И Женя решительно поднялась, вцепилась обеими руками в ручку коляски и быстро покатила ее к террасе.
– Женька, да что с тобой?! – Наташа вскочила и со своей коляской поспешила за ней. – Не понимаю, что с тобой происходит. Это жена коллеги – у нее же мотив есть! Говорю же, ревность! Это ли не зацепка?! Вот увидишь, Журавлев твой наверняка уже ее допрашивает. И она признается, признается! Ну или ее расколют, она проговорится!
– Нет-нет, все, хватит. Нарасследовалась вчера. В этом свекольном салате было так много чеснока, мне кажется, что от меня до сих пор им пахнет…
Наташа, прошу тебя, не надо меня уговаривать. Я твердо решила. Возвращаюсь в семью. Совсем Мишку вот забросила. Увлеклась красивым парнем, словно имею на это право. Нет-нет, как-то все закрутилось, и расследование, и Павел этот… А что, если бы мы когда-нибудь оказались с ним вдвоем, и он… или, наоборот, я не выдержу… Ты же видишь, какой он красивый, меня прямо трясет от одного его вида. У него такие веки, ресницы, губы… Наташа, все, говорю! Сейчас вот поручу Мишу няне и пойду в сад, поработаю, прополю цветы, полью… Или поставлю тесто и напеку пирожков. Хотя нет… С пирожками я погорячилась.
Она стояла на террасе, задумчивая, сосредоточенная и какая-то растерянная, напуганная собственными мыслями, и Наташа, слушая весь этот ее наивный бред, едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
– Нет, пожалуй, пирожки я печь не буду. Я поеду в Москву, вот прямо сейчас, и куплю себе что-нибудь из одежды. Или новое белье. Или и то, и другое. И новую помаду. И духи. Весна, мне хочется быть неотразимой. Хочется, чтобы Борис влюбился в меня, как в первый раз. И чтобы Журавлев увидел это, понял, что у нас все нормально, и чтобы… чтобы не смотрел на меня таким вот пожирающим взглядом.
– Хорошо. Поезжай и привези каких-нибудь пирожных, душа просит. Или конфет.
– Привезу!
Женя быстро собралась и поехала в Москву. Вот зачем, зачем Наташа напомнила ей о существовании обманутой жены с тремя детьми? Мотив… Конечно, ревность – мощный мотив. Это всем известно. И если бы Лидию Каштанову просто нашли где-нибудь мертвую, отравленную ли, с разбитой головой или прирезанную, то этот мотив сработал бы. Проверили бы ее мужа, и доброжелатели из его окружения доложили бы кому следует о его связи с Каштановой. Вот и распутали бы клубочек.
Но здесь все сложнее. Лес, качели, Юра, Валя-Вика, сестра Лиля, невеста Настя, любовница Юры, она же родная сестра Каштановой, Надежда Занозина, сам хирург Занозин…
Оставив машину в подземном паркинге торгового центра «Охотный Ряд», Женя, радуясь тому, что не взяла с собой ни Наташу, ни мужа, почувствовала себя совершенно свободной и с каким-то особым чувством радости растворилась в шикарных бутиках. Как же давно она себе ничего не покупала!
Как в красивый светлый аквариум, она вплыла в отдел с нижним бельем и принялась перебирать нежные кружева трусиков, бюстгальтеров, халатиков. Набрав целую охапку, она вошла в кабинку и принялась примерять. И все-то ей нравилось, и все, что она выбрала, сидело на ней идеально.
И она начала фантазировать. Вот сейчас в примерочную войдет Паша Журавлев, такой высокий, большой, с сияющими глазами и обнимет ее, всю такую полуодетую, почти голую…
Она взглянула на себя в зеркало пристально, разглядывая не грудь и бедра, а лицо. Оно пылало. Но не от стыда – от удовольствия. Как же это хорошо, что человек умеет фантазировать, представлять себе то, чего даже и не может быть!
Женя вышла из примерочной кабинки и вручила продавщице ворох белья со словами: «Вот это беру!» Расплачиваясь на кассе, снова задумалась об Агневском, вспомнила свои слова о том, что прекращает расследование.
Получается, сдалась. Признала себя глупой и никчемной. Зря ее только расхвалил Ребров. И что теперь про нее подумает Павел? Ну и пусть… У нее есть муж, семья…
И тут она увидела Бориса, мужа. Он стоял к ней спиной. Он вместе с худенькой блондинкой, совсем девчонкой, выбирал белье. Его рука обнимала девушку за талию.
Женя окаменела. Расплатившись, она машинально сунула банковскую карточку в сумку, приняла от девушки мягкий и пухлый пакет с купленным бельем, прижала его к груди и теперь не знала, что ей делать, куда идти.
Ее мозг отказывался воспринимать эту картинку. Боря и молоденькая любовница.
«А ты как хотела, Женечка? Разве ты не знала, что все мужики изменяют? Тем более успешные, богатые, такие, как Борис?! Да ему стоит только посмотреть на девушку, и она будет согласна на все. Он снимет ей квартиру где-нибудь неподалеку от своего офиса, может, купит машину… Они будут вечерами обедать в ресторанах, и Борис, возвращаясь домой поздно, скажет, что был на деловой встрече. Собственно говоря, он же так и делает! А мне-то что делать? Как себя вести?»
Борис с девушкой вошли вместе в примерочную. Как же спокойно, свободно он себя вел! Словно бывал здесь не единожды, и ему явно здесь нравилось.
