– Да, есть, князь Вадимер, сын Волегостя и Ильмеры-Будичесты, да будет путь ее легок в садах Сварога. Ему всего десять лет, но он законный наследник плесковских князей. Но только через два года мы сможем вручить ему княжеский меч. А теперь он в руках Хотобуда. Но расскажи же мне, почему ты приехала? – Жрица пристально взглянула на Избрану. – Думается мне, смолянская княгиня не для того отправилась зимой в такую даль, чтобы узнать наши новости.
– Я хотела попросить помощи у князя Волегостя. – Избрана опустила глаза. – Мне… пришлось тяжело в последнее время… У нас… случилась война с князем Столпомером полотеским… Мой брат… Мои люди побоялись, что проиграют войну и им всем придется плохо, и захотели заключить мир со Столпомером любой ценой. И они решили, что хорошей ценой за это буду я. Они хотели предложить меня в жены князю Столпомеру, не спрашивая моего согласия.
– Но разве ты не дала бы согласия, если от этого зависели бы мир и благополучие твоей земли? – спросила жрица. Она понимала, что узнала еще далеко не все. – Ведь твой долг как княгини – добыть мир для своего народа, даже если ценой за него будет твоя свобода.
– Я решилась бы на это, если бы… Если бы… – Избрана никак не могла выговорить, что уже не была к тому времени княгиней в своей земле. – Мой брат Зимобор… Он… Он стал союзником Столпомера, и смолянского князя люди видели теперь уже в нем. Земле смолян моя жертва уже ничего не дала бы, а для меня этот брак стал бы изгнанием и больше ничем. Я потеряла бы и власть, и свободу. А так я потеряла пока только княжий стол.
– Так, значит, тебе пришлось бежать из собственной земли?
Не поднимая головы, Избрана кивнула. Жрица не слишком удивилась. Она была дочерью и внучкой князей и выросла на подобных происшествиях.
– И сейчас в Смолянске правит твой брат Зимобор? – уточнила она.
– Не знаю. Видимо, да. Когда я ушла, он еще не вернулся, но он был в войске Столпомера, которое захватывало наши земли. Возможно, что сейчас он уже в Смолянске.
Огняна помолчала. Она хорошо понимала Избрану и сочувствовала ей, но обе женщины были почти одинаково бессильны перед плотным строем враждебных обстоятельств.
– Всем нам Перун дал не много удачи, – наконец сказала жрица. – Пока я могу предложить тебе только приют в доме Рода и Макоши. Даже если твой брат будет тебя преследовать, здесь ты в безопасности. Женщина твоего происхождения может занять среди нас достойное место. Тем более что у меня нет наследниц, родных мне по крови… Но что будет происходить в Плескове, даже я пока не могу тебе сказать.
– Но ведь я приехала не одна. – Избрана снова подняла глаза. – У меня есть дружина из сорока человек, и каждый из них стоит двоих. И если плесковский князь во вражеских руках, мы сделаем все, чтобы освободить его. Все это варяги, но они отличные и надежные воины. И надежные люди, – тише добавила она, вспомнив, что варяги с их продаваемой за серебро отвагой остались верны ей, когда свои предали.
– Вот как! У тебя есть дружина! – Жрица оживилась, ее глаза заблестели. – Так что же ты сразу… Где они?
– Остались у ворот.
– Те, в детинце, их уже видели?
– Видели. Мы ведь подъехали прямо к нему.
– Жаль! – Огняна покачала головой. – Ну, да вы же не знали. Ничего! Сорок человек, о которых Хотобуд знает, все-таки гораздо лучше, чем ничего.
– А у него в детинце много людей?
– Своей дружины и тех, кто к нему присоединился, всего с полсотни человек. Но ведь и у старейшин почти пять десятков. И есть еще Твердята, младший брат воеводы Мирослава. Самого Мирослава Хотобуд убил на вече, но из его дружины семнадцать человек уцелело, и сейчас это наши лучшие воины.
– Но Хотобуд за стеной.
– И нам нельзя терять времени. Если он вас видел, он тоже не дремлет и думает сейчас, что ему делать. Эй, те трое еще стоят у ворот? – спросила Огняна у младших жриц. – Пусть бегут к детинцу и позовут сюда старейшин и вождей княгининой дружины. И Твердяту!
– Хватит одного человека – скажите, что я приглашаю Хедина, – уточнила Избрана и спросила у Огняны: – Я прикажу моим людям занять несколько пустых дворов?
– Конечно, у нас теперь полным-полно свободного места. Вот только с припасами не густо. Я прикажу наловить вам рыбы.
– А в детинце есть припасы?
– Есть кое-что, князь Волегость закупил хлеба за морем. Поэтому Хотобуд может сидеть там еще долго, а вот мы не можем ждать.
Вскоре явился Хедин, а с ним Твердята, с которым варяг успел не только познакомиться, но и найти общий язык. Чуть позже пришли еще трое старейшин, в том числе Новина, который уже сдал дозор у моста. До вечера они проговорили, потом старосты отправились готовить своих людей, а Избрану Хедин отвел в гостевой дом на пристани, построенный еще князем Вадимером Старым для варяжских торговых людей. Его хирдманы уже затопили там очаг и натаскали лапника на лежанки.
И впервые за много, много дней Избрана уснула почти с таким же удовольствием, как в собственной избе на собственной перине. Этот чужой, холодный, полумертвый город нуждался в ней, и оттого она почувствовала себя здесь дома даже больше, чем когда-то в Смолянске.
