— На этих полотнах тот человек упал сверху, на большущем зонте. Отличный шелк, а шнуры… Вот, возьми-ка их в руки! Ну что? Мягкие, а крепкие как железо, как угриная кожа. Видала ты когда-нибудь такие?
Больше всего радовался Хуан Чжоу шнурам. Тонкие и прочные, настоящие цепи! Не порвутся, хоть тащи на них любое дерево или звериную тушу. А если их расплести, получится первосортный крученый шелк, — и шить им можно, и на силки пойдет. Это настоящий клад для лесного охотника.
— А шелк пригодится на рубашки и всякое другое. Вот мы этот зонт распороли и стираем — окраска у него военная, так лучше ее смыть. Но краски ядовитые — не смываются.
— А где же тот человек? — спросила Ашихэ. — Он жив?
— Жив. Только ходить не может. Ну, и воронье его немного поклевало.
Как выяснилось из дальнейшего разговора, событие произошло сразу после наводнения в двадцати с лишним ли отсюда по дороге к Шанлю, Хуан Чжоу с сыном отправились туда с деревянным корытцем для промывки песка. Пора для этого стояла самая подходящая: между летним и осенним охотничьим сезоном у охотников свободного времени вдоволь, а после дождей вздувшиеся горные потоки размывают скалы и несут массу песка. Отец и сын хотели попытать счастья в одном известном им местечке — авось в песке окажется золото.
По дороге они услышали карканье и остановились, гадая, зачем слетелось сюда воронье целой тучей, какую падаль могло оно найти так высоко, на самой вершине дерева? Им ничего не удалось разглядеть — только то, что вороны все с криками летают над одним деревом. Увидели затем, что с дерева свисает какая-то веревка. Тогда Ляо полез туда. Парень он решительный и по деревьям лазает, как росомаха. Карабкался с ветви на ветвь, добрался до раскидистой верхушки и увидел, что там застрял человек в кожаном костюме. Вороны уже на него насели и, наверно, выклевали бы ему глаза — ведь они всегда начинают с глаз. Но человек лежал без чувств ничком, зарывшись лицом в листву, так что они могли клевать только затылок и щеку…
Ляо спустил его на веревках вниз. С трудом привели его в чувство и перенесли сюда, к себе. Он говорит, что его сбил японский самолет. Машина загорелась, и он прыгнул вниз с парашютом.
— Я подумал, что тебе, Ашихэ, следует поговорить с ним. И сразу же пошел к тебе.
— Обидно, что ты ходил напрасно. Но случилось кое-что непредвиденное, и я должна была как раз в то время уйти из дома.
— Да, да, я уже кое-что про это слышал.
Хуан Чжоу поглядел на превосходно вооруженных Ашихэ и Виктора, остановил взгляд на автомате Ашихэ, затем на полицейском маузере у пояса Виктора.
— Хуан Чжоу, ты наш человек и ты мудр, понимаешь все без слов. Как видишь, я иду издалека с Вэй-ту. Он теперь мой муж.
Хуан Чжоу только склонил голову и с еще большим вниманием скосил глаза на что-то невидимое на кончике своего носа.
— Мне говорил о нем Люй Цинь. И другие люди тоже… Лучшего мужа ты не могла бы выбрать.
— Если ты слышал обо мне, — сказал Виктор, — то знаешь, что у меня нет никого, кроме Ашихэ. И ни единого места на земле, кроме лесного моря. Ты здесь старший, и я, как все, буду тебя почитать и слушаться.
— Будем помогать друг другу, как прежде, да?
— И я так думаю, — подтвердил Хуан Чжоу, приглашая их войти в фанзу. — Входите. Надо все обсудить.
Гревшийся на солнце подле фанзы большой старый уж поднял голову и посмотрел на входящих, но не двинулся с места. Он был совсем ручной.
— Ловит?
— Еще как! У нас не осталось ни одной мыши, ни одной крысы.
Фанза была обыкновенная, тесная, из кедрового дерева, но с земляным полом. В южной стене — одно отверстие, заменяющее окно и заклеенное промасленной бумагой. Кое-какая мебель, несколько шкур. Среди этой тесноты и убожества лежавший на широком кане летчик казался поверженным великаном, и его кожаный костюм в полумраке фанзы отсвечивал металлическим блеском, как стальная броня.
Голова у летчика была забинтована, видны были только глаза, неподвижно устремленные на вошедших.
— Тебе полегчало? — спросила Ашихэ. — Можешь поговорить с нами?
Он не отвечал.
— Мы пришли тебе помочь.
Тут они услышали знакомый голос:
— Значит, ты все же спасся? Это хорошо.
Виктор вздрогнул. Нет, он все еще не верил!
Между тем Багорный — это действительно был он! — помолчав, добавил так же тихо и равнодушно:
— И вы, кажется, в конце концов поженились?
Ашихэ бросилась к нему:
— Товарищ!
— Да. Мы с тобой встречались.
— Что с тобой? Ты ранен?
— Нет. Только вороны поклевали. Ничего серьезного. Но вот ноги…
— Перелом?
— Хуже. Омертвели. Что-то с позвоночником…
— Это только из-за общего сотрясения. Ты, верно, сильно расшибся.
— Я упал на ветви… Японский истребитель подбил нас, когда мы возвращались в Яньань.
— Со Среброголовым? — с беспокойством спросила Ашихэ.
— Нет, только пилот и я.
— А Среброголовый?
— Он с нами не летел.
— Но что с ним? Где он?
