— Мы пытались этот путь закрыть, — продолжил Агнехран,- много, много, много… чудовищно много раз. А знаешь почему?
Головой отрицательно покачала, все так же на него глядя.
Улыбнулся он мне, грустно так, с горечью, да и сказал:
— Ты меня Агнехраном назвала, когда об имени догадалась. «Агнехран — хранящий огонь» — это ты вслух сказала, а подумала ведь о другом, не так ли?
— Так, — скрывать я не стала.
Кивнул маг, ответ мой принимая, и продолжил:
— Много слухов обо мне ходит. О беспощадности моей, о том, что огнем и мечом я прошел по городам, деревням, жизням да ведьмам. И это правда, Веся, отпираться не стану. Только вот поймешь ты меня, как никто бы не понял — навкары ядовиты, ты о том ведаешь. Сама сказала «где шагнут, там гниль расползается». А сколько еще ты нежити такой знаешь, что гнилью да скверной при своем появлении целые поселения за ночь отравить способна?
Промолчала я, сердцем чувствовала — ответ ему мой не требуется, и так ведает, что я такую нежить знаю, к сожалению знаю.
— Первое поселение, что сжечь пришлось, отравлено было за сутки, — говорил маг скупо, словно боль и горечь свою сдержать пытался, да все равно лилась она, с каждым словом выплескивалась. — Убивать упырей, Веся, легко, коли в бою. Коли упыри мужского пола да взрослые, коли нападут исподтишка, и тогда за жизнь свою борешься и уж не до морали, не до сожалений, нет других мыслей кроме как убить-уничтожить. А там городище было, Веся, — и взгляд он опустил, — на излучине реки, с трех сторон лес да тракты торговые, с четвертой река, а как шагнешь за ворота — упыри… Мужчины, женщины, старики, дети, младенцы…
И замолчал Агнехран, умолк на мгновение.
А потом зло произнес:
— Тогда и сжег. Впервые. Без разбору. Не глядя. Все сжигал. Все что на пути попадалось. Все что гореть могло. Все огню отдал… И, знаешь, думал — опрометчиво поступаю. Как слабак. Как трус. Как эгоист, что по ночам спать возжелал без кошмаров. Многое о себе думал, и хорошего в тех думах ничего не было. Да только после, когда на пепелище стоял, себя до глубины души ненавидя, тогда домишко один рухнул, рухнул, Веся, подпол взгляду открывая.
И поднял он взгляд на меня, пустой, отчаянный синий как лед по реке, и произнес без эмоций:
— Он гнилым был, Веся. Весь. Гнилью за скверной проеденный, словно плесенью покрытый. И цепи на полу — ржавчиной разъеденные. Знаешь, за какой срок упырица может цепи заговоренные ржавчиной растворить?
Я головой отрицательно покачала.
— Год, — тихо ответил Агнехран.
Помолчал немного и следующий вопрос задал:
— А знаешь, кому домишко тот принадлежал?
Снова головой отрицательно покачала.
— Ведьме, — безжалостно сообщил маг. — Ведьме, Веся. Ведьме, что за трое суток до нападения городище покинула, да не просто так уехала, а подпол открыв, заклинания охранительные сняв, да первую жертву, девчонку лет восемнадцати, обездвиженной на полу оставив, чтобы сил набралась упырица. И она набралась. Уж так набралась, что на две сотни жителей хватило.
Я невольно рукой за шею схватилась, крик подавить пытаясь, потому что — не могло такого быть. Не могло! Никак не могло! Мы, ведьмы, за народ свой в ответе, и не потому что так положено, а потому что — не можем мы иначе. Никак не можем. Ведьма это первая помощь на деревне. Деревенская ведьма она и роды примет, и дитенка излечит, и кто с раной, кто болезнью — все к ней. И представить себе что Ульгерда могла бы погубить город свой… Да не мыслимо такое! Никак не мыслимо! Быть не может! Просто не может! Не такие мы…
Да только я и других ведь ведьм уже знаю.
Изяслава — что силу свою против всех законов сыну отдала.
Славастену — что ведьмой никогда и не была.
А пуще всего тех чародеек, тех двенадцать чародеек, что в ряды ведьм затесались бессовестно, да и выходит что безжалостно.
— Скажешь, то не ведьма была? — прямо Агнехран спросил.
Что я сказать ему могла?
— Не знаю, охранябушка, — честно призналась, — не ведаю. Я за последние дни словно землю из под ног теряю стремительно, и на чем стоять уже не ведаю. Казалось мне один у меня враг — Славастена. Да и та не враг, а так — наставница, что не сумела мною воспользоваться, от того, и не друг, и не враг, лишь супротивник незнчительный. А теперь смотри что выходит — среди ведьм ренегаты оказались, и не только чародейки, те двенадцать что случайно спаслись, да от мести не отказались, но и иные, такие как Славастена — что магини по сути, но никак не ведьмы. А еще леса Заповедные загубили же, почти все загубили, ведуний да леших в нежить обращая, и ради чего? Столько нечисти погибло понапрасну, ведь не прожить ей в лесу, что Заповедным быть перестал, столько крови пролилось безвинной, а страшнее всего то, что один, всего один лес Заповедный остался. Только один… и он мой. А значит нет у меня права на ошибку, ни на одну ошибку права просто нет.
Смотрит на меня Агнехран, молча глядит, а в глазах то, что от мага никак не ожидала — понимание. Он меня понимал. Он, в крови по локоть измазавшийся, он, все проблемы огнем да мечом решающий, он, чье имя с тотальным уничтожением единым целым в умах да сердцах стало… и он меня понимал.
