Было бы ничего, если б случай с зайцем кончился для волков просто позором. Крепкими, как обрубки проволоки, когтями косой разнес брюхо волчонка. Отсюда все и началось.
Дело в том, что звери не признают больных. Больному никто не поможет, никто его не исцелит. Таков уж звериный закон. Несколько дней раненый волчонок лежал пластом, никому не нужный и позабытый. Братья переступали через него, родители не удостаивали взглядом. Однако жизнь взяла свое. Он стал поправляться. Но увечный волчонок навсегда потерял семейное право. Родители и братья затаили на него лютую вражду. Теперь не проходило часа, чтобы не дергали его за тонкий хвост, не цапали за горло. Вся семья гнала больного зверя от логова.
МЕДВЕЖЬЯ НОЧЬ
Да лесистым перевалом, там, где Сулем, огибая горы, делает широкую излучину, брел берегом сытый медведь. Темна осенняя ночь. Осторожно ступает зверь, часто прислушивается, принюхивается.
Неспроста не спал мишка в эту пору: у него свои заботы! На другой стороне реки, на убранном овсяном поле вот уже несколько ночей подряд паслась лошадь. Да и медведь не впервые шел берегом — уж которую ночь колобродит. Но переправиться на тот берег не решался: шум недалекого водопада, холодная вода пугали его. Бывало, уже утром, когда в поле раздавались людские голоса, злой, недовольный, уходил медведь от реки.
И в ту ночь, возможно, косолапый не отважился бы переплыть бурлящий Сулем, да терпения не хватило: лошадь фыркнула где-то совсем близко. Прижав уши, зверь решительно направился к воде. Бесшумно перешел по броду и, не отряхиваясь, прилег на отмели.
Берег этот был крутой, заросший черемухой. Убедившись, что все спокойно, мишка нашел в зарослях лазейку. Пролез в нее и сразу оказался на краю поля. Медведь хорошо чуял лошадь, слышал позвякивание пут, но, как ни глядел, увидеть не мог. И выбрался на желтую стерню.
Услышала лошадь беду, когда зверь был уже рядом. Махнула гривой, поскакала к деревне. Но, спутанной, ей трудно было спастись в чистом поле. Догнал медведь лошадь, ударил наотмашь могучей лапой…
Тревожная стояла ночь над тихим полем. На Сулеме рокотал водопад, в деревне сонно брехали собаки. В полночь между туч вылез ущербленный месяц. Проплыл белым огнивом в бездонной прогалине и осветил на поле медведя. Зверь волоком тащил труп лошади в ближайший ельник, чтобы там припрятать до завтра.
Остаток ночи и весь следующий день объевшийся медведь проспал. Да и было с чего! Но как только сгустились сумерки, вылез из-под вывороченных корней дремучий ели. Долго стоял, слушал, ворочал носом. Спокойно в родном лесу. Подошел к сосне, почесался боком и снова прислушался. Тихо. Мягко ступая, вышел на берег. Смело спустился сегодня в воду, переправился на ту сторону. Не доходя знакомого ельника, опять остановился. С час простоял осторожный зверь, нюхал воздух. Пахло овсом, запревшей соломой и еще чем-то непонятным. Но все эти неясные, наплывающие временами запахи глушил сильный, всепоглощающий дух захороненной под хворостом добычи. Медведь направился к туше. Но не успел он сделать и десяти шагов, как вдруг ослепительно ярко сверкнуло что-то вверху, и оглушительный раскат выстрелов потряс ночь. Медведю сильно обожгло голову, и он напролом, через ельник, бросился наутек.
С косматой ели быстро соскочили два человека. Они выбежали на поле, кинулись к берегу. Но медведя и след простыл..
СЕНТЯБРЬ НА ИСХОДЕ
Переменчива осенняя погода. Проглянет один-другой яркий денек, и опять небо насупится. Потемнеют леса, завоет ветер. Так было и в ту осень. Всплыло над лесом красное солнце, а ему навстречу северный ветер. Утро обещало хороший день, а осень повернула по-своему. Ветер приволок тяжелую тучу и аккуратно, без единого просвета, разостлал по небу. Заухал, заволновался лес от вздохов холодных ветров. Заморосил косой дождь. Потом ветер стих, а дождь усилился. Заунывной дробью зашумел он по лесу и, как говорят, зарядил на неделю.
У подножия Лысой горы, под кряжистыми соснами, стоит лось. Отряхиваясь, он зябко подергивает кожей. Рядом, скрытая от дождя ветвями, лежит лосиха.
Лось большой и оттого, что мокрый, кажется черным. Уши проблескивают в нескольких местах сквозными дырами, Огромная голова от глаз до губ — в ссадинах и шрамах. По шее — выпуклый красный рубец. Это следы прошлых лесных битв.
Лось стар. По рогам видно. Они раскинулись широкой короной в шестнадцать отростков. По отросткам на рогах, если убавить один, можно сосчитать, сколько зверю лет.
После встречи на поляне лоси стали неразлучны. Сохатый крепко и ревностно привязался к молодой лосихе. Он нигде не оставлял ее, во всем старался услужить. Находя лакомую пищу, лось не брал ее, пока не начинала есть лосиха. Если она, уставшая, ложилась отдыхать, лось долго стоял рядом, и лишь когда подруга засыпала, осторожно ложился сам.
