Шли летние дни. Шумной, полной забот жизнью жила природа. Молодые птицы вылетали из гнезд, звери покидали крепи.
Было мало дождей, и приглушенная зноем растительность несвоевременно завядала. Звонко шумели подсохшие травы, бледнел на березах лист. Сильно спала вода в горных реках, пересохли ржавые топи болот. Под жгучим солнцем понуро стояли лишенные влаги высокие тростники.
Только лесные травы еще не испытывали нужды во влаге. В неудержимом росте они сплелись, перевились и вылегли ковром. Дополняя пестроту цветения, там и тут проглядывали спелые ягоды. Много в то лето уродилось ягод.
Беззаботно поживал медведь Драно Ухо. Неузнаваем стал. Округлились бока, вздулась шея. Как и весной, день его начинался с восходом солнца. С первой песней зорянки зверь отправлялся на любимые ягодные места.
Уже давно поспела земляника, скоро созреет черника. Ел мишка ягоды, не считаясь со временем и трудами. С рассвета до потемок лазал по ягодникам. Собирал не по ягодке и не по две — это ведь мука! — загребал их лапищами вместе с травой и стеблями и в пасть складывал. В местах медвежьих обедов все было смято и измусолено, пучки изжеванной травы валялись кругом.
Позднее ел мишка и черемуху, и смородину, и рябину. Рябина была хоть не так вкусна, но уж больно пленяла обильными гроздьями.
Завидущими глазами смотрел Драно Ухо на сухую осину — высоко в дупле был пчелиный рой.
Нескончаемой вереницей летали пчелки в дупло, оставляя там крохи душистого меда. Соблазнительно пахло от осины. Но попробуй залезть туда! Пчелы дружно отстаивали свою келью. Только сунешься — их туча. Набиваются в шерсть, в уши, больно кусают в морду. Каждое утро приходил сластена послушать тихозвонную осину. Послушает — и с тем обратно убирается. Видит око, да зуб неймет…
Но больше всего любил мишка малину. Бывало, не только днем, но и ночью он пропадал в малиннике. В поисках этой ягоды зверь делал переходы.
Наступила пора менять шубу. Отжившая шерсть слезала долго. Чесались бока, спина, грудь, и медведь скребся лапами. Но иные места на теле лапой не достанешь, приходилось шоркаться о деревья, о выступы камней. Где жил мишка, нетрудно было найти деревья, на коре которых пучками висела тусклая бурая шерсть.
Во второй половине лета с медведем приключилось непонятное. Забыл про ягоды, забыл про мед, беспокойный, слонялся по лесу с утра до вечера. Даже любимая ягода малина перестала занимать медведя.
И вот Драно Ухо исчез. В обжитом краю его долго не было видно.
Далеко за Сулемой, в тенистом еловом лесу жила медвежья семья — медведица и три медвежонка. Один медвежонок был больше и старше других, как раз на год. Малыши назойливые, задиристые и непослушные непоседы. Они здорово надоедали старшему брату-пестуну. Пестун от них даже ревел, но обижать не смел. За это мамаша давала хорошую взбучку.
Семья жила в родном околотке, на берегу заросшей речки. Заросли смородинника и калины были настолько густы, что совсем закрывали реку. В сумрачной чаще медведи наторили троп и, надежно скрытые, жили спокойно.
Медвежата любили купаться. В жаркие дни они с утра залезали в воду и не обсыхали до вечера. В перерывы между купаниями вместе с матерью жевали хрусткую смородину, выбирали из травы жучков и гусениц. Еще ходили по соседству в кедровник за орехами. И орехов, и ягод, и грибов, и всякой живности было в довольстве у заросшей лесной речки.
Но вот однажды утром, когда медвежата еще спали с матерью, донесся отдаленный треск кустов. Мать вскочила, вскочили и малыши. Удивленные малыши привстали на задние лапы, чтобы лучше прислушаться. Мать не на шутку встревожилась. Живо собрала детишек и, подталкивая их мордой впереди себя, повела глубже в заросли. Один медвежонок в спешке запнулся, свалился с тропы, заскулил. Грозно рявкнула мать, схватила его зубами за шиворот и снова толкнула за братьями. Но поздно было скрываться. Кто-то их догонял.
Пуще прежнего заволновалась медведица, угнала с глаз детишек, а сама развернулась и стала навстречу опасности, прижав уши. Не прошло и минуты, как кусты затрещали совсем рядом и на тропу вывалил грузный медведь. Да какой он смешной: уха нет! Приблизился Драно Ухо, ласково уркнул. Уркнула в ответ и медведица, но не грозно, а мирно. Они долго знакомились, обнюхивая друг друга, и остались вместе.
В медвежьей семье появился хозяин. Враждебно и недоверчиво относились к нему медвежата. Перестали играть, не купались и день-деньской лежали в смородиннике.
Мать словно подменили. Драно Ухо всегда был с ней рядом и близко не подпускал медвежат. Иногда они надолго уходили, оставляя медвежат одних. Испугались малыши такой перемены. Совсем присмирели и не показывались на глаза.
