И в глаза мне взглянул вопросительно.
А я на кольцо посмотрела уже иначе — для меня не просто камень это был, для меня это было целых семь бессонных ночей Агнехрана. И я сильно подозревала, что если кольцо это его заставлю забрать, он же… он еще столько же спать не будет, что-то другое для меня придумывая.
— Ладно, оставь. Назад надень, кому сказала. Хороший перстень, красивый, мне нравится!
И руку забрала. И на груди вообще их сложила. И на мага посмотрела взглядом мрачным, да суровым. А маг возьми и начни вредничать.
— И с чего это он вдруг тебе понравился? — вопросил издевательски.
— Красивый потому что! И другого мне не надо, понял?
— Нет, ничего не понял, — точно издевается.
— Я сказала — хороший перстень! — так и сказала.
Затем на ту горку украшений, что на столе остались посмотрела, подумала, и добавила:
— Эти тоже хорошие. Оставляй.
— Все оставить? — спросил с усмешкою.
— Тебе что, жалко? — вопросила воинственно.
— Нет, — улыбнулся весело, — мне не жалко.
— Вот и оставляй! — я с ног его спрыгнула, сходила к сундуку, оттуда ящик, в котором хранились прежние мои артефакты с амулетами принесла, все со стола в него сгребла, и, относя обратно, добавила: — А по ночам, Агнехран, между прочим, спать надо!
А он взял и рассмеялся. От души, громко, так что клюку очень призвать захотелось. Но в то же время так легко и с облегчением каким-то, что призывать не стала. Просто подошла к нему, стою суровая.
— Так дело в том, что я не спал? — отсмеявшись, вопросил Агнехран. — А я уж думаю, с чего такая щедрость-то…
Улыбнулась неловко, он снова на колени к себе усадил, обнял. Чудовище мое огненное. Посидели так, молча, а потом вдруг маг к теме разговора вернулся:
— Двое суток в своем Заповедном лесу сидишь, никуда свой симпатичный носик не высовываешь.
— Это уж как получится, — протянула я вот точно уверенная, что так оно не получится.
— Веся, — Агнехран от себя отодвинул, в глаза мне взглянул, — дело серьезное, пойми. Ту побрякушку чародейскую, что сегодня ко мне отправила, мне пришлось в аду оставить, в прямо смысле.
— От чего так? — не поняла я.
— А от того, радость моя, что чародейские артефакты в паре завсегда работают. И конкретно этот открывал путь тому, кто вторым владеет.
Взглянула на него недоверчиво, да и вопросила:
— Неужто и в лес Заповедный путь бы открылся?
Агнехран молча кивнул.
Призадумалась я. Думы были недобрые.
— Никуда не ходи, — продолжил серьезно и напряженно Агнехран, — ни с кем не встречайся, особенно с ведьмами.
Вспомнила я тут Ульгерду. Когда на нас огонь жизни чародейский хлынул, я этой ведьме молодость вернула и силу, а когда прилетели ведьмы в яр Заповедный, Ульгерда снова была кожей зелена, силой опустошена. На что она ее потратила, вот в чем вопрос. И мне бы поговорить с ней, но…
— Весенька, счастье мое, в глаза мне погляди, да пообещай, что сделаешь, как прошу.
В глаза его змеиные взглянула, а что сказать-то и не ведаю. Тут что ни день, то все веселее становится, и не знаю я, что в следующий час случится, не то, что на следующий день.
— Веся, — совсем серьезным стал, посуровел даже, — мне уверенность нужна, что пока я далеко буду, с тобой ничего не случится. Потому что если с тобой что-то случится, смысла жить дальше для меня не останется.
Смотрю на него, о своем думаю, да и что сказать не ведаю.
Сказала, что в голову пришло:
— От чего в яр нельзя?
— Там три ведуньи остались, — сказал как есть Агнехран. — И не ведаю, что еще. Гиблый яр от того и гиблый, что как топь-болото — никогда не ведаешь, что из этого омута еще вылезет. Ты в своем лесу под защитой, лешему я доверяю, Леся за тебя любого порвет, ведьмак изолирован, так что никто не пролезет не проникнет. Только ты лес не покидай, прошу тебя.
И ответила я то, что могла ответить:
— Я постараюсь.
Обнял Агнехран, к себе прижал крепко-крепко, опосля на стул пересадил, встал да и вышел.
А я сидеть осталась в задумчивости.
Затем встала, платье на сорочку сменила, плащ поверх накинула, клюку взяла верную да и направилась туда, где можно было вопросы задать, да ответы получить.
***
Вода в Заводи была ключевая, ледяная значится. И время от времени опускала я в нее руку, чтобы ладонью влажной к лицу прикоснуться, усталость да сон прогоняя. Водя сидел рядом, как и я в книги погруженный, с нами и кот Ученый книги чародейские штудировал. А домовой Тихон угощение готовил — грибы над костром жарил, да похлебку со странным ароматом варил. И потому светлячки, что нам светили, от него старались держаться подальше.
— Кажется, нашел, — воскликнул Водя.
Мы с котом тут же придвинулись к нему и водяной указал на рисунок медальона, точь-в-точь такого, какой сегодня к ногам моим прикатывался.
— Пу-те-во-проводник, — кот Ученый чародейский язык плохо знал, от того и читал порой по слогам.
— Да, похож, — согласилась я.
— Только загвоздка имеется, — Водя страницу перевернул и узрели мы неожиданное.
У этих путепроводных медальонов особенность имелась — они не по паре были, они были так — один заглавный, и от него дюжина второстепенных.
