— Водка нельзя. От водка в тайге смерть найдешь, — сказал охотник, повернулся и неторопливо направился в обратный путь.
У первого вагончика их повстречал раздраженный Шумейко.
— Вы где были? — оглядев Димку и Зину, спросил он и на его щеках заиграли сердитые желваки. — Я тут весь городок на ноги поднял. Вездеход ушел за вами в тайгу с самого утра. Панов на нем уехал.
Шумейко был сердитым. Зинка, сгорая от стыда, опустила голову. В его глазах она прочитала жесткий упрек. Он словно говорил: я знаю, зачем вы ушли в тайгу и почему остались там на ночь. Зинка отвернулась. Димка начал рассказывать о том, как они заблудились и в конце концов наткнулись на охотничью избушку, которая и спасла их от холода. В конце рассказа Димка хотел попросить начальника, чтобы он выделил им с Зинкой половину вагончика, в котором они могли бы жить вместе. Но у того не было никакого желания выслушивать рассказы, а тем более просьбы.
— Больше за лыжами ко мне не приходи, — сухо сказал Шумейко и повернулся к Зинке: — А ты марш на кухню. Сегодня мужики из-за тебя без обеда остались.
Он поднял руку, пытаясь сказать что-то еще, но только махнул ей. Перевел взгляд с Зинки на Шабанова и пошел к себе в контору. Димка зашел в свой вагончик. В нем было так тепло и сухо, пахло таким родным духом, что он, расстроившись из-за тех хлопот, которые доставил начальнику участка, сразу успокоился. Паша Коровин сидел на постели и рассматривал лежавшую на коленях большую и красивую шкурку выдры. Откуда она появилась, Димка не мог понять.
— Ты что, тоже ходил на охоту? — спросил он Пашу.
Тот провел кончиками пальцев по переливающемуся темно-шоколадному меху, улыбнулся отстраненной улыбкой и, не отрывая взгляда от выдры, сказал:
— Понимаешь, выхожу я вчера из вагончика, а около него стоит какой-то странный человек с ружьем на плече и самодельными лыжами в руках и пытается заглянуть в наше окошко. Я у него спрашиваю: «Чего тебе надо?» А он отвечает: «Шкурка хочешь?» Какая, думаю, шкурка? Молчу, смотрю на него. Он развязывает рюкзак и достает оттуда вот эту выдру. «Сколько?» — спрашиваю я и лезу в карман за деньгами. Он говорит: «Деньги не надо» — и начал засовывать шкурку назад в рюкзак. Тогда я спросил: «А что тебе надо?» «Водка надо», — ответил он. Но ты же знаешь, водку у нас не продают. Я побегал по городку, нашел у ребят четыре бутылки, что держали в заначке, принес ему, а он говорит: мало. Отвечаю, что больше нету. Короче, отдал я ему четыре бутылки и еще сто рублей. Шапка выйдет, закачаешься.
Он поднял шкурку на вытянутой руке, встряхнул ее и сочно чмокнул губами. Коровин был так обрадован неожиданным приобретением, что даже не спросил, где Димка провел ночь и как он вообще сумел выжить целые сутки в тайге на таком холоде. Димку резануло это абсолютное безразличие к судьбе товарища, но он понял, что говорить сейчас с Пашей на подобные темы бесполезно. Радость бесценной покупки для него гораздо дороже жизни всех остальных людей вместе взятых.
Димка снял куртку, повесил ее на гвоздь и сел на свою кровать. И сразу почувствовал, что у него нет сил, чтобы подняться с нее. Если бы пришлось бродить по тайге еще несколько часов, он бы не выдержал. Спасибо охотнику. Димка покосился на Пашу, который все еще разглядывал шкурку, и спросил:
— А что это был за охотник? Как он выглядел?
— Я его что, рассматривал, что ли? — удивился Паша. — Абориген какой-то. Собака с ним была. Черная, с белым галстуком на груди. Все по городку бегала, вагончики обнюхивала.
Димке почему-то показалось, что этим охотником должен быть Пырчин. Но у того были две собаки и обе серые. Кроме того, Пырчин не пил водку, он сам об этом сказал. Значит приходил кто-то другой. Это в какой-то степени утешило Димку. Беспокоило другое: как сейчас чувствует себя Зина? Она устала больше него, но отдохнуть ей не придется. Если мужиков, оставшихся без обеда, не накормить и ужином, возникнет скандал. Ему вспомнилась избушка, в которой они ночевали, и Зинка, испугавшаяся мышей и прижавшаяся от страха к нему. От этого воспоминания потеплело в груди и на лице появилась чуть заметная улыбка. «Она еще наивная, как ребенок, — подумал Димка, — и славная. А может быть поэтому и славная? Ведь непосредственность всегда очаровательна».
Димка решил идти на кухню и помочь Зине. Усилием воли он заставил себя подняться. Он уже шагнул к вешалке, чтобы надеть куртку, но в это время дверь отворилась и на пороге появился Шумейко. Паша Коровин испуганно сунул шкурку выдры под подушку. По всей видимости побоялся, что начальник участка может выпросить ее у него. Но Шумейко не заметил торопливого движения Паши. Прикрыв за собой дверь и оглядевшись, он спросил Димку:
— Где находится избушка, в которой вы ночевали?
— Километров пятнадцать отсюда, не меньше, — сказал Димка. — Мы от нее шли часов пять. А что?
— Я второй вездеход послал, чтобы нашел Панова и велел ему возвращаться. — Шумейко помолчал, посмотрел на Димкину куртку, висевшую на гвозде, и сказал: — Охотник твой к нам вчера приходил. Предлагал рыбу. Но за ней на вертолете лететь надо.
