Хвост у него был свернут двойным бубликом, а ухо (то, черное, словно облитое смолой) воинственно торчало вверх. Он визжал, царапал землю, то и дело порывался бежать обратно, но снова жался к ногам Виктора и нетерпеливо перебирал передними лапами.
— Что-то он учуял. Пойдем. Волчок никогда попусту не зовет.
Они побежали за собакой. Тропинка была глубокая, справа и слева кое-где взрытая.
— Здесь дня два назад проходили кабаны, — сказал Виктор. И через некоторое время, присмотревшись к чему-то на земле, добавил: — А рябчиков тут уйма.
Смешанный лес в глубокой котловине, где стояли их шалаши, постепенно рыжел, так как здесь преобладали лиственные деревья в осеннем уборе, а дальше лес этот уже одними только березами и орешником вступал вместе с ручьем в узкий овражек. На склонах овражка, как только туда вошли Виктор и Тао, послышался шелест крыльев.
— Один есть! Следи, будет еще. Они любят такие вот буераки.
Рябчики, которых всполошили шаги, там и сям взлетали и скрывались в орешнике. А некоторые сидели на ветвях и сверху приглядывались к Тао и Виктору. Они еще никогда не видели людей.
— Эх, какое было бы жаркое… Ваше счастье, петушки!
Он только погрозил ружьем жирным и глупым птицам. Хотя поселок концерна был далеко и за горами, так что сюда даже не доносились гудки, все-таки там кто-нибудь еще, кроме Рысека, мог выйти в лес на охоту или, привлеченный выстрелом Виктора, выследить их — выстрел-то слышен за два-три километра. Так что надо было не шуметь, сидеть смирненько, как заяц под кустом поздней осенью.
Они пошли дальше по извилистому оврагу, соблюдая всяческие предосторожности. Волчок бежал уже медленнее, в движениях его чувствовалось напряжение. Наконец он притаился у выхода, поглядывая в сторону Виктора, словно проверял, видит тот или нет.
Впереди показались коричневые, поросшие редким кустарником мшары, напитанные, как губка, водой. За ними чернела лесная пуща, любимое убежище кабанов, а там, где она начиналась, видны были два небольших болотца.
— Есть! — шепнула Тао, глядя туда же, куда смотрел Волчок. Но Виктор толкнул ее, чтобы не шумела. У кабана зрение не особенно острое, зато нюх и слух очень тонкие. Он мог учуять их и на расстоянии в двести шагов.
Кабан блаженствовал, лежа в болотце, похожий издали на огромную глыбу торфа. Трудно было угадать, самец это или самка и каких размеров. Этакая гора мяса… Но видит око, да зуб неймет! Между тем мясо его пришлось бы весьма кстати (ведь Рысек прислал только жестянку топленого сала, фасоль, рис, сахар и соль), а из шкуры, даже и свежей, можно было бы пока сшить улы для Коропки. Его каракулевые давно истрепались, и он отогревает босые ноги у костра. Но как добраться до этой шкуры, как добыть ее без единого выстрела — вот в чем загвоздка.
Пока они стояли, не зная, на что решиться, кабан встал, отряхнулся и лениво побрел в их сторону. На опушке леса опять лег отдыхать, на этот раз под бурым холмиком — муравейником. Спиной он все глубже и глубже зарывался в муравейник. Вертелся и чесался до тех пор, пока его всего не осыпали муравьи. Тогда успокоился. Ему было тепло под этим живым, движущимся обвалом. Грязь на шерсти подсыхала, муравьи щекотали, выедая паразитов, — таким образом этот шельма кабан имел все удобства и вдобавок был предохранен от ревматизма.
Пока он из болота перекочевывал к муравейнику, Виктор успел его рассмотреть. Это был кабан молодой, еще не очень опытный, среднего веса — он весил самое большее сто двадцать килограммов. Такого можно попробовать одолеть холодным оружием.
Виктор отдал Тао ружье, снял куртку. Увидев, что он достает из-за голенища нож, Тао жестами пыталась образумить его. Но он только плечами пожал — эка важность, мол, не впервой ему идти на кабана — и отстранил ее, взглядом приказав не двигаться с места.
В рубашке, сшитой Ашихэ из остатков парашюта, он, взяв куртку в одну руку, а нож в другую, сполз пониже и медленно, не сводя глаз с кабана, стал обходить мшары.
Кабан по-прежнему лежал неподвижно под толстым слоем осыпавшейся земли и муравьев. А Виктор подходил все ближе. Но вот черная громада дрогнула. Тогда Виктор лег на землю и пустил вперед Волчка.
Кабан фыркнул и сразу поднялся, стуча клыками. Волчок подбежал сзади и цапнул его за хвост. Зверь присел. Он, видно, впервые столкнулся с охотничьей собакой, а у Волчка на счету было уже с десяток таких встреч, и он знал свое дело: нападал сзади или сбоку и никогда спереди.
Эта карусель продолжалась довольно долго, и наконец черная спина на миг очутилась прямо перед Виктором. Тогда он кинулся на кабана.
Увидев нового врага, кабан отступил в ельник. Спасительная чаща была в каких-нибудь двух шагах, но сделать эти два шага было так же трудно, как идти по зыбучим пескам. Ведь кабан тащил за собой Волчка, который, упершись лапами в землю, вцепился ему в ляжку, как клещами, и мешал двигаться.
