– Я понял, – наконец оборвал он ее и отключил телефон.
– Юра, что случилось? Надеюсь, все живы-здоровы? – Валя не на шутку испугалась.
– Настя была у моей сестры Лили. Обедала у нее, кажется… Потом моя сестра предложила ей отдохнуть у нее в спальне. Там на столике стоит ее швейная машинка. Так вот, в машинку заправлен кусок ткани, точно такой же, из которого, возможно, сшито платье убитой Каштановой… Конечно, невозможно утверждать, что вот прямо из такой точно ткани, и что расцветка в точности совпадает, но Настя считает, что необходимо рассказать об этом следователю. Сама она боится, просит меня это сделать незамедлительно. У нее истерика, она плачет, напугана… Она только что вышла от сестры. Она считает, что Каштанову убила Лиля… Намекнула мне, что, возможно, она хочет убить и меня…
– У нее крыша, что ли, поехала? – возмутилась Валя. – Тоже мне, нашла убийцу! Да зайди сейчас в любой дом, где есть швейная машинка, наверняка под лапкой машинки найдется ткань в горошек… Тем более что она сама не уверена, что это именно такая же в точности ткань. Просто она нервничает, вот ей и мерещатся улики…
– Где, говоришь? Под какой еще лапкой?
– Это в машинке есть такая прижимная лапка, под которую в состоянии покоя подкладывают ткань. Так что, Юрочка, не бери все это в голову.
– Так мне позвонить Журавлеву?
– Не советую тебе торопиться. Позвони лучше своему адвокату и посоветуйся.
Юрий судорожно вздохнул. Лиля? Не может этого быть. Просто невозможно. Лиля любит его, они близкие, родные люди, она не могла так поступить с ним, да и зачем ей было убивать Каштанову?
Агневский подозвал официантку, расплатился, и они с Валей поехали к нему домой. Там есть коньяк, шампанское. По дороге они купят фрукты и шоколад. И он не отпустит от себя Валю, даже если она не ответит на его чувства.
24. Май 2024 г
Надежда
Пожалуй, впервые она видела мужа таким закрытым, молчаливым, не желающим разговаривать с ней. Даже после того, как она в свое время призналась ему в том, что у нее есть любовник, что подразумевало, что она и не собирается с ним расставаться и даже не сожалеет об измене, Виктор все равно продолжал хоть как-то поддерживать разговор. Иногда они вместе ужинали, смотрели телевизор и порой вели себя так, словно ничего и не произошло.
Наде казалось, что так будет всегда. Что они продолжат жить под одной крышей, но у каждого при этом будет своя жизнь. И пока ее все устраивало, она старалась не заглядывать в будущее.
Занозин, к счастью, не скандалил, хотя имел на это полное право, такой уж был спокойный и тактичный человек, однако все реже и реже стал бывать дома, ночуя в больнице, а когда появлялся дома, то либо мирно перекусывал на кухне один, либо его возвращение домой совпадало со временем ужина жены, и тогда они садились за стол вместе.
Надя по привычке накрывала стол на двоих, во время ужина могла спросить его о работе, поскольку была в курсе того, что происходит в его хирургическом отделении. Вот только интереса с его стороны к ней уже не было. Он просто ел, потом готовился ко сну и укладывался спать в гостиной. И тогда Надежде не оставалось ничего другого, как уединиться в спальне, где тоже, к счастью, был большой телевизор, и она могла смотреть то, что хочет.
Когда супруги живут вместе, не обходится без общения на бытовые темы. Виктор по-прежнему складывал в корзину для белья то, что надо было постирать, и Надя стирала, а потом, высушив, по привычке складывала аккуратно в шкаф, на его полки. Гладила ему сорочки, напоминала о том, что пора бы уже заплатить за коммунальные услуги или отремонтировать кран. И поскольку честно призналась ему в том, что у нее есть другой мужчина, то есть что она чиста перед мужем, что не лгунья, то считала, что имеет право вернуться домой за полночь, подшофе и спокойно лечь спать.
Иногда ей казалось, что в воздухе витает электричество. И что тишина в квартире, где дремлет на диване обманутый муж, ложная, что на самом деле все постепенно идет к тому, что еще немного, и произойдет взрыв. Что от лопнувшего терпения Виктора взорвется вся квартира, дом и район, Москва, страна! Но потом она отнесла это к своим собственным страхам и успокоилась.
Но вот сегодня она снова почувствовала это электричество. И оно было особенно чувствительным, она словно кожей почувствовала боль. И как же это было некстати, так некстати, когда она вернулась домой раненая, с оголенными нервами и разбитым сердцем, оставив свою кожу где-то на постели в гостиничном номере… И теперь, без кожи, уязвимая, слабая и как никогда нуждающаяся в поддержке мужа, она вдруг поняла, что не может подойти к нему и пожаловаться на то, что ее бросили. Что она потеряла это право.
Но все равно подошла. Села рядом с ним на диване и положила ему голову на плечо. Заплакала.
– Он бросил меня… – прошептала она сиплым голосом. – Просто бросил, и все. Словно это я виновата в том, что с ним случилось.
Виктор аккуратно отстранил от своего плеча ее голову и отодвинулся сам.
