– Вот и побываем! – Зимобор запахнул кожух и затянул пояс. – Всех будите. И чтоб из-под земли ее мне вырыли!
Скорее из-под снега… Десятки Судимера и Моргавки одевались, отроки побежали будить спящих в других избах. Зажгли лучины, сделали на скорую руку факелы из четвертинок, обмакнутых в смолу. Слава Стрибогу, что с вечера не шел снег и все следы были видны.
Вот только следов, похожий на девичьи, у ворот не обнаружилось.
– Не выходила она, и никто не выходил! – сипло клялся Ерш, стоявший в это время у ворот. – Вот пусть меня Перун молнией треснет, если вру! Не спал я, и Коньша тут был все время, Гремята не спал, и Лось с Желаничем по двору бродили! А Шумиха с Витимом снаружи околачивались, я отсюда слышал, они все перекрикивались. Не могли мы в столько глаз одну девку проглядеть.
– Значит, не через ворота утекла.
– Да ты глянь, тын здесь какой! Я сам-то в кожухе не перелезу, налегке если только.
Зимобор тем временем лично осматривал отхожее место. Чуланчик стоял в дальнем углу, который выходил на реку. С одной стороны снег был примят, как будто кто-то здесь стоял. Делать между стенкой и тыном было нечего – только прятаться.
– Вот сюда она шмыгнула, знать, пока Коньша отвернулся. – Жилята наклонился с факелом, осмотрел следы. – Ножки маленькие – ее. А потом…
– Вон. – Зимобор уже сам все увидел.
От примятого места два отпечатка вели к самой стене. Под тыном было что-то не так. Наклонившись, Зимобор отодвинул чурбак, довольно большой обрубок бревна, прикрывавший лаз наружу.
– Собаки, что ли, прорыли? – Жилята тоже заметил. – Да, собаку бы сейчас, хоть плохенькую.
– Коньшу давай сюда, он мне вместо собаки нюхать будет…
С внешней стороны найти место побега было нетрудно – на снегу отчетливо отпечатался след, где беглянка вылезла из-под тына, встала на ноги и пустилась бежать, съехала с обрыва на реку – широкая перепаханная полоса была хорошо заметна. Но на льду след оборвался.
– Назад она не могла пойти, там наш обоз! – сказал Достоян. – Вперед только, а в той стороне мы не знаем что.
– Ну, пошли! – Зимобор первым ступил на лед.
Три десятка кметей быстрым шагом двинулись вниз по реке. На счастье, светили луна и звезды – иначе даже сумасбродная пленница едва ли решилась бы на побег ночью. Кромку берега пристально осматривали с обеих сторон, чтобы не попустить то место, где беглянка сойдет с реки. Да, самая захудалая собачонка пришлась бы сейчас как нельзя кстати! Но собачонки не было, и приходилось полагаться только на себя. Несколько раз кто-то выходил с реки на берег, изучая подозрительное место, но следы обрывались, и становилось ясно, что беглянка старается их запутать.
Куда она бежит? Город давно остался позади, и что это за место, где она надеется отсидеться?
– Не навела бы она нас на засаду, – негромко сказал Зимобору Судимер, чтобы не слышали другие.
Но Зимобор покачал головой. Чтобы навести их на засаду, девушка по имени Никак должна была знать, где эта засада. А она с самого часа своего пленения не могла получить ни от кого весть. Значит, просто ищет место, где спрятаться. Не до утра же она будет бежать по льду, между заснеженными берегами, под черным небом с белой луной?
– Вот, вот тут! – радостно заорал спереди Гремята.
Нашел он еще не беглянку, но явный след. Здесь в Жижалу впадал ручей, и его заснеженное ныне русло было засыпано глубоким снегом. На нетронутой белизне ясно отпечатались несколько глубоких следов. Здесь беглянка сошла с русла Жижалы на какую-то иную, известную ей дорогу.
Дружным стадом пропахав русло ручья, кмети взобрались на берег. Здесь след был виден четко, и потерять его уже не грозило. Подгоняемые Зимобором и жаждущие исправить свой недосмотр, Коньша и Лось мчались впереди, за ними остальные.
– Я вроде ее вижу! – закричал Коньша, вырвавшись вперед так далеко, что свет факелов не слепил ему глаза. – Вон, гляди, черное виднеется!
Вдали на белом снежном поле и правда шевелилось что-то черное. Издалека его можно было принять за медведя или еще какого зверя, но никто не сомневался – это она. Строптивая пленница, не меньше их уставшая, из последних сил бежала, вернее, брела по глубокому снегу, направляясь к довольно высокому холму, хорошо заметному в лощине над ручьем.
Зимобору сразу бросились в глаза чересчур правильные очертания этого холма – ровные, одинаковые по высоте склоны, плоская, будто срезанная вершина, а сам холм круглый, как каравай…
– Святилище! – Он присвистнул. – Давай, ребята, шевелись, а не то уйдет!
Святилища обычно устраивались на мысах, и только некоторые, самые большие, возводились на нарочно насыпанных или выровненных холмах – но такие работы по плечу разве что князю. Здесь же, насколько можно было разглядеть в темноте, внешний и внутренний валы были насыпаны по всей окружности холма, внутренний чуть выше, внешний чуть пониже, и когда по праздникам на вершинах обоих валов разжигали цепочки костров, это, должно быть, на равнине выглядело особенно величественно и торжественно.