Тут их догнал Виктор и отрезал кабану дорогу в ельник. Кабан сел на зад, утомленный, искусанный, запыхавшийся. Волчок еще висел на нем, но он не обращал на него внимания и водил рылом вправо и влево вслед за курткой в руке Виктора. Когда куртка взметнулась в воздух, кабан рылом забросил ее себе на уши, запутался в ней головой — и тут Виктор, подскочив, всадил ему нож между ребер. Но не успел он вытащить нож как что-то ударило его в локоть, щетинистая глыба дернулась и сшибла его с ног. Он чувствовал, что кабан уходит, — уходит с его ножом в боку.
— Ах чтоб тебя!..
Прислушался. По лесу шел треск, кабан удирал, но Волчок от него не отставал.
Рука у Виктора болела и распухла. Должно быть, кабан ударил его клыками в ляжку, но угодил в деревянную кобуру маузера, она отлетела и сильно ушибла руку. Еще миг — и кабан разворотил бы ему всю ногу.
Подбежала Тао.
— Витек, он тебе ничего не повредил?
У Виктора лицо исказилось, глаза были злые, полные холодной ярости.
— Я этого подлеца догоню! Ноги исхожу, а настигну! Он с моим ножом ушел, понимаешь?
В тайге нельзя без ножа. И нож был отличный, из японского штыка, — Виктору подарили его встреченные когда-то русские беглецы. Они тогда дали ему сапоги, одежду, продукты и нож. Нож он сам потом отточил на камне, приделал к нему рукоятку по своей ладони.
Где-то вдалеке дважды тявкнул Волчок. Через минуту опять.
— Зовет. Пошли.
Лезть в темную чащу за раненым кабаном, не выждав, пока он потеряет много крови и ослабеет, было бы полнейшим безумием, если бы не зов Волчка. Запах здорового зверя отличается от запаха того, который близок к смерти, хотя и не истекает кровью. Волчок это отлично знал и не стал бы гоняться за легко раненым кабаном. Видно, он почуял запах смерти.
Запыхавшиеся, исцарапанные, Виктор и Тао выбрались наконец из ужасно колючего, но, к счастью, небольшого ельника и пошли кедровым лесом, где было просторнее и светлее. Тао, не слыша больше лая Волчка, забеспокоилась: не ошибся ли он? Или, может, отстал от кабана?
— Ты Волчка не знаешь. Он всегда травит зверя молча. Настоящий таежный пес. Лает редко и отрывисто и если уж подал голос, то это сигнал тревоги: значит, просит, чтобы я спасался или чтобы ему помог.
Они подождали еще. Теперь лай послышался совсем с другой стороны и уже ближе.
Они двинулись туда. Шли довольно долго по буграм, то вверх, то вниз в зеленой пене хвои, словно ныряли в бурных волнах лесного моря.
— Готов! — сказал наконец Виктор, вслушавшись в отголоски, доносившиеся все время из одного и того же места неподалеку.
Кабан, должно быть, свалился где-то впереди, на почти безлесном склоне. Упал, не имея больше сил подниматься в гору, и Виктор на бегу скоро увидел, как он барахтается под выступом скалы. Из рыжей путаницы папоротников торчали черные копыта, и запыхавшийся Волчок стоял над зверем, а язык его метался, как пламя.
Виктор обернулся, жестом подзывая Тао, и пошел вперед, уже уверенный в победе. Но тут Волчок с воем взвился в воздух и затем пулей проскочил между ног хозяина, а на тело кабана молнией обрушилось что-то сверху. Из папоротников высунулся пятнистый хвост, кабан взвизгнул. Раздался громкий хруст.
Звуки эти дрожью отозвались в спине Виктора, ноги его словно вросли в землю. Он схватился за маузер, но кобура была смята. Дергал, тянул — не открывалась. А из зарослей уже выглядывала плоская кошачья голова с мягкими ушами и желтыми сверкающими глазищами. Конец. Не убежишь и драться нечем безоружному. Даже ножа нет. Впрочем. На ирбиса с ножом не пойдёшь.
Виктор вздрогнул: пальцы Тао сзади впились ему в плечи. «Не дури! — хотелось ему крикнуть. — Давай ружье».
Он протянул за спину руку с растопыренными пальцами, нащупал ружье, взял его от Тао. Теперь, если оно заряжено, можно выпалить ирбису прямо между глаз. Но заряжено ли? Тао шепнула: «Засорилось», и у Виктора от ужаса кровь застыла в жилах. Оба дула двустволки по мушку были забиты землей. Выстрелишь — разорвет дула.
Что делать? Колотить прикладом по голове пантеры? Тогда, может, Тао удастся спастись.
— Уходи! — с трудом выговорил он. — Но тихонько, тихонько.
Однако Тао не уходила, стояла за ним, хотя ирбис уже поднялся из-за кабана, дымчато-серый в черных крапинах, красивый и страшный, страшнее тигра, проворный, как всякая пантера. Он вытянул шею, готовясь к прыжку. Расстояние между ними было двадцать с лишним шагов. Ирбис оскалил зубы, и они услышали первое раскатистое рычание.
— Прочь! — гаркнул Виктор. — К чертовой матери!
Это подействовало, как свист бича. Зверь отскочил. Быть может, он никогда ранее не слышал человеческого голоса? И Виктор заорал во всю мочь:
— Вот я тебя!
Левой рукой он обнял Тао, а правой держал ружье за ствол, как дубину, и медленно сделал шаг назад. Один, другой…
Ирбис нерешительно кружил около кабана — здесь было мясо, а там предстояла борьба с людьми.
А Виктор и Тао уже отходили и били в него залпами громких криков — первых попавшихся, бессмысленных слов. Все годилось — только бы выкрики были оглушительные и короткие, как взрывы.