Вскоре шум усилился. Слышалось клокотание воды, разбивавшейся о мели. Мрак мешал пассажирам что-либо видеть впереди. Между тем их хрупкое суденышко начало медленно поворачиваться кругом, чему, однако, оба индейца не делали ни малейших попыток противиться. Таким образом, некоторое время лодка шла поперек, будучи обращена носом и кормой к берегам, а потом, приняв прежнее положение, продолжала нестись со все возрастающей скоростью. Вскоре, спускаясь как бы по наклонной плоскости вниз, она полетела с головокружительной быстротой. В самом деле, то был один из речных порогов, и индейцы предоставили самой лодке заботу пронести их через него. Одно мгновение вода кипела вокруг утлого судна, которое, казалось, неслось в облаке пены. Вдруг произошел мощный толчок, точно борта лодки треснули по швам, пирога резко наклонилась, затем снова выпрямилась.
Опасное место было пройдено благополучно, и Сверкающий Луч со своим воином вновь взялись за весла.
Вскоре путешественники оставили темный коридор, который тянулся непрерывно несколько миль, и вышли в открытое пространство, где и пристали к берегу ввиду выяснившейся необходимости починки пироги, которая дала течь.
Место, где они высадились, представляло почти совершенно обнаженную равнину, и только на противоположном берегу виднелись группы хлопчатниковых деревьев.
– Орел и Пересмешник могут лечь отдохнуть, пока мы разведем огонь для починки пироги! – предложил Сверкающий Луч.
– С твоего позволения, мой юный друг, – заметил Хосе, – мне бы хотелось сначала поесть, а потом можно и соснуть, если останется время!
Скоро запылал костер. Из остатков бизона приготовили ужин не менее обильный, чем обед на Бизоньем острове. После этого, опрокинув пирогу вверх дном, команч увидел, что часть замазки сошла со швов, что и было причиною течи. При помощи жира бизона и пепла от костра швы лодки были вновь смазаны. Не успели еще кончить эту работу, как молодой команч стал к чему-то внимательно прислушиваться.
– Что за подозрительный шум? – спросил Хосе.
– Сверкающий Луч прислушивается к вою молодого койота, предвещающего будущее.
– Мой брат может гордиться своим чутким слухом. Что же предвещает вой койота прерий, который, по моему мнению, означает лишь его голод?
– Когда индейцы охотятся, – отвечал серьезно индеец, – взрослые койоты прерий молча следуют за ними, вполне уверенные, что они получат свою долю добычи. Молодые же особи, как слишком слабые, сопровождают своих матерых сородичей с воем, требуя и себе также части. Голос койота-предвестника я слышал с севера; отряд Черной Птицы находится на востоке, следовательно, на севере есть еще отряд апачей, не замеченный моими разведчиками. Перед ним бегут бизоны, которых может слышать и мой брат!
В самом деле, вдали слышался неопределенный шум. Команч взял из костра одну головешку, отошел в сторону и поднес ее к земле. При свете головешки обозначилась широкая полоса, вся изрытая копытами животных, точно арена цирка; она тянулась от реки и пропадала в глубине равнины.
– Это следы бизонов! – встревожился индеец. – Здесь оставаться опасно! Надо бежать как можно скорее, так как бизоны возвращаются по собственным следам.
Приближающийся рев бизонов смешался с глухим гулом, который издавала земля от топота бегущего стада. По знаку юного вождя индейцы живо растащили костер и погасили головни, за исключением одной, оставшейся в руках Сверкающего Луча. Затем они подняли пирогу на руки, при содействии охотников, и поспешили вслед за вождем, который выбрал в качестве места остановки вершину ближайшего невысокого холма. Здесь был зажжен новый костер, около которого индейцы и возобновили прерванную починку лодки. Едва они приступили к работе, как на противоположном берегу реки, против того места, которое они только что покинули, показалась длинная и широкая колонна бизонов. Отсюда было видно, как под всесокрушающим напором могучих колоссов с треском ломались вырываемые с корнем хлопчатниковые деревья, устлавшие землю, подобно разбросанной вязанке сухой травы. Оглушительный рев животных смешивался с шумным свистом их ноздрей, когда дикое стадо стало обнюхивать воду реки, которую готовилось перейти. Зарокотала вода под напором массы гигантских тел, покрытых длинной щетиной, и, как бы под влиянием внезапного прилива, с шумом выступила из берегов.
– Выходит, мой юный друг доверяет предвестиям? – спросил Розбуа, когда топот копыт бизоньего стада затих вдали.
– Голос предвещающего койота никогда не обманывает, – ответил Сверкающий Луч таким убежденно-наивным тоном, что канадец не смог сдержать улыбки. – Так же как и сновидения, посылаемые спящему Великим Духом! Уж не полагает ли Орел Снежных Гор, что бизоны лишили себя сна в ночной час лишь для того, чтобы совершить переход, пользуясь ночной прохладой? – в свою очередь, улыбнулся команч.