Старшему медвежонку-пестуну надоело таиться в кустарнике. Выбрался как-то из чащи, решительно подошел к матери. Прижал ухо медведь, отчаянно зарычал. Пестун не взглянул на него. Громче заревел медведь и набросился на дерзкого медвежонка. В схватке покатились по траве звери. Только шерсть летит! Изловчился пестун, выскользнул из объятий старика да и огрел лапищей его по больному уху. Загудело в голове у старого, закружился он на месте, вот-вот упадет. Пестун прыгнул в сторону и скрылся в зарослях. С этого дня он больше никогда не приходил к родной семье.
Но вот медведица снова стала заботливой матерью. Отыскала в кустах заморенных детишек, сытно накормила молоком.
Потом медведица опять забеспокоилась: вспомнила старшего сына. Всю ночь искала его по берегу, а утром чуть свет куда-то ушла. Вернулась лишь на другой день, злая, недовольная. Рычала на старого зверя и нежно ласкала детей.
Стали привыкать к медведю и медвежата. Все смелее подходили к нему. Драно Ухо не отгонял медвежат. Братья, мать и медведь забыли о пестуне. Он большой, сильный, не пропадет и один.
ЗАСЛУЖЕННОЕ ПРАВО
Выдержав жестокие испытания, получил право на жизнь лосенок. В природе сильные выживают, сильные продолжают жизнь. Получив это заслуженное право, молодой лось пополнил собой неисчислимую семью лесных обитателей.
Теперь уже, кажется, всех плохих и хороших соседей по лесу узнал лосенок. Осторожнее вдвое стал. Точно прозрел после всяких напастей. Жизнь настойчиво брала свое. Зажили раны, день ото дня крепли силы.
Давно ли еще мир казался пустым и враждебным, где нечего было даже поесть. А сейчас уже все знакомо. Сейчас и солнце приветливей светит, и травы вкуснее стали, и надоедливые насекомые не так донимают.
Целые дни лось бродил по лесным затененным полянам, жевал запашистый кипрей, мягкие пушицы, откусывал жидкие прутики хрупких хвощей. Знал он глухие, заросшие озерки и часто в них купался. Плавал лосенок легко и свободно. И в воде лакомился растениями. Ел упругий зеленый камыш, молодую осоку, рогоз и кувшинки. Особенно нравились ему сочные белоснежные корневища камыша. Забредя в болотную крепь, захватит пучок растений зубами и тянет в сторону. Выволочет с корнями, отряхнет, обмоет, от ила и смачно жует. Дотемна шуршит камышами и булькает лось в тряском болоте. Топи ему не страшны. Передвигается он по ним ловчее всякого зверя. Растопырит широкие длинные копыта и преспокойно ползет по плавням. При этом передние ноги держит далеко вперед вытянутыми, а задние подобраны под себя и согнуты в нижнем суставе. В таком положении лось не погружается в глубину на всю высоту ног и легко их выбрасывает. Изучил лосенок все лесные порядки, был сыт, невредим и спокойно зимы дожидался.
Ночи проводил на одном, излюбленном месте. Это был небольшой сухой островок посреди болота, заросший жимолостью и шиповниками. В самом центре его лосенок вытоптал лежку. Никто к нему не наведывался, никто не мешал. Креп, набирался сил молодой лосенок. Ему ли теперь не жить, когда ноги резвы, когда глаза зорки и так привольно в родном лесу, среди елочек и березок.
КОНЕЦ ЛЕТА
Дето шло под уклон. На колхозных полях дозревали хлеба, отцветали и сохли травы. Близкая осень напоминала о себе холодными ветрами, желтеющими березами. Уже давно в лесах не слышно флейты золотой иволги, редко поет свою песенку зяблик. Белесым туманом отсвечивает высокое августовское небо, томно рдеют в мглистом рассвете холодные зори.
Еще больше заскучал старый волк. Лежит в желтом папоротнике у чужого логова, головы не поднимает. Слышит, как играют волчата в траве, бегают и визжат. Где-то недалеко от них взрослые волки. Но и к ним уже не влечет старика. Немощь и дряхлость вконец одолели. Последние зубы выпадывают, лапы в суставах болят. Глух, слеповат стал серый. Дни и ночи лежит у чужого логова, даже полевок ловить не ходит. Привыкли к безвредному зверю волки, не бьют и не гонят.
Не так уж много бродит в лесах одиноких волков. То хилы по природе, то слабы здоровьем от увечья — и отторгли их от семей суровые родичи. И гибнут такие волки, не выносят тягостного одиночества.
Страшный мираж воскрешает в глазах у волка картину последней проклятой зимы. Она всем бедам начало.
Вместе с пролетными птичьими стаями с севера новая осень пришла. С выводком стали ходить на охоту знакомые волки. Как всегда, старика не брали с собой. Да у него и желания не было. Встал как-то утром волк и уплелся к родному логову. Неделю лежал под корнями сосны. Не спал, не дремал, только смотрел впереди себя на бронзовый куст можжевеловый. Под ним когда-то играли его волчата. Ни голода, ни холода не ощущал. А как новая ночь настала, уснул незаметно волк да и не проснулся больше.