Расставив дозорных, Зимобор сам упал на первое попавшееся место, прямо на полу, бросив суконный плащ. В голове смутно вертелись мысли, что если пока он поспит, ничего не случится, то можно будет собрать отряд из отдохнувших людей и поездить вокруг, разведать обстановку… И на этом он заснул.
А проснулся от того, что его трясли за плечо.
– Просыпайся, княже, едут люди! Едут к нам! – бормотал кто-то над ухом, но Зимобор не мог заставить себя проснуться. – Угряне! – рявкнул Достоян, и это слово заставило князя опомниться.
Зимобор сел, обеими руками сжал виски, словно хотел остановить головокружение.
– Говори, – вслепую велел он Достояну, которого не видел, но чувствовал где-то рядом. – Я слушаю.
– Сюда люди едут по ручью, по которому мы приехали. Немного, человек двадцать. Не наши. Едут открыто и медленно. Похоже, говорить хотят.
– Или отвлекают, – вставил откуда-то сбоку хриплый голос Жиляты.
– Я не отвлекаюсь, – успокоил Достоян. – Дозоры стоят и смотрят по сторонам. Но если эти говорить хотят – пойдешь?
– Пойду! – Цепляясь за стену, Зимобор встал и встряхнулся. – Умыться дайте.
– Я этих расспросил пока, которых взяли. Вчерашних, – продолжал Достоян, пока Зимобор умывался из хозяйской лохани и вытирался собственным подолом. На перевязки к тому времени извели не только все хозяйские полотенца, но и запасы тканины из девичьих укладок, припасенных в приданое, которые хозяева не сумели увезти. – Говорят, дружина молодого князя Хвалислава, сына угренского князя Вершины. Сам Вершина не здесь сидит, а восточнее на Угре. Там у него город, а сюда его сынок за данью пришел. По Угре дошел до Селиборля, а тут ему говорят: вот, смоляне ходят.
– Даровой, леший ласковый, нас ему продал, – прохрипел откуда-то с пола Жилята. – Откуда бы еще эти узнали?
– Да чего ты – сразу продал? – ответил ему Ждан. – Он и сам тут живет, как между молотом и наковальней: то ли мы придем за данью, то ли угряне, а ему или двоим платить, или изворачиваться. Ты бы на его месте тоже послал: они вот вашу дань раньше собрали, с них и возьмите. Скажешь, нет?
– Ну? – Зимобор повернулся к Достояну, убирая с лица мокрые кудри. – Гребень есть у кого, соколы? И что там?
– Да ты сам у него спроси. Он в овине сидит, мои ребята за ним смотрят.
– Он? Кто?
– Да князь Хвалислав! В доспехе богатом, помнишь?
– Ну?
– Дуги гну! Это он и есть.
– Ну, дела! – Зимобор разобрал волосы пятерней (гребень у «соколов» так и не нашелся) и еще раз попытался сосредоточиться. – Пошли, что ли?
Одевшись и приведя себя в порядок, он вышел из избы и зажмурился – с непривычки свет яркого зимнего дня слепил глаза. Дозорный десяток стоял, в шлемах и с копьями, вдоль берега, который здесь образовывал нечто вроде естественной крепостной стены. Услышав шум, кто-то из дозорных обернулся и показал копьем на русло ручья: вон они, мол.
Зимобор подошел. Уже близко на русле ручья виднелось около десятка всадников и столько же пеших. Среди всадников он сразу заметил странную фигуру, закутанную в богатую шубу, покрытую синим шелком. Такая шуба стоила, как вся эта весь со всей скотиной, утварью, припасами и жителями. Причем ни доспехов, ни хоть какого-то оружия при владельце шубы видно не было. И вообще это, похоже, женщина.
Вот уж кого Зимобор сейчас не ожидал увидеть, так это женщину.
По его знаку Достоян сошел с берега до середины тропы и взмахнул рукой. В другой руке он держал щит, прикрываясь на всякий случай.
Приезжие остановились, от них отделился всадник и шагом поехал к тропе.
– Вы кто такие? – крикнул Достоян. – Вам чего надо?
– Здесь ли находится смолянский князь Зимобор Велеборич? – спросил всадник.
– Здесь. А вы кто?
– С ним хочет говорить княгиня Замила.
– Какая-такая княгиня?
– Жена князя Вершины угренского.
– Ну, пусть княгиня поднимается. А ваши пусть тут, на льду обождут.
– Нельзя княгине без людей показаться.
– Князь Зимобор женщину не обидит, если с миром пришла.
Всадница подъехала ближе. Перед княгиней шел только один человек, отрок, придерживая лошадь на крутой тропе.
Дозорные расступились, Зимобор увидел лицо женщины, уже немолодой и явно не славянки. Такие большие темные глаза на смуглом лице, такие черные брови встречались только у бохмитских торговых гостей.
– Здорова будь, княгиня! – Зимобор кивнул. – Заходи в дом, поговорим, зачем приехала.
– Ты – смолянский князь? – спросила женщина, и даже странно казалось слышать от нее звуки родной речи.
– Я. Сойди с коня, не бойся, не обидим. Что на холоде стоять, мы и так всю ночь мерзли.
Отрок помог княгине спешиться, и вслед за Зимобором она вошла в дом. Здесь было так тесно и душно от множества стоящих, сидящих и лежащих людей, что княгиня в замешательстве остановилась на пороге истобки, – даже чтобы пройти через сени, ей пришлось переступить через спящих.
– Эй, народ, расступись, дай где княгине место! – крикнул Зимобор.
Кмети неохотно зашевелились, стали с любопытством оборачиваться – что это за княгиня такая?
