, может начну. – ответил Егор, оглядываясь.
– Ну начнешь, так заходи к нам, тут ее вдоволь навыводишься. Так чего тебе еще, свет может провести? Давай фонарь хоть дам, стемнеет сейчас.
– Не нужно, спасибо. – ответил Егор, ставя на землю большой, военный рюкзак. – Траве нужна темнота, в свете нельзя ее растить. Сейчас дождусь, когда стемнеет совсем и начну.
– Ну гляди. Первый раз такое слышу. Лопату может дать еще, или вилы? Вон там, если что, стоят. В углу, под клеенкой.
– Ничего не нужно. Это же не огурцы, чтобы лопатой их сажать. Вы идите, я тут разберусь.
– Ну хорошо, пойду тогда. Ты если чего, кричи, я дома буду.
Дождавшись ухода женщины, Егор согнал с лавки кошек и подтащил к ней свой рюкзак. После он сел на лавку. На улице стремительно темнело. Кусты и низкие деревца тонули в наползающем мраке. Понизу стелилась легкая дымка, от которой веяло прохладой. В небе появлялись звезды. В кронах трех высоких берез, стоявших вдалеке, допевали свои песни птицы. Где-то лаяли собаки. Вдалеке тарахтел трактор. Егор взял из кармана огурец и засунул его в рот, глядя в сторону дотлевающего огня заката.
Дождавшись, когда на дворе стало совершенно темно, Егор достал из рюкзака три пятилитровых бутылки пива. Тут же он открыл одну из них и залпом выпил почти треть.
– Ну, поехали. – пробормотал он, утираясь. – На выход, травушка муравушка.
Рано утром, к деревянному дому, в котором жил Егор, подъехал уазик. Верх его был открыт, а на одном боку красовалась вмятина. Проревев мотором и подскочив на валявшемся в траве кирпиче, он резко затормозил у крыльца. Утреннее солнце засверкало в его стеклах. После, из дверей вывалился тощий молодой человек в очках и с коротко стриженными волосами. На нем были шлепанцы, шорты и запачканная краской майка, поверх которой висел увесистый золоченый крест. В лучезарной улыбке его недоставало пары зубов.