— Я видела лишь два, — сообщила друзьям верным, забирая книгу у Води.
— А что еще видела? — обиженно как-то водяной спросил.
— Ульгерду видела, — ответила, головы от книги не поднимая. — И честно скажу — то, что видела, то не понравилось мне.
— Покажи, — попросил Водя.
Руку протянула, к щеке его прикоснулась, в глаза заглянула да и передала образ Ульгерды таким, каким в последний раз наблюдала. Затем, не долго думая, передала и тот, коим эту ведьму одарила, когда свечи зажигала, чародейскую, жизненную силу распределяя. И увидал Водя, как хватается ведьма за кулон свой малахитовый, как преисполняется решимости да силы, как решается сделать шаг.
— Весь, как вспомню тебя в костре том, так у самого пламя в груди жжет! — высказался Водя.
Затем призадумался, и попросил:
— Покажи последний образ.
Показала снова.
— Силы в ней нет, — отметил водяной. — Где растеряла?
— Мне это не ведомо, — я руку убрала, снова к книге вернулась. — Чародеев то, как я погляжу, голыми руками не возьмешь.
— Да уж и ежовые рукавицы не помогут, — подтвердил властитель просторов речных.
А потом вдруг спросил:
— Весь, что у тебя с аспидом?
— Любовь! — с чувством ответил кот Ученый.
Мы с Водей молча на кота посмотрели, кот понятливо умолк.
— Сложно все, — правду я водяному ответила.
И взялась про кулоны эти путепроводные и путеводные читать. Сложно было, язык-то совсем древний. И тут Водя возьми да и скажи:
— Веся, не хочу тебя ни обидеть, ни унизить, ни оскорбить как-либо, да только — ведунья ты, Веся. Пока молодая совсем, пока в тебе сила ведьминская кипит, да юность свое берет, несмотря на то, что весну свою ты отдала, пытаясь спасти Кевина. Но ты ведунья, Веся, лесная ведунья, и чем дольше в лесу живешь, тем меньше у тебя эмоций человеческих будет. Вижу я, что аспид к тебе не равнодушен, понять это не сложно, с самого начала ясно все было. Но ты… ты, Веся, уверена ли ты, что чувствуешь свое сердце? Что не отголосок это эмоций, чувств, да желаний аспида?
Поглядела на него искоса, взглянула да и вернулася ко чтению.
— Я сказал, ты услышала, — сказал Водя.
— Услышала, — отрицать не стала, — да только в случае том, напомнить должна — и ты мне не пара, воевода водный.
Нахмурился, голову опустил, задумался.
Опосля возьми да и скажи:
— Твоя правда, прочную пару лишь ведунья да леший образуют. Но твой леший человеком обратится не способен.
И тут из кустов прорычало:
— Ошибаешься, водяной, теперь и зверем могу.
И как из-под земли выскочил одним прыжком к Заводи зверь-чудище. Более всего чудище походило на пса черного, с ушами острыми, мордой хищной, шерстью сумрачной, пастью такой, что и волкам не по себе бы стало. А мне вот стало — вскочила я, книгу едва не обронив, кинулась к зверю-чудищу, морду его ладонями обхватила, и вопросила радостно:
— Ты ли это, лешинька?
— Я, Веся, я, — и носом в мой нос уткнулся.
— Как? — зарываясь в шерсть его пальцами, спросила не веря в то, что вижу-то.
— А хрен его ведает… точнее аспид, но вышло как-то так. Веся, сам поверить не в силах.
А кто в силах?! Я гладила его морду, касалась шерсти и поверить не могла. Ни на единую секунду не могла. А леший носом еще раз в мой ткнулся, и снова лешим стал, натуральным, деревянным, большим и суровым.
— Вот знала бы что так можно, давно бы в Гиблый яр сунулась, — глядя на него огромного снизу вверх, сказала в сердцах.
Леший мигом ощетинился, да и ответил:
— А подзатыльника моего отведать не хочешь, Веся?
Вот никакой радости с этими мужчинами.
— Клюкой отвечу! — ответила я, и ушла обратно к водяному.
Села рядышком, книгу взяла галантно протянутую, частью куртки его укрылась и засела дальше читать.
— Весь, — понял леший, что не то сказал, все понял, да поздно уж.
— Занята я, — ответила, головы не поднимая.
А опосля и ушел. Молча. Осталась я дальше книгу читать, и все бы ничего, да только в книгу гляжу, ничерта не вижу.
— Весь, — Водя ласково руки коснулся, — как так вышло?
И даже без уточнения, поняла, о чем он.
— Чародейская сила живительная, она с подвохом оказалась.
— Я отклонений от нормы не отметил, хотя все проверил как есть, — взмахнув длинным серебристым рыбьим хвостом, сообщил водяной.
— Да я тоже все проверила, и даже перепроверила, и на всякий случай проверила еще раз. Но когда на лешего иллюзию человеческую накинула, он вдруг возьми, да и человеком стань.
Поразмыслив немного, Водя сказал:
— Плохо это, теперь с магией осторожнее нужно будет обращаться.
Кивнула молча, да сызнова в книгу погрузилась. Было о чем почитать. Чародеи завсегда действующие по принципу «каждой твари по паре», в особо крайних случаях переходили на правило «двенадцать пар». И тот медальон, что пыталась закинуть ко мне одна из чародеек, он имел не только одиннадцать присоединяющих, он имел и парный медальон, и в нем тоже было одиннадц