Беглянка в это время остановилась, как будто совсем обессилела, и присела. Видно было, что она наклоняется, кажется, сняла варежку, положила пылающую ладонь на снег, черпнула немного и поднесла ко рту. Вероятно, в это время она оглянулась, потому что заметила преследователей – на снежном поле под луной три десятка черных фигур, да еще с факелами, бросались в глаза. Беглянка вскочила и побежала дальше. От безопасного приюта ее отделяли несколько десятков шагов.
Тяжело дыша, сквозь зубы ругаясь, кмети торопились изо всех сил. Но небольшая черная фигурка у них на глазах взобралась на холм и исчезла в проеме внешнего вала.
– Все! – Зимобор остановился и махнул рукой. – Дыши, ребята! Теперь бежать нечего. Вяз червленый в ухо, она уже там!
Стараясь отдышаться, смоляне миновали то место, где беглянка отдыхала, и подошли к подножию холма. Никаких ворот и стен здесь не было, но взять оттуда кого-то силой они не могли – ведь боги для всех земель одни, а они не потерпят такого оскорбления.
– Ну, пойду, попробую поговорить, пока не опомнились. – Зимобор пригладил волосы, запихнул под шапку буйные кудри, отросшие за время поездки настолько, что уже завешивали глаза, если не перевязать ремешком.
– Один пойдешь? – спросил Судимер. – А вдруг их там много?
– Кого? Старух? Авось не побьют они меня!
Зимобор направился вверх по тропе, по единственному следу на снегу. Минуя столбы в проеме вала, он честно поклонился и попросил у хранителей святилища позволения войти, чтобы вернуть свою честно взятую добычу.
Хранители не возражали.
Длинные обчины были закрыты, темны и пусты. От них веяло жутью – сейчас там никого не было, но казалось, что кто-то есть. Зимобор вспомнил Ярилину гору, на которой ему случилось побывать купальской ночью, призрачный пир, гремевший в такой же вот обчине, стоявшей на Той Стороне. Тогда ему явилась Мать и помогла советом…
И Зимобор почти забыл, зачем сюда явился. Вдруг показалось, что в этом святилище далекой земли, глухой зимней ночью, когда грань Той Стороны кажется маняще и пугающе близкой, он узнает что-то очень для себя важное – что-то такое, чего ему не хватает и без чего он не достигнет своей цели.
И почему девчонка привела его сюда этой ночью? Какой дух оживил ее резвые ноги и заставил проложить след именно в это место?
Перед проемом внутреннего вала Зимобор задержался и сосредоточился. Здешние стражи были сделаны в образе женщин – в дереве были вырезаны груди, полные, как дождевые тучи. Внутреннее святилище посвящалось Рожаницам, Макоши и ее дочери Ладе, и мужчине, зачем бы он ни явился, надлежало вступать в его пределы с трепетом перед той вечной женской тайной, которая одних притягивает, других отталкивает и пугает, но никому не дается в руки.
Где-то внутри скрипнула дверь, блеснул огонь. Зимобор прошел за ворота между двумя деревянными хранительницами. Прямо перед ним была сама площадка святилища – большой камень-жертвенник, заботливо очищенный от снега, а за ним девять богов, расставленных в определенном порядке. По бокам жертвенника – Сварог и Макошь, за ними вторым рядом остальные – Перун, Ярила, Леля, Лада, Дажьбог, Стрибог, Велес.
Идол Лели был покрыт белым покрывалом – зимой она находится в подземных владениях Велеса. Идол Макоши был покрыт черным – зимой ее имя Марена, и к миру она повернута своей темной, смертной стороной.
Зимобор видел много разных святилищ в разных землях, но никогда и нигде молчаливые фигуры богов и богинь не производили на него такого сильного впечатления, как сейчас – озаренные луной, посреди засыпанного снегом безмолвного пространства, на котором нет человеческих следов.
По сторонам, ближе к воротам вала, были расположены жилища жриц – обычные избушки, с коровьими черепами на коньках крыш. Избушек было три или четыре. Возле ближайшей виднелась какая-то фигура с факелом в руке.
– Кто нарушает покой Макошиного дома в такой неурочный час? – раздался оттуда спокойный женский голос.
– Зимобор Велеборов сын, смолянский князь! Не гневайтесь, хозяева, что незван пришел, нужда привела.
– Что же у тебя за нужда? – отозвалась женщина. – Здесь никому в помощи отказа нет, когда бы ни пришел и кто бы ни был. Но только и зла никакого чинить никому здесь богами не дозволено!
– Что же я, дикий, что ли, совсем, вежеству не учен? – ответил Зимобор. – Не сделаю я никому зла, выслушайте меня только.
– Заходи, – разрешила женщина.
Она открыла дверь, осветила факелом порог, пропустила вперед Зимобора, потом вошла сама. Миновав сени, он оказался в клети. Здесь его ждали, сидя на лавках, три женщины – одна старуха, одна молодая и третья – беглянка. Хозяйки, как видно, поднятые со сна, набросили чупруны поверх рубах, чтобы не мерзнуть в полуостывшей клети. Волосы даже у старухи были распущены – это означало, что они не имеют семьи и детей и посвящают себя только служению божеству.
При появлении Зимобора беглянка приняла особенно гордый, даже надменный вид, и заметно было, что от искушения торжествующе показать ем