— От того в лес не пускаешь? — тихо спросил.
— Знаешь все сам, нет нужды повторять, — я колени обняла, подбородок уместила, смотрю грустно на охранябушку, а он на меня с тоской.
Вздохнул, на жесткую спинку кресла своего откинулся, посидел, пристально глядя, да и так речь повел:
— А давай-ка мы тебе землю под ноги-то вернем.
— Давай, — улыбнулась я.
Маг потянулся, взял бумаги лист чистый, перо обмакнул в чернильницу и расписывать начал:
— Ныне семь из десяти территорий Гиблого яра уже под твоим контролем.
Надо же, я и не знала, и не могла не отметить:
— Достойно тебя господин Аедан информирует. Так информирует, что я вот новости такие опосля тебя узнаю.
Улыбнулся, но объяснять ничего не стал, хоть и хотелось мне получить эти объяснения.
— Чащу ты усилила, — продолжил архимаг, — нежить сгоняют к окраинам, а там мои маги в бой вступят.
Как все ладно-то выходило, по словам его. Слишком ладно. От того сидела я, и внимательно слушала, на ус мотая…
— Уничтожение нежити займет дня три-четыре, не более, — Агнехран на меня взглянул, на миг от листа оторвавшись, — и останется только область в центре леса, так?
Кивнула, что мне еще остается.
— Но ты в состоянии нынешнем с месяц туда не сунешься, я прав?
— Прав, — лукавить не стала.
А охранябушка не стал скрывать вздоха полного облегчения, мог бы, но не стал, доверял видимо. И вернувшись к бумаге, продолжил:
— Стало быть, армию распустишь?
Не понравился мне вопрос. И отвечать не хотелось, но поднял на меня взгляд Агнехран, а глаза у него цвета летнего неба перед грозой и я ответила как есть:
— От ситуации зависит. Коли из круга Смерти еще навкары полезут, али какая другая скверна, сама я не справлюсь. Да и по договору с волкодлаками, мой лес им домом станет, а значит сюда понапривезут баб с детишками, а это не болотники, что на обособленной территории живут. Это волкодлаки и их ребятишки неугомонные, они везде бегают, а значит лес Заповедный к их приезду безопасным должен быть.
— Значит волкодлаки остаются навсегда, — подытожил Агнехран.
Промолчала я, не хотелось о таком говорить.
И маг понял, а потому свернул разговор к итогам:
— Значит главной опасностью для тебя сейчас круг Смерти остается и все «сюрпризы» что преподнести может.
Кивнула я, сама на него смотрю настороженно.
Взглянул на меня Агнехран, головой качнул укоризненно, и сказал тихо:
— Не враг я тебе, Веся. Ни тебе, ни двум лесам твоим.
Отвечать ничего не стала, он и не требовал.
— Значит главной задачей сейчас является круг Смерти и его изоляция либо уничтожение, — и Агнехран черту внизу записей своих подвел.
А я подумала — надо же, как все четко определил, и четко и сразу и без сомнений и тревог. Просто вот проблема, делаем из нее задачу и решаем как есть. И так все просто выходит, так ладно, только вот…
— Первая навкара из столицы королевства была, — сообщил вдруг Агнехран. — Вторая с Ведьминой горы, третья оттуда же. Значит у чародеек не один портал, а несколько. Сейчас обыскиваем столицу. Пока обыскивали без меня, но как тебе легче станет и я туда направлюсь. Найдем. Без сомнений найдем. А вот с Ведьминой Город нужно будет подумать, меня как переговорщика, сама понимаешь…
— Никто на порог не пустит, — не знаю почему, но улыбнулась я.
— Да уж, ведьмы народ недоверчивый, — усмехнулся охранябушка. И тут же спросил: — Кто сейчас сдерживает нежить в круге Смерти?
Улыбаться я перестала. Поразмыслила немного говорить или не стоит, и все же всю правду сказала:
— Леший. Леший Гиблого яра.
Нахмурился Агнехран, кончиком пера писчего постучал по листу исписанному и произнес:
— Плохо, очень плохо.
Сама знаю что плохо, но от вопроса не удержалась:
— И почему это плохо-то?
Глянул с насмешкой, сразу показав, что все понял, но ответил честно:
— Сама посуди, ведьмочка моя неугомонная, ранее нежить к лесу своим ходом бежала, другого пути у нее не было. Значит, сдерживал леший портал потусторонний. А сейчас изменилось что-то, то ли леший ослаб, то ли чародейки нашли, чем ослабить его, ведь навкары прямиком через круг Смерти проходят.
И я поняла, о чем он — раньше в Гиблом яру навкар не было. Твари, личи, ходуны, мертвяки, но навкары нежить иного порядка, и вот теперь они каким-то образом миновали преграду. Что тому виной? Что лешего ослабило? Чародейки ли способ изыскали, или это я по случайности да незнанию?..
— Не бледней, не пугай меня, а то я так до столицы вашей вовек не доберусь, — произнес охранябушка.
Улыбнулась неловко, да той улыбки и на миг не хватило — страшно мне стало. Что если я ослабила? Я ведунья-недоучка, всего порядка леса до сих пор не знаю, не ведаю. Мне где леший мой помогал, где смекалка, а где и везло попросту, смелым да находчивым всегда везет, а еще дуракам, но не хочу о том думать. О другом сейчас поразмыслить надобно — что не так могла сделать, чем лешего Гиблого яра ослабила, и просчитать все, каждый шаг, каждое действие.