Сейчас они вместе будут выбирать белье… Он будет ее обнимать, а потом расстегнет ремень на своих брюках…
«Мамадарагая…»
Женя не помнила, как вышла из бутика, как шла по галереям, заходя и выходя из магазинов, расспрашивая что-то у продавщиц, пока не поймала себя на том, что спрашивает, есть ли здесь отдел для охотников. И ведь никто не спросил ее, что ей понадобилось в отделе для охотников. Как никто и не ответил ей, где можно купить оружие или нож. Да и сама она уже смутно помнила, что именно спрашивала, что хотела найти.
Она долго кружилась по торговому центру, обходя тот отдел белья, где ее муж развлекался в примерочной с девушкой. Она словно не могла найти выход, и когда уже почти нашла, когда сообразила, в какую сторону ей идти, чтобы попасть на паркинг, она вдруг увидела яркую цветную картинку, выхваченную взглядом из пестрого визуального ряда: Борис вместе с девушкой сидел за столиком в ресторане, парочка продолжала наслаждаться жизнью.
Уже на парковке Женя вдруг остановилась перед своей машиной и подумала, что вот сейчас как раз самое время сработать инстинкту самосохранения. Иначе она может погибнуть. Она не сможет в таком состоянии вести машину. У нее, похоже, все лицо перекосило от нервов. Зубы стучали, колени подкашивались, а еще ее тошнило. Что делать? Надо бы вызвать такси и ехать домой, пока она не села за руль и не помчалась куда глаза глядят.
Но в машину все-таки села, открыла отделение для перчаток, но перчаток там никогда не было. Зато было много другой всячины. В том числе перочинный нож.
Она взяла его в руки, вытащила лезвие. Нож хоть и небольшой, но острый. Им невозможно убить, разве что поранить. А кого она, собственно говоря, хотела бы убить? Кому причинить боль? Этой девочке, которой ее муж купил лифчик с трусами, а потом накормил в ресторане? Или мужу, который учит ее, как жить, что делать, а сам постоянно ей лжет о своей любви…
Она вернется в галерею, найдет их в ресторане, подойдет к ним сзади и по очереди всадит нож сначала ей в белую тонкую шею, прикрытую волной светлых волос, а потом Борису, прямо в шею, сбоку, где сонная артерия…
Женя так хорошо себе это представила, что даже «увидела», как брызнула кровь, как окрасилось все вокруг красным, эти капли на посуде, столе… Даже услышала, словно через слой ваты, расплывающиеся пространственные гулообразные звуки, это были крики подбежавших к ним перепуганных посетителей ресторана…
И в эту минуту она уже все поняла. Словно умылась, и вокруг сразу все стало ясным и четким.
Нет, она не прекратит расследование. Она теперь точно знает, что будет делать…
23. Май 2024 г
Валя-Вика
– Так как мне теперь к тебе обращаться? – спросил Юрий свою подругу детства, все еще не в силах поверить, что это точно она. Они уже больше трех часов сидели в ресторане и разговаривали, вспоминали свое детство, рассказывали о том, как живут сейчас. – Валя или Вика?
– Думаю, для тебя будет легче называть меня Валей, – ответила она, удивляясь тому, что этот вопрос прозвучал уже не первый раз за всю их встречу. – Хотя какая теперь разница? Все окружение знает меня как Вику. Но поверь, как бы ты ко мне ни обратился, я всегда отзовусь, улыбнусь. Ты не представляешь, как я рада нашей встрече.
– А уж как я рад! Думаю, что я надоел тебе уже своими эмоциями, но я никак не нарадуюсь, что ты жива! Что это ты сидишь здесь передо мной и ешь мороженое! Послушай, я тебе еще, наверное, не говорил, но ты стала такой красавицей! Такая… кровь с молоком! А еще ты какая-то настоящая. Вот.
Он не находил слов, чтобы выразить ей свою радость как можно полнее, чтобы она поняла, что эта встреча будет не последней, что он намерен с ней не то что встречаться, но дружить, общаться, впустить ее в свою жизнь. Что ему так хорошо с ней, легко, как было в детстве, когда из всех девчонок Сапроново он выбрал в подруги именно ее, Валю.
Он вдруг понял, что его не очень интересует то, где она живет и чем занимается, ему было важно именно то, что она жива, что ее не убили. И что теперь все его страхи исчезнут. Что он сможет теперь жить нормальной здоровой жизнью и перестанет комплексовать по этому поводу.
Пока он разговаривал с Валей, где-то в его сознании, параллельно мыслям о ней, он думал о том, что уже давно, оказывается, не хочет жениться на Насте. И вот только сейчас мог признаться себе, что он все то время, что они готовились к свадьбе, сторонился ее. Был неспокоен. Волновался, боялся той новой жизни, которую она для него готовила. Одно дело время от времени встречаться с девушкой и видеть ее всегда ухоженной, одетой, накрашенной и причесанной, а совсем другое – увидеть ее в домашнем виде. Это Валя в домашнем виде будет прекрасна, растрепана, розовая ото сна, вся такая милая и теплая, пусть даже в самой простой сорочке. И совсем другое – Настя. Он попытался вспомнить, какая она без косметики, но так и не вспомнил. Она никогда не ночевала у него, и после секса всегда возвращалась домой. И, даже принимая душ у него, не умывалась, приходила с сухим лицом, накрашенная, ресничка к ресничке…