Домовой высунулся из печки, огляделся, крутя вихрастой головой, исчез, а вскоре протянул мне тарелку с бутербродами. Взяла молча, сгребла бутерброд с тарелки, остальные на лавку поставила да и принялась вечерять, ужинать в смысле. Хороший вышел ужин. На свежем воздухе оно завсегда так – любая еда вкусной покажется.
– Ну, чего встали? – спросила у книгоносителей. – Проходите, ужинать будем.
– Чем? – вопросил кот.
– Чем бог послал, – решила я.
Леший окинул охранябушку внимательным оценивающим взглядом.
– Лешенька, я лесная ведунья, но даже как ведьма честно тебе заявляю – каннибализм не есть добро и участвовать в нем я отказываюсь.
Леший с магом переглянулись, осознали, что делать нечего, да и направились к избе.
Охранябушка внутри, если можно выражаться «внутри» по поводу одностенного здания, пробыл недолго. Походил, осмотрел остатки моей избы, проверил, хорошо ли держит крышу бревно замшелое, а опосля ушел.
Вообще ушел.
Без него книги заносили. После недолгих размышлений сложили все на печи, я этой печью все равно никогда не пользовалась, в ней же домовой жил. Потом я зверей отпустила, а затем, стараясь не замечать косой взгляд домового, за клюку взялась да и посмотрела, где мой охранябушка. А как увидела, с трудом на ногах удержалась – маг тащил здоровенный котелок, судя по тому, как сжимались травинки, соприкасаясь с поверхностью покрытой, котелок тот горячий был, а на нем, на крышке, снедь стояла – круги колбасы копченой, сало просоленное, сыр белый, под полотенцем стиранным, хлеб едва из печи.
И затрясло меня от ужаса, вмиг охватившего!
Ударила клюкой оземь, сокращая путь охранябушки, да и осела на ступени, чудом сохранившиеся, а саму трясет, даже руки дрожат.
А маг почти не удивился, когда прямо из лесу на двор мой ступил. И мимо меня прошел, неся тяжесть такую без труда совсем, и, только поставив котелок на пол в остатках моей избы, назад вышел, ко мне подошел, сел передо мной на корточки, в глаза заглянул и спросил:
– Ты чего такая бледная, ведьма?
Огреть бы его. Вот прямо клюкой этой и огреть, но меня так трясло, что боюсь, это не я клюку сейчас держала, а она меня поддерживала.
– Ведьма, – маг посуровел, – ты чего?
А может, хватит у меня силушки-то, врезать ему, а? Но нет, сил не наблюдалось, плакать только очень хотелось, от облегчения, что ли.
– Весенька, – от волнения архимаг даже побледнел, – чего ты волнуешься? Я в деревню сходил, дров наколол, скотину от хворей полечил, людей некоторых, селяне и отблагодарили, только просили котелок назад вернуть. А, и да, кузнец за руку восстановленную благодарен очень был, пообещал, что ножей тебе сделает, ритуальных, как полагается.
Вот тут уж я взвыла.
И клюку бы выронила, но та стоять рядом осталась, а меня трясло уже, да так, что не передать.
– Охранябушка, родненький, ты что творишь? – вопросила голосом дрожащим. – Я понять не могу, тебя при рождении головушкой обронили или ты опосля приговора несправедливого умом тронулся?
Маг отшатнулся, затем вскочил, гневный, яростный.
А я, я все понять не могла.
– Ты мне прямо скажи, – продолжила слабым голосом, – ум-то у тебя есть али вышел весь?
– Ведьма, ты меня оскорбить пытаешься? – глухо вопросил он.
А я смотрю на него да и думаю – как сказать-то, чтобы дошло наконец?!
– Охранябушка, – я тоже встала, да на ступеньку, так что росту мы теперь были почти равного, – я лесная ведунья, понимаешь ты? Для всех в округе я бабка старая, карга страшнючая, питаюсь поганками да лягушками, понимаешь? Ты, скудоумный мой, что людям-то сказал, когда за еду работать взялся?!
Маг оскорбился, по поводу «за еду работать взялся», но ответил:
– Сказал, что раб, у ведьмы лесной служу.
– Ой дураааак, – простонал кот Ученый.
Ему маг ничего не сказал, лишь на меня посмотрел. А я… а что я. Как стояла, так и села. Посидела, поглядела вдаль, на лес, подышала, успокоилась, а затем тихо, но жестко сказала:
– Слушай меня внимательно, охранябушка. Перво-наперво, у люда окрестного даже сомнения не должно возникнуть в том, что питаюсь я пиявками с болота и поганками с пней замшелых, иначе, знаешь ли, на мои вылазки в ярмарочные дни и внимание-то могут обратить, а мне то внимание и даром не нать – я за пределами леса почти беззащитная, понимаешь ты это?
Промолчал, нахмурился и кивнул.
– Теперь далее, – посмотрела на него сурово, – ты, конечно, маг, и стремление твое людям помочь оно похвальное, тут спорить не буду. Только, охранябушка, неужто не осознаешь, что чем чаще магией пользуешься, тем сильнее повреждения твоей печати? А в нынешнем состоянии – рванет печать, и даже леший, а он у меня опытный, не представляет, что будет. Одно только сказать могу наверняка – ума лишишься в тот же миг и станешь ты безумным бесконтрольным архимагом, а это, скажу я тебе, такое себе удовольствие-то.
