А мы с Яриной почти весь лес обошли-исследовали, весь кроме части центральной, не так там что-то было, уберегло меня от чего-то страшного чутье ведьминское, а потому туда я не сунулась. И чащу Заповедную не пустила, вообще-то без нее поглядеть хотела, да не успела — заря подкралась незаметно.
И когда светать стало, я к западной границе яра перенеслась, а там уж стояли-ждали оторопевшие маги. Все в черно-синем, у всех кожа от мази защитной смуглая, а глаза черной сурьмой подведены. И вот стоят они, две дюжины магические, и глазами своими подведенными, смотрят на тех, кто лежит, с той же на лице защитой, кто лежит и уже никогда не поднимется.
Да стоят в десяти шагах от границы яра, грань предусмотрительно не пересекая, и уж не ведаю от чего — я бы пропустила, Ярина тоже, яр Гиблый силу свою губительную утратил основательно, так что не было для магов ни опасности ни препятствий, а надо же — стоят вежливо, почтительно, границ не нарушают.
Обошла я их, в надежде увидать Агнехрана. Точно знала, что в толпе, пусть и почтительно, такой как он стоять не будет — поодаль устроится, орлиным взором за всем происходящим следя и свободу действий сохраняя, но вот прятаться за чужими спинами не станет.
Он и не стал — по кругу дважды магов обошла, те заволновались, почувствовали что-то, но ни магию использовать не стали, ни заклинания, а Агнехрана не нашла я. Если и был где-то, то был не здесь. Остановилась, досадуя, и тут из группы маговой вышел молоденький, тот, что у архимага служил, опустился на колено одно, голову опустил, да и произнес:
— Уважаемая властительница леса, дозвольте с искренней благодарностью и почтением забрать тела павших магов.
Подошла к нему, чуть склонилась, к главе его склоненной, да и прошептала:
«Бери, пока дают».
Вздрогнул маг, отшатнулся, не удержался да и рухнул спиной, глаза от испуга расширились, лежит, приподнявшись, как куренок ощипанный.
Не удержалась я, ближе подошла, да и добавила:
«Можно и без почтения с благодарностью».
Данир побледнел, даже не взирая на сурьму, и тут один из магов произнес:
— Чего разлегся? Командующий приказал дожидаться ведунью с почтением.
Ну, не удержалась я. Ну не смогла. К этому надменному, подбоченившемуся подошла, и как шепну у его плеча, просто до уха не добраться было:
«Все, дождались уже!»
Дернулся и этот маг, чуть об Данира не споткнулся, с трудом на ногах удержался, да только удержаться от заклинания ему еще тяжелее было.
— Да чтоб тебя! — выругался еще один маг, которого как раз не поведение коллег до дрожи перепугало, а то что второй чуть пасс магический не совершил. — Собрались. Никакой магии! Никакой я сказал!
И да простит меня Агнехран.
«Вообще никакой? Точно? Уверен? Вообще-вообще нельзя?» — поинтересовалась я у него.
Застыл маг. Лицо немолодое, от того и мази на нем втрое больше, чем у иных, на горле кадык дернулся, на шее амулет засветился, а я… я замерла, стороннее появление ощутив.
— Развлекаешься, ведунья? — насмешливо Агнехран вопросил.
Обернулась к нему. Стоит архимаг, глядит с улыбкою, куда глядеть по идее знать не должен, но шаг влево, шаг вправо отслеживает, значится чувствует как-то. Одет по-простому — рубашка белая, на лице ни сурьмы, ни мази, волосы собраны в хвост на затылке, на губах улыбка, да такая, что прикоснуться хочется.
Подошла, прикоснулась, а он и дышать перестал на миг.
«Развлекаюсь, — прошептала ему. — Ночь была тяжелая, от чего не развлечься утром?»
— Да ты и по ночи не скучала, — вздохнул Агнехран тяжело, на меня, хоть и невидимую, поглядел с укоризной. — Ты, госпожа, в следующий раз, когда ведуний померших по фальшивому следу отправишь, предупреди, уж не сочти за труд.
И испугалась я. Отшатнулась. Вопросила нервно:
«Маг, знаешь откуда?»
Промолчал Агнехран, только заметила я — уставшим выглядит. А опосля пригляделась — на руке одной рукав застегнут наглухо, а на рукаве том… кровь запекшаяся.
«Охранябушка, — сердце сжалось от предчувствия дурного, — неужто ты в Яр за мной сунулся?!»
— В порядке я, беспокоиться не стоит.
«А тебе значит, беспокоиться можно?!» — вспылила я.
Пожал плечами маг, и хоть уставший, а стоит все так же и улыбается так по-доброму, так счастливо. И смутилась я вдруг. Отступила, да и сказала сконфуженно:
«Павших я твоих к окраине леса принесла».
— Вижу, — и улыбка исчезла его. — Откуда знаешь, что мои?
«Да ты как-то сказал, — я тоже плечами пожала, но не увидел он, конечно».
— Спасибо, — голос его дрогнул, — поклон мой тебе, низкий.
«Тебе спасибо, что подсказал, да научил. И пора мне, Агнехран, время уж. Прощай».
Замер, глаза мигом прищурились, да и сказал маг недобро:
— А вот это плохое слово, Веся. Очень-очень-очень плохое. Не говори его мне. Никогда.
Ну, раз просишь:
«Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай!»
— Зараза лесовладеющая, — очень тихо сказал маг.