Багорный ответил не сразу, коротко и с явной неохотой:
— Не знаю.
Ашихэ невольно оглянулась на Виктора. Оба недоумевали. Как так? Багорный возвращается из Советского Союза и ничего не знает о Среброголовом, не хочет даже говорить о нем, своем ученике, товарище, о человеке, который ему жизнь спас!
— Я немного умею ходить за больными. Не надо ли сменить тебе перевязку?
— Спасибо, Хуан Чжоу сделал все как следует. А ноги… Тут уж ничем не поможешь: паралич.
— Это еще неизвестно. Я уверена, что со временем все пройдет. Тебе нужен только покой и хороший уход в безопасном месте. А в тайге сейчас не совсем спокойно…
Она рассказала о походе Долгового, о том, что фанза Люй Циня сожжена.
— И твоя тоже, — вставил Хуан Чжоу.
Из его слов стало ясно, что Ашихэ и Виктор, когда шли к жилищу У, разминулись с Долговым: Долговой со своей бандой направился сначала к Фанзе над порогами и только потом пошел искать Алсуфьева и Люй Циня.
Виктор добавил, что казаки, спалив фанзу Люй Циня, не двинулись обратно, а остались в тайге и продолжают поиски.
Что же это? Ясно, что они выполняют какое-то задание, но какое именно?
Багорный, утомленный, видимо, разговором, открыл глаза.
— Вы говорите, они строят форт? Ну, значит, хватают заложников, чтобы им не осмелились мешать.
— Но если так, они и за Хуан Чжоу могут прийти.
— Удивительно, как до сих пор еще не пришли. Ведь он чжангуйды общины. Таких японцы берут в первую очередь.
Положение оказывалось гораздо серьезнее, чем они думали, и надо было немедленно решить, куда спрятать совершенно беспомощного товарища. Его надо надолго укрыть в месте, совершенно безопасном и не вредном для здоровья, где он бы набрался сил и справился с болезнью.
Когда они это обсуждали и каждый припоминал разные глухие уголки в тайге, Ашихэ сказала, что знает только одно подходящее место: грот, в котором когда-то расположился лагерем их отряд и лежал раненый Багорный.
— Ты говоришь о пещере, где меня усыпили? Где являлись мне видения и богиня? — спросил Виктор.
— Да, да. Я уверена, что лучше всего ему будет там. Ты сможешь найти это место?
— От перевала я бы дорогу вспомнил. Но отсюда…
Хуан Чжоу тоже не знал, как туда идти, — он в тех местах никогда не бывал. Ашихэ и Виктор стали объяснять, где находится пещера, припоминая разные особенности местности. В конце концов Хуан Чжоу сказал:
— Ага, это где-то за Черным Растоком, по другую сторону Межгорья… Ляо вас проводит.
— Хотя бы до Растока, а оттуда мы уж сами доберемся… Это далеко отсюда?
— Для хороших ходоков — два дня пути.
— Полноте, во мне восемьдесят кило весу! Бессмысленно тащить меня в такую даль, — запротестовал Багорный.
Разумеется, каждый из них протестовал бы на его месте, сознавая, какой обузой он будет. Однако считаться с протестом Багорного они тоже не могли: не бросать же товарища в беде.
Нельзя было медлить. Поев, они соорудили носилки из двух жердей и куска парашюта и пустились в путь: впереди Ашихэ с собаками, за ней Ляо и Виктор несли Багорного. Хуан Чжоу остался дома. Ему нужно было спрятать остатки шелка, которым он поделился с Ашихэ, и поспешить в Соболью долину, где жили Хэн, Чжи Шэн и Большой Юн, которые охотились больше за пушниной, убивая зверей выстрелом без промаха прямо в глаз. Ляо обещал, когда вернется из Межгорья, привести с собой еще Эр-ляня и Сань-пяо. Семерых таких охотников будет достаточно. Все они вместе отправятся по следу Долгового. И тайга, наверно, поглотит рыскающую по ней пятерку сыщиков.
Дорога шла лесами, по руслу речки и тропинками по горным склонам то вверх, то вниз. По временам Ашихэ останавливалась, и тогда мужчины опускали носилки на землю и отдыхали, разогнув спины. Ляо нес только носилки, а у Виктора на спине висела еще корзина с оружием и патронами. Ашихэ просила дать ей нести хотя бы часть этого груза. Но как убедить мужчину, упрямого и не знающего меры своим силам? «Не приставай, Триданя, не то я еще и тебя понесу вместе с корзиной».
На одной из таких остановок Багорный опять заговорил о том, что их затея не имеет никакого смысла.
— Вы только замучаетесь, а мне не поможете.
— Не думайте вы об этом, Александр Саввич. Как-нибудь доберемся.
Виктор приподнял концы жердей — они врезались ему в плечи под тяжестью человека, встречи с которым он когда-то ждал два года, о котором позднее — на джонке и когда ночами брел через тайгу — часто думал с благодарностью и восхищением и которого жаждал найти. Но после встречи с беглецами из России он уже не стремился увидеть Багорного, потому что испытывал горечь разочарования. И вот теперь Багорный свалился как снег на голову со всем грузом запутанных и трудных вопросов. Он разбередил опять все то, что стоит между ним, Виктором, и Ашихэ, то, чего он ни понять, ни признать не может…
Об этом думал Виктор вечером у костра, когда остановились на ночлег. Ляо ушел собирать хворост, Ашихэ готовила ужин, а Багорный лежал против Виктора по другую сторону костра. Протянул ему свой портсигар.