Хитрый Хедин считал, что необходимо выждать, поэтому три дня почти ничего не предпринимали. Варяги отдыхали, не показываясь из гостевого дома, Избрана проводила время в святилище, и засевшие в детинце могли думать, что неизвестные им пришельцы уже покинули Плесков. Между тем Хедин, напялив драный кожух и войлочный колпак, какие носили здешние простолюдины, ходил по избам и разъяснял местным их задачу. При том, как мало сил у них было, от слаженных и выверенных действий зависел успех всего дела.
Жрица Огняна через день после приезда смолян отправилась к воротам города и вызвала воеводу Хотобуда. Хедин, спрятавшись в толпе плесковичей, наблюдал за своим противником. Огняна вновь затеяла разговор, который велся между ними уже неоднократно: то стыдила воеводу, то грозила гневом богов, но Хотобуд, обозленный разграблением своего двора и гибелью семьи, был еще менее склонен идти на уступки, чем прежде. Теперь он хотел, чтобы на то время, пока юный князь не достигнет хотя бы двенадцатилетнего возраста, его, воеводу, признали единовластным правителем плесковских кривичей.
– Ты, жрица, не можешь править державой, ты старая женщина! – кричал он со стены. – Кто будет править кривичами? Вот эти неумытые рыла? Кто защитит тебя, их, святилище, да и самого князя Вадима, если здесь больше нет мужчин?
– Никто, кроме рода Вадима Старого, не имеет права на власть над нами! – отвечала Огняна. – И если мы признаем своим князем кого-то другого, кончится род плесковских кривичей.
– Головы дурные! Ведь я вам добра хотел – взял бы князь мою дочь в жены, и были бы их дети потомками Вадима Старого, чего еще надо? Ну, подождала бы она князя года три-четыре, не развалилась бы! А вы, сволочи недобитые…
– Ты сам навлек на себя гнев плесковичей.
– Да от Плескова ни одной собаки не останется, если будем ждать, пока малец подрастет! Изборский князь опять на нас пасть раззявил, небось между своими сыновьями выбирает, кому из них у нас сидеть! Так и так старому роду у нас не править, только я же миром хотел! Не захотели миром, дурни немытые, теперь придет к вам князь Славомысл! В Изборске-то не потерпят, чтобы такой город мальчонке достался!
– Изборские князья обещали, что не будут…
– Не сегодня завтра опять варяги придут! – кричал Хотобуд, не слушая женщину. – Потом полотеские или ладожские князья, или летигола, или чудь, или еще какая дрянь – всех вас убьют, а нет, так в холопы продадут! А кто останется, тот от голода сдохнет! Здесь будет пустыня и волчий вой! Я – последний, кто этот город может спасти, а ты упрямишься, метла старая! Тьфу! – Выведенный из терпения воевода сплюнул со стены.
Огняна молчала, не отвечая на эти поношения.
– Что молчишь? – Даже ее молчание раздражало воеводу. – Я знаю, почему ты молчишь! Ты сама хочешь князя в руки забрать и растить, приучить всегда тебе в рот смотреть! Сама править хочешь, вот и мне не даешь! А с варягами как воевать будешь, ты подумала своим бабьим умом?
– Я происхожу от корня плесковских князей, и кого же слушаться отроку из моего рода, моему же внучатому племяннику, как не меня? – отозвалась Огняна. – У тебя нет никаких прав на власть, воевода, сколько бы ты ни кричал. Никто ведь не знает, удастся ли ребенку дожить до возраста мужчины, если он будет в твоих руках. У тебя есть дети и могут быть еще, поэтому ты захочешь захватить власть для своего рода, и тогда плесковские кривичи погибнут, потому что лишатся благословения Рода и Макоши.
– Ну а если князь Вадимер умрет раньше, чем повзрос… – в запальчивости начал Хотобуд, но прикусил язык, поняв, что проговорился.
По толпе плесковичей пролетел гневный и негодующий гул, но Огняна и бровью не повела: она давно разгадала честолюбивые мечты и черные замыслы воеводы.
– Если род Вадима Старого на нашей земле прервется, то мы поищем себе князя в Изборске, – твердо ответила она. – Тамошние князья в родстве с нашими, и если Вадимер погибнет, не достигнув возраста, здесь будут править потомки других кривичских князей. Скорее я прокляну эту землю и брошу меч Перуна в Великую, чем позволю прикоснуться к нему недостойным и нечистым рукам!
Они, конечно, ни до чего не договорились, но такой цели и не ставилось. Требовалось всего лишь показать Хотобуду, что ничего не изменилось, что старая жрица по-прежнему осталась единственным его соперником и не имеет никакой помощи со стороны.
За эти три дня плесковичи сколотили восемь лестниц, с таким расчетом, чтобы доставали до верхнего края стены. Это тоже подсказал Хедин, который еще в молодости участвовал в набегах на богатые британские монастыри.
Глухой ночью на четвертые сутки Хедин привел своих людей к детинцу. Гудящий над берегом ветер заглушал звуки. Стража, как всегда, несла дозор у ворот. Горели костры, плесковичи, вооруженные копьями и топорами, прохаживались туда-сюда, ежась под порывами влажного холодного ветра. Стараясь не шуметь, варяги приставили к стене лестницы и полезли вверх. Хотобуд расставил дозорных по окружности заборола, но в эту холодную ночь все они прятались от промозглого ветра внизу. На это Хедин и рассчитывал. К тому времени как кто-то учуял подозрительное шевеление на стене, здесь было уже больше полутора десятков варягов.