– Разумеется, я так не думаю. Господь посылает ночной сон бизонам, как и людям. Ведь бизоны не хищники, охотящиеся по ночам. Полагаю, это апачи согнали стадо с ночевки.
Сверкающий Луч кивнул:
– Опасность подбирается к нам.
– Когда можно трогаться в путь? – спросил канадец деловито.
– Пирога готова, – отвечал Сверкающий Луч, – но мы должны принять еще некоторые предосторожности. Позади этих холмов мы зажжем шесть костров на некотором расстоянии один от другого. С того берега реки, где стоит отряд, следующий по нашим следам, и с этого, где остановился Черная Птица, апачи заметят огни, не будучи, однако, в состоянии разглядеть, есть ли возле них часовые. Пока они из осторожности промедлят, придумывая средство подойти к ним незаметно, Сверкающий Луч, Орел и Пересмешник воспользуются этой отсрочкой, чтобы опередить своих преследователей!
Канадец и Хосе не могли не согласиться с целесообразностью этого плана.
Немедленно были разведены костры за кустарниками и небольшими холмами, так что неприятель мог лишь видеть их отблеск. Заново проконопаченную пирогу спустили на воду, и путешественники возобновили свое прерванное было на три часа плавание.
Вполне полагаясь на команчей, которые поочередно гребли и отдыхали, охотники воспользовались передышкой, чтобы хоть немного соснуть.
Давно исчезли вдали костры. Утомленные охотники спали крепким сном. Сверкающий Луч сидел на корме, пытливо озирая равнинные берега. Казалось, он был неподвластен сну, хотя оставался так же неподвижен, как береговые деревья и скалы.
Его энергичное, исполненное мужества лицо и стройное, гибкое тело, не вполне прикрытое буйволовым плащом, полная соразмерность головы с широкими плечами делали из молодого индейца прекрасный образчик человеческой расы в естественном ее виде. Нам неизвестно, углубился ли он в эту минуту в свои мысли, стараясь восстановить образ Лилии Озера или Вечерней Звезды, ради которой он покинул землю своих предков, да это в данное время и не имеет значения. Как ни казался он погруженным в себя, но он четко улавливал все неопределенные звуки, которые время от времени слышались в ночной тиши. Впрочем, его неподвижная поза определенно доказывала, что эти звуки были тем, чем и должны быть.
Однако мало-помалу полную неподвижность индейца сменили некоторые движения туловища и головы, как будто он среди обычных ночных голосов пустыни услышал какие-то подозрительные звуки.
Глухой сап, неожиданно донесшийся с середины реки, подтвердил опасения команча. Дав знак гребцам поднять весла, он наклонился над спящим канадцем. Почувствовав легкое прикосновение к плечу, охотник сразу открыл глаза. Увидев гребцов, державших весла неподвижно, он догадался, что им угрожает какая-то опасность. Когда он засыпал, река протекала через равнину. Теперь же ее обрамляли довольно высокие берега.
– Не разбудить ли Хосе? – спросил канадец шепотом.
– Пускай пока спит! – отвечал команч. – Мы разбудим его, когда будет нужно. Я слышал, что пуля Орла Снежных Гор всегда находит цель!
– Да, мой друг, но только из прежнего карабина, который сломался у меня в руках. С этим же ружьем я, право, не могу ручаться, что попаду с первого же раза. Но зачем вы разбудили меня?
Раздавшееся в это время тягучее сопение, подобное шуму кузнечного меха, делало совершенно излишним ответ индейца.
– А, понимаю! – произнес охотник. – Впрочем, какая же тут опасность? Мы пойдем мимо, вот и все. Так я продолжу сон, если ты не очень устал грести…
– Мы не можем пройти мимо без его позволения. Медведь облюбовал островок, лежащий на середине реки, а последняя вслед за этой излучиной, которую видит мой белый отец, делается очень узкой. Сверкающий Луч никогда не забывает того, что он видел однажды; ему известны малейшие изгибы Красной реки!
Между тем пирога, виляя по сторонам, продолжала идти по течению. Следовало принять какое-нибудь решение, прежде чем рискнуть войти в проход, на который указывал индеец. Канадец взял весла и повернул лодку против течения.
Отъехав несколько десятков футов назад и стараясь удерживать лодку в неподвижном положении, охотник обратился к команчу.
– Нам не следует стрелять, – сказал он. – Враги, быть может, скрываются поблизости. Итак, я считаю, мы должны оставить в стороне всякое самолюбие, перенести на плечах пирогу, чтобы не вступать в ссору с этим дьявольским зверем. Потом можно будет опять спустить лодку на воду!