Гон лосей еще не прошел. Как и в первые дни осени, рогачи ходили со «стонами» по лесам. К старым гулякам присоединилась молодежь. На третий, на четвертый год от роду, с наступлением холодов, молодые сохачи начинают ощущать небывалый прилив сил. Как и отцы их, молодые теряют всякую осторожность, бродят по лесам, издают первые призывные звуки. «Стон» их — короткий, отрывистый — отличим от рева старых лосей.
Под влиянием братьев начинают реветь и самые молодые, полуторагодовалые лоси, у которых еще не сменились молочные резцы и бархатистые рога едва заметно раздвоились. Но эти «стонут» просто так…
Бывали случаи, когда пару навещали холостяки. Страшен был в такие минуты ревнивый великан. Ощетинившись и прижав уши, он вихрем летел на противника. Чаще соперники добровольно убирались.
Однажды старый лось сошелся тоже с крупяным, но молодым лосем. Могучий, гладкий незнакомец долго смотрел на лосиху, и голова его опускалась к земле. Старый лось предупредительно хватил копытом по тощей березке и срубил ее, как топором. Пришелец не дрогнул. Он только упрямо мотнул головой да пошире раскинул ноги. Это был прямой вызов на битву.
Неукротимый гнев обуял старого лося. По всему хребту торчмя поднялась шерсть. Склонив низко голову, старый лось неустрашимо понесся вперед.
Гудела земля под ногами недругов, на перепаханную копытами поляну валились сломленные, вырванные с корнями деревца. Бой был не на жизнь, а на смерть.
Изловчился матерый сохач, проворно отпрянул в сторону. Мечет огни глазами, следит за противником. Рог висит у того, пена красная падает с пасти, покачивается лось.
Передохнул минутку старик, обманчиво крутанул головой и вдруг, вскинув ногу, со страшной силой ударил в открытую грудь противника. Молодой лось, как дуб подпиленный, качнулся и рухнул наземь.
Но вот сентябрь на исходе. Лоси как бы опомнились от хмельного угара, снова стали чутки и осторожны. На дорогах и открытых полянах их уже не встретишь. В тихие вечера в лесу не слышно стука рогов в жестоких схватках.
Во всем году лосиха не была так стройна и сыта, как сейчас. Густая шерсть лоснилась матовым блеском, на плотном теле выпукло выделялись мускулы. А лось был худ. В течение всего беспокойного месяца он почти ничего не ел. Обозначились ребра, голова ехала угловатой и еще больше горбоносой. Не лучше выглядели и другие быки. Теперь им было не до драк. Близились холода, и лоси усиленно жировали.
ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ
Необъятны уральские просторы. Горы и лес. Прошагают, разрезая тайгу широкой просекой, металлические опоры линии электропередачи — и опять горы да лес. Горные вершины волнами находят одна на другую и тянутся в необозримую даль. В туманных распадках узкими лентами текут реки, зеркалами блестят под солнцем озера. Вольная воля всякому зверю в уральских лесах.
Но, как бы ни была просторна тайга, у каждого зверя свое обиталище. Одни любят леса светлые, редкие, другие — глухие, непроходимые. Одни любят речки бурные, другие — озера тихие. Каждый рад своему дому, и каждый по-своему охраняет его.
Сторожка выдра-отшельница. Живет незаметно, в заросших берегах таежных рек. Проворно, как щука, ныряет, ловко хватает рыбешек. Попробуй узнай, где выдра живет! Но стоит появиться опрометчивой родственнице в ее владениях — живо хозяйка находится. Драке быть, если не уйдет пришлый зверь подобру-поздорову.
Даже белка и та уголок свой знает. Зиму и лето живет на одном месте. И только в бедственный год, когда случится неурожай орехов на кедре-кормильце, рушится этот давнишний обычай. Собираются белки большими стадами и кочуют по тайге. Ничто не устрашает встревоженных зверьков. Они переплывают реки, не обходят людных городов и деревень. Много белок гибнет во время таких путешествий.
И волки свою обитель знают. Крепко привязаны к знакомому лесу. Живут парой или семьей. Беда той деревне, возле которой появится выводок. Перережут скот, передавят собак.
Зима поворачивает вспять законы зверей. У хищников круг охоты расширяется, стаями собираются птицы, стадами живут копытные. И чем суровей зима, тем больше путаницы в звериных порядках.
И еще есть в природе закон — жить только сильным. Сама жизнь ведет отбор. Не встретишь в лесах хилого зверя, не увидишь птицы с перебитым крылом. Все быстроногие, быстрокрылые. Не удрать худому, ослабшему лосю от волка. Здоровый спасется, даст достойное племя. Сломает ногу лесной козел — опять пожива голодным волкам. А кто же волков съедает?
…В тихое морозное утро октября по лесу шли волки. Солнце играло на обледенелых стволах деревьев. Щурят звери глаза от лучистых бликов. Впереди, как всегда, — матерые. Волчата к этому времени хорошо подросли и мало отличались от старых. Только пышная шерсть была гуще, да морды еще без единой царапины. Далеко сзади брел тощий грязный волчонок.
Миновав на угоре высокий лес, волки спустились в низину и еловой гривой направились к знакомому болоту. Шли цепочкой, никто не забегал вперед, не сбивался в сторону. Самый неуловимый звук хищники мгновенно за