Сильнее нахмурился охранябушка мой, на меня посмотрел исподлобья да и сказал:
– Ты же голодная осталась. Из-за меня.
Простонала отчаянно, на него поглядела устало, да и сказала как есть:
– Я не дитя малое, маг, я ведунья лесная. Уясни это наконец!
А затем воздуха побольше набрала, да и самое страшное высказала:
– Охранябушка, лес мой не покидать! Пока печать не сниму, шагу из лесу не сделаешь!
– Серьезно? – оскорбился он вдруг. – Да недавно вроде говорила, что никто не держит, рубашки навынос предлагала да и шагать куда глаза глядят.
Тут спорить не стала, ибо было такое, вот только:
– Ты о ведьмах многое знаешь, как я погляжу. А о ведьмаках ведаешь ли?
Замер маг.
– Может, и позабыл уже, а может, и не понял, но принц наш, если уж быть откровенной, своеобразная ведьма, – я поднялась, – точнее, ведьмак.
Руку протянула, пылинку несуществующую с плеча широкого смахнула, в глаза синие посмотрела да и прямо сказала:
– А ты у нас жертва, охранябушка. И видишь ли, я всех убедила, что ты уже умер, упокоился на жертвенном алтаре во имя моей силушки, а ты… Из лесу выходить более не смей, понял?!
Договаривать не стала, сошла вниз по ступеням, ушла к ограде, постояла, все так же в лес глядя, успокоилась, потом вернулась.
Маг стоял, опираясь спиной о стену последнюю дома моего, кот, даром что призрачный, с мурчанием ел суп, который всем радушно домовой разливал, даже леший попробовал, и только мы с охранябом остались стоять, друг на друга глядя и еду игнорируя.
– Веся, – тихо произнес охранябушка, – ведьмак многое может?
Я молча руку к лесу протянула – и взметнулась листва прошлогодняя, поднялась, почти что до верхушек деревьев и рухнула вниз, потревожив птиц вечерних. Архимаг лишь мельком глянул на лес, затем посмотрел на меня непонимающе.
– Он в мой лес целое войско провел, а я и не почувствовала. Так что сам себе и ответь, многое ли ведьмак может, – слова с моих губ сорвались шепотом.
И ушла я в остатки избы.
Руки ополоснула по дороге, поднялась по ступенькам, скинула плащ на то место, где раньше была вешалка, стараясь никого не задеть, добралась до лавки, села, получила от домового тарелку супа да есть принялась без аппетита совершенно.
Внизу, у избы, стоял архимаг. Руки на груди сложены, взгляд на меня направлен, синий лед в глазах, скулы резче обозначились – злился он.
– Изяславе перечить не стоило тебе, – произнес он, не заботясь, что не только я – все слышат.
Плечами пожала, еще ложку супа проглотила, на небо глянула да и ответила:
– Утро вечера мудренее, охранябушка. Давай ужинать, потом поспать не помешало бы тебе, а поутру, по утренней зорьке, и решу, что делать буду дальше.
– А лучше порешить его сразу и спать спокойно, – мрачно предложил леший.
– А вот это не советую, – устало посмотрела на друга верного. – Я против и как ведьма – потому как несправедливо это, и как ведунья лесная. Лешенька, он архимаг с печатью, частично сломанной, но силой активной, и от меня он все время невольно подпитывался, да так, что вот магичить уже может преспокойно, так что от смерти его весь наш лес сгореть может. Вот ты как, хочешь без леса нашего Заповедного остаться?
Леший есть перестал. И кот перестал. И Мудрый ворон передумал мясо клевать. И только домовой ел себе и по мелочам не тревожился.
– А если уйду? – спросил маг напряженно.
– А давай! – предложила разгневанно. – Только ты учти, охранябушка, печать твоя нестабильная, силушка так же, а за пределами леса моего Заповедного тебя ждет Славастена с сыночком своим Тиромиром да Изяслава с ведьмаком Анарионом, а промеж них верный слуга короля архимаг последний Ингеборг, да только вот я бы на него не ставила – Анариону он клятву принес, как принцу, а Тиромир сын ему, так что для кого из них двоих он тебя на алтаре убьет, еще неведомо, но вот то, что убьет – это я тебе гарантирую. А коли ты чудом каким из лап его вывернешься, то путь твой жизненный все равно недолог – печать, охранябушка, все одно сорвется – это дело времени. Так что, открывать тебе тропу заповедную? И подскажи уж сразу, куда конкретно открыть, в какую сторону-то?
Архимаг удар принял достойно. Пошел, умылся, руки ополоснул, к нам поднялся, кот пододвинулся, место освобождая, охранябушка рядом со мной сел, домовой ему супа набрал, мяса положил побольше, я хлеб протянула, ворон – ложку.
Сидим, вечеряем.
Хорошо, спокойно.
И тут нежданно-негаданно Сила Лесная объявилась.
Ветром шумным, древесным скрипом, птичьим криком, и проявилось лицо из листьев дубовых, из гнезд птичьих.
– А гнезда-то положь, где взяла, – попросила я.
Сила Лесная одумалась, гнезда назад вернула, лицо, правда, без бровей осталось, но ничего, переживет.
– А я смотрю, ты, ведьма, ремонт затеяла, – молвила сила, все тем же мужским голосом.
И вот как к ней относиться-то, до сих пор не пойму. Зато одно могу сказать – ранее-то я за ней язвительности не замечала, да и являлась она хорошо если раз в полгода, а теперь такая честь и все мне одной.