Улыбнулась, к щеке его прикоснулась, он глаза прикрыл, словно действительно чувствуя, а мне… пора было уже мне.
«Сегодня отсыпаться буду, не свидимся. И ты отдохни, уставший совсем, вымотался».
— Отдохну, — прошептал Агнехран.
Скользнули пальцы мои по щеке его, да отступила я в лес, под сень деревьев черной злобой искаженных, и попросила Ярину:
«Павших огороди, нежити то в Гиблом яру что день, что ночь все едино».
И затрещали деревья, заскрежетали корни, что из земли выдергивались, и встали дубы, пусть и искореженные, ствол к стволу, в живой забор полумесяцем вставший обратившись. Маги тут же порталы пооткрывали да и принялись павших своих прочь уносить. И стоял Агнехран, руки сильные на груди сложены, глаза внимательные за транспортировкой каждого тела следят пристально, лицо невозмутимое и отстраненное, а вот в глазах… в глазах боль да скорбь страшные. Видать знал он, знал каждого мага, что в Гиблом яру погибли, всех он знал.
И не смогла я уйти, вернулась к нему, обняла со спины, крепко-крепко, как могла моя бестелесная оболочка, да и прошептала:
«Все пройдет, Агнехран, и боль пройдет, и скорбь. Ты не терзай себя так, не твоя это вина, и не твоя ошибка».
И ответа не дожидаясь, отступила, клюкой оземь ударила, и перенеслась аккурат на полянку свою.
***
Туда перенеслась я, где лежало тело мое в платье свадебном, да сидел рядом Водя, сидел, за руку крепко держа, в лицо с тревогой вглядываясь. Не упустила своего шанса и тут.
Подошла, шепнула:
«Все, туточки я».
Просиял улыбкой полной облегчения водяной, а я клюку в руку свою же вернула, и с ней в тело вернулась сама.
Глаза распахнула — аккурат вовремя вернулась я, солнечный свет уж почти тела моего достиг. А еще спина затекла, и шея, и хорошо что аспид обо мне позаботился, на земле лежать не оставил — сырая она, земля-то, у воды ведь у самой.
— Весь, встать сможешь-то? — спросил Водя.
— Не, — ответила весело.
— А сесть?
— Не.
— А не издеваться и сразу сказать, где и что болит?
— Тоже «не», — настроение у меня поутру было превосходное.
И тут рядом вспыхнул круг алхимический, из него вышел аспид, мрачно да недобро на Водю глянул, ко мне подошел, наклонился, на руки подхватил, и в алхимический круг свой вернулся — я и сказать ничего не успела.
***
А когда перенеслись мы — и говорить не стала. Аспид меня аккурат в баньку перенес, та уже растопленная стояла, да с водой теплою, как была в платье так в ту воду и опустил. Выпрямился, на меня поглядел устало, да и сказал:
— Тихона с едой пришлю. Платье твое, ведунья, как я понимаю просто так не снять, так что чащу зови. Рад, что помощь ни моя, ни лешего с водяным не понадобилась. Отогревайся и спи. У меня дела есть, к ночи вернусь.
Поглядела в спину его уходящего, да как ушел, позвала вовсе не чащу, а друга верного да сотоварища надежного. Леший явился тут же, платье снять помог, да посидел рядом, пока я в воде теплой отогревалась. Молча сидел, и по глазам видно — говорить ничего не хочет… а поговорить придется.
— Навкара, — проскрежетал лешенька.
И мы еще помолчали. Навкара это было страшно.
— Чую я, в Гиблом яру не только ведуньи мертвые обретаются, а и кое-что пострашнее есть.
— Есть, — согласилась я грустно, — где-то посередке леса, чуть ближе к западу, есть что-то. И придется узнать что.
— Сама не лезь, — предупредил леший.
— Самой и не хочется, — честно призналась я.
— Может аспида отправим? — вдруг предложил друг верный.
Я на него посмотрела, он на меня, и оба тяжело вздохнули. Не отправим мы аспида, потому что это наше дело, как есть наше, мы теперь за Гиблый яр в ответе, вот нам и отвечать.
— И ведь жили-то как жили, хорошо, спокойно, без волнений, — высказал лешинька.
Но мы оба знали — взяться за Гиблый яр было решением правильным. Очень правильным. Ведь пока жива была Ярина, лес еще кое-как но силу сохранял, а вот коли и она пала бы под действием скверны… рано или поздно отравлена была бы река, а значит и Водя и все его владения, а опосля скверна добралась бы и до нас…
— В Гиблом яру работы много, — сказала я.
— Леший нужон, — подтвердил мой леший, и добавил, — я справлюсь.
Я на него снова поглядела, и скрывать не стала, правду сказала:
— Пока там хозяйка твоя прежняя, нельзя тебе в Гиблый яр.
Заскрежетав, пожал плечами мой лешинька, и ответил:
— Отболело уже, Веся, да и облик человеческий я утратил — нет у нее более силы надо мной, а вот тебе моя сила сейчас позарез нужна, сама ты в Гиблом яру не справишься и о том ведаешь.
— Обдумать нужно все, — помолчав, решила я. — Навкару создать непросто — а кто-то создал. В яру заповедном создать область, для лесной ведуньи не ощутимую крайне непросто — но кто-то создал. Тут думать нужно. То, что во врагах у нас чародей один это дело понятное. То, что ведьмы-изменницы есть — тоже ясно. А вот как давно это есть?