– У тебя сестру убили, а ты думаешь о своем ***ре…
Он произнес такое грубое слово, просто наигрубейшее слово, что Надежда физически почувствовала, как тысячи тонких иголок стыда вонзились в ее щеки и уши. Как, как он мог ей сказать такое? Нет, она, конечно, знала, что все медики циники и бывают грубыми, но только не ее Виктор. А он, оказывается, ругается матом! Никогда прежде она такого за ним не замечала. И как же грязно, оскорбительно у него это получилось, словно это он ее назвал распоследней шлюхой. А что, если он в кругу своих коллег говорит о ней в третьем лице, обзывая самыми последними словами?! Что, если это ее измена сделала его таким?
– Ты еще считаешь вправе жаловаться мне на то, что тебя бросили? Ты это серьезно?
Он встал, сел напротив нее на стул, сцепив пальцы рук между колен, при этом опершись на них локтями, как человек, которому просто необходима была опора, пусть даже и такая, на физическом уровне. Лицо его было розовым, он волновался. Видно было, что ему и самому не по себе от того, что он опустился до такой грубой манеры общения со своей женой.
– Да, у меня умерла сестра, я в трауре, еще меня бросил Юра, которого могут посадить в тюрьму… И ты еще отвернулся от меня. И что же мне теперь делать? Как быть? Что делать? Я не понимаю, что вообще происходит! Ведь Лида взяла машину именно у тебя, а не у дяди Феди с мыльного завода! И на камере вроде бы ты…
– У меня алиби, дорогая. И это просто чудо какое-то, что оно у меня есть, что в момент, когда произошло убийство, я был на операции. А если бы алиби не было? Меня посадили бы за убийство Лиды? Вот просто взяли и посадили, потому что камера засекла мужика в кепке за рулем моей машины рядом с Лидой?
– Но она спрашивала у тебя машину? Это факт!
– Спрашивала! Сказала, что поедет на природу. Я еще удивился. Подумал, с чего бы это? Она же ненавидела все эти пикники, костры, палатки…
– Точно, ненавидела. Но поехала же! И что ты тогда подумал? То же, что и я, что у нее появился наконец мужчина и она готова была с ним отправиться хоть в лес, хоть на речку?!
– Да, именно так я и предположил. Потому что не мог себе представить, чтобы Лида, наша Лида, которую я знаю сто лет, изменила своим принципам и отправилась в лес кормить комаров. Я даже порадовался за нее. Но вопросов задавать не стал, просто отдал ей ключи от машины, и все.
– Но что же тогда получается? Я попыталась себе все это представить. Итак… – И Надя, воспользовавшись возможностью как-то сгладить конфликт и разговорить мужа, начала делиться с ним своими соображениями: – Она берет у тебя ключи, садится в машину, по дороге в лес сажает в нее мужчину, почему-то похожего на тебя, за руль. Там же, в машине, ее угощают кофе, возможно, из термоса или же они останавливаются где-нибудь на заправке, в кафе, пьют там кофе, только у нее кофе уже отравлен, потом отъезжают от заправки. Лида уже умерла, и вот тогда-то в укромном месте этот мерзавец останавливает машину, переодевает мою сестру в это жуткое платье… После чего отвозит в лес, где его поджидает Юра… Витя, скажи, может, я чего-то не понимаю?! Я уже всю голову сломала, когда пыталась представить себе ход событий. Но в машину-то Лида садилась живой! Все же произошло в один день! И машину взяла, и посадила кого-то чужого туда, и умерла, и переодели ее там же, и в лес отвезли, и землей присыпали… А Юра-то при чем? Какое отношение моя сестра имела к Юре? Что их могло связывать? Знаешь, не хочется думать, что Юра встречался с нами обеими… Он не такой. Не такой!
– Я не знаю. Меня это уже совсем не интересует. Я помогу с похоронами Лиды, я был привязан к ней, она была хорошим, добрым человеком, очень жизнерадостным, милым… И на этом все, Надя. Мы с тобой разбегаемся. Я снял уже квартиру, ты меня больше не увидишь.
– В смысле? Почему?
– Я не знаю, что у вас там произошло и как так получилось, что в историю с твоим любовником оказались втянуты мы с Лидой, у меня мозг взрывается, когда я пытаюсь хоть что-нибудь понять, но с меня хватит. Я дал тебе время и возможность вернуться, покаяться, если хочешь, но ты так ничего и не поняла. Ты восприняла меня, как идиота, проглотившего твою измену, и продолжала глумиться надо мной, живя со мной под одной крышей, но продолжая встречаться со своим Агневским. Все. На этом все, поняла? Как только нам выдадут тело Лиды, я займусь ее похоронами. И больше, повторю, мы с тобой не увидимся. Оставляю тебе квартиру, я же пока буду снимать, потому что в бабушкиной квартире в Крылатском живут квартиранты. Но я поговорю с ними, и как только они найдут себе другое жилье, перееду туда. Вот такой план.
А она вдруг вспомнила последние слова Юрия перед тем, как он оставил ее одну в гостиничном номере. «Мне пора!» А что, собственно говоря, произошло, почему он так поступил?
Она начала припоминать те слова, что произнесла она. Кажется, она предположила, будто бы это Занозин убил Лиду для того, чтобы отомстить своей жене за измену. Ну да, с этим она переборщила. Ради этого он стал бы убивать Лиду? Какую же глупость она сморозила? Но, с другой стороны, уже так много было сделано предположений, причем одно нелепее другого, что она уже и не знала, где искать мотив. Эта загадка, ребус убийства графически напоминал ей большой квадрат, который пытаются втиснуть в ее круглую голову, и ничего при этом не получается. Да и как такое может получиться? Значит, никто и никогда не поймет, кто убил Лиду и подставил Юрия, потому что головы-то у всех круглые.