— Ну и что? — спросил Димка, который не понял, зачем Шумейко расспрашивает его об этом.
— Охотник ведь и соврет — не дорого возьмет. Пошлем туда вертолет, а рыбы там нету. А знаешь, сколько сейчас вертолет стоит?
— Тот охотник, которого видел я, сюда не приходил, — сказал Димка. — В городок приходил другой, с ним Паша разговаривал.
Шумейко повернулся к Коровину. Паша подвинулся на кровати, закрывая спиной подушку.
— Что ты можешь сказать об этом охотнике? — глядя на него, спросил Шумейко.
Паша пожал плечами и неопределенно ответил:
— Даже не знаю. Он водку спрашивал, а откуда она у нас? На трассе водкой не торгуют, это всем известно.
— А охотнику неизвестно, — сказал Шумейко. — Но если водку спрашивал, значит веры ему никакой.
Он взялся рукой за ручку двери, намереваясь выйти. Но Димка задержал его.
— Степан Кондратьевич, — сказал он, не сводя настороженного взгляда с глаз начальника. — Нельзя нам с Зиной выделить половину вагончика?
— Вы что, поженились, что ли? — спросил Шумейко, ничуть не удивившись вопросу.
— Да, решили. — Димка все так же смотрел в его глаза.
— Вот когда поженитесь, тогда и приходи просить вагончик, — сказал Шумейко и, повернувшись, вышел.
У Паши Коровина, до этого неподвижно сидевшего на кровати, от неожиданности отвисла челюсть. Последняя фраза Димки ошеломила его. Он долго смотрел на него, моргая ничего не понимающими глазами, потом спросил:
— Ты что, на самом деле решил жениться?
— А что тут такого? — не понял Димка. — Когда-то это делать все равно надо.
— На Зинке? — Паша выглядел не просто удивленным. Новость, казалось, раздавила его.
— Ну да, на Зинке, — кивнув головой, подтвердил Димка.
Паша уперся локтями в колени, опустил голову и сказал дрожащим голосом:
— А как же я? Я же хотел идти к ней свататься.
Теперь уже удивился Димка. Они жили с Пашей вместе с того дня, как прибыли на трассу. И за все это время он ни разу не произнес ее имя. А сейчас выходит, что он ее тайно любил. Мало того, даже собирался жениться. Димке по-человечески стало жаль Пашу, но помочь ему он ничем не мог.
— Думал заработаю денег, куплю машину и сразу же пойду свататься, — сказал Паша, обхватив лицо ладонями. Его голос дрожал, казалось он вот-вот заплачет.
— Я-то здесь при чем? — произнес Димка, пожав плечами. — Любовь не назначает день, когда в ней надо признаться.
— Знаешь что? — Паша поднял искаженное болью лицо. — Иди-ка ты лучше отсюда со своей любовью.
Димка понял, что для него и в самом деле лучше всего исчезнуть с глаз Паши. Он надел куртку и пошел в столовую. В ней вкусно пахло, из кухни доносилось позвякивание посуды. На огромной сковороде, шкворча, жарился фарш, который Зина помешивала специальной ложкой. Димка просунул голову в раздаточное окно, потянул носом и спросил:
— Что это ты сегодня готовишь?
Зина вспыхнула, поправила пальцами накрахмаленный колпак и ответила как бы между прочим:
— Лапшу по-флотски.
— А я думал тебе картошку надо чистить, — сказал Димка. — Пришел помочь.
— Иди сюда, — Зина поманила его пальцем и шагнула к раздаточному окну.
Димка вытянул шею. Зина подошла и подставила ему щеку. Он торопливо ткнулся в нее и, схватив Зину за плечо, попытался поцеловать в губы. Она выскользнула из-под его руки, засмеялась и произнесла:
— Не все сразу.
— А я хочу все и сразу, — сказал Димка.
— Слишком многого хочешь, — ответила она, легким движением откинув выбившуюся из-под колпака прядь огненных волос.
Но по ее радостным глазам он понял, что все это только игра словами. Она отдала бы ему все и сразу, только бы он был таким ласковым, как сейчас, только бы любил ее трепетно и нежно.
И Димка вдруг почувствовал, как необыкновенное, горячее тепло ткнулось в сердце и разлилось по всей груди. Это было счастье. Оно струилось от золотистых Зининых волос, от ее взгляда, от легкого, неслышного дыхания, от всего ее существа. Ему вдруг стало страшно оттого, что кто-то другой мог вот так же, как он, поцеловать ее, обнять за плечо, прижать к себе. Перед глазами встало искаженное болью лицо Паши Коровина, скрывавшего тайную симпатию и притязания на Зину. Теперь ему уже не было жалко Пашу. Наоборот, он радовался тому, что тот держал свои чувства в тайне. Если бы он первым начал ухаживать за Зиной, кто знает, как бы повернулись сейчас обстоятельства. Навалившись грудью на раздаточное окно, он спросил:
— Зин, а ты могла бы выйти за Коровина?
— Ты шутишь? — Она уставилась на Димку сразу посерьезневшими глазами. — Почему ты задаешь мне этот вопрос?
— Ну знаешь… Вдруг бы со мной что-то случилось.
— Что, например?
— Умер бы. — Димка склонил голову, сделал печальное лицо.
— Глупый ты, Дима, вот что я тебе скажу, — ответила Зина. — И еще у меня одна просьба. Никогда больше не говори ни о Коровине, ни о своей смерти.