Наконец усилиями Судимера и двоих отроков удалось освободить скамью и даже покрыть ее чьим-то медвежьим кожухом. Княгиня села и сложила руки на коленях.
– Угостить особо нечем, не взыщи, – сказал Зимобор. – Каши можем дать, если голодна. Ты-то хоть, матушка, ночью не воевала?
– Я не голодна. Я приехала за другим.
– За чем?
– Твой человек, Красовит, сын Секача, у меня.
Поразмыслив, княгиня решила не брать сразу Красовита с собой, а привлечь его к переговорам уже в качестве участника, а не товара на обмен, только если смолянский князь заупрямится.
– Вот дела! – вспомнив про Красовита, Зимобор хлопнул себя по коленям. – Живой?
– Живой. Ранен. И с ним трое его людей.
– А Игрелька где? Окладина дочка? Тоже у тебя?
– Тоже у меня. Ты хочешь ее вернуть? – Восточные глаза княгини пристально глянули в глаза Зимобору.
– Не отказался бы. И Красовита тоже. А на обмен что хочешь?
– Я потеряла моего сына, князя Хвалислава. – Княгиня опустила глаза. – Если он у тебя, отдай мне его, живым или…
Она запнулась, не в силах выговорить слово «мертвый» по отношению к родному сыну.
– Один он у тебя? – сочувственно спросил Зимобор.
– Да. – Княгиня еще ниже опустила голову, стараясь справиться с собой.
– Как же ты сюда попала, а, княгиня? Ты родом откуда?
– Из Хорезма. Мой муж был торговым человеком и привез меня сюда с собой. Это было очень давно, я тогда была совсем юна. Здесь наш торговый караван разграбил князь Вершина и взял меня в плен. Он полюбил меня и взял в жены. Мой сын – любимый сын князя Вершины, и недавно князь объявил его своим наследником. – На этом месте женщина горделиво подняла голову. – Сейчас он у тебя. Я хочу знать, какой выкуп ты желаешь получить за него или… за его тело, – тихо закончила она и снова опустила глаза.
– Мертвецами не торгую – живой он, живой, – утешил ее Зимобор. – Даже вроде не ранен особо, так, по голове вчера получил, оттого и с коня свалился. Да, а чего он от меня хотел? Зачем напал?
– Ты отнял его невесту. – Княгиня взглянула на него с укоризной. – Дочь Оклады с реки Жижалы была просватана за моего сына. Ты забрал и девушку, и ее приданое. Мой сын должен был вернуть то, что ему принадлежит.
– А откуда узнали? – вставил Жилята.
– Вас видели в Селиборле…
– Даровой! – воскликнул Жилята, имея в виду: «а я что говорил».
– Дочь князя Вершины, Лютава, видела там и тебя, княже, и невесту. Она рассказала нам, что мы ограблены.
– Я говорил, не надо было девку выпускать, – напомнил Судимер.
– Попробовал бы кто-то ее не выпустить. – Княгиня усмехнулась. – Их мать была знатная чародейка и зналась с самим Велесом. Говорят даже, что все ее дети рождены от Велеса… Однако почему-то они тоже хотят получить долю наследства князя Вершины, хотя он, выходит, вовсе им не отец! – язвительно добавила она.
В ушах Зимобора зазвучал голос княгини Дубравки, которая тоже вот так выискивала всевозможные способы доказать, что никто, кроме ее детей, не имеет права на наследство князя Велебора. И невольно ощутил расположение к неведомым ему детям чародейки – как к товарищам по несчастью.
– Ну, мать, давай торговаться! – Он сел поудобнее и опять хлопнул по коленям. – Что предложишь?
– Я верну тебе твоего воеводу и девушку.
– Красовит – хорошо, но он мне не брат и не сват. Глаза бы мои его и его батяню не видели… А девку – я таких еще десяток найду, и с родом, и с приданым, а вот сын у тебя один, и второго ты уже, пожалуй, нигде не раздобудешь. Мало даешь, матушка.
– Я добавлю… серебром или куницами, сколько ты хочешь?
– Двадцать гривен серебра. И Красовита с Игрелькой назад. И чтобы, пока Угру не пройдем, ваши удальцы нас больше не тревожили. Согласна?
– Да. Но мне нужно время, чтобы собрать выкуп.
– Сколько?
– Десять дней.
– Твоя воля. – Зимобор пожал плечами. – Еще пару дней здесь поживем, потом пойдем дальше. Мне до весны тут гостить некогда, реки вскроются, а меня Смолянск ждет. Как соберете – догоняйте, дорога тут одна, по Угре, не потеряетесь.
– Я хочу увидеть моего сына.
– Достоян! Проводи.
Княгиня ушла в овин, где сидел пленник.
– Мало попросил, – заметил Жилята. – Надо было требовать, чтобы Угру за нами признали и больше сами тут не ползали.
– Это ей не под силу. Такие дела князь решает, а у него сыновей, поди, много. Одним меньше – ему легче.
– Сказала же, что он у князя любимый.
– Дубравка то же самое про Буяра говорила. А кто у батюшки на самом деле любимый сын был? – Зимобор горделиво потянулся. Кмети вокруг засмеялись. – Нет, серебра она из своих укладок даст, все узорочье выгребет. А Угру, надо будет, потом сами завоюем. Не последний раз живем, Жилята, друг ты мой!
– Тебе виднее!
Повидавшись с сыном, княгиня уехала. Но дозорные так же внимательно вглядывались в лес по берегам ручья, и Судимер обходил дозоры, приговаривая, что «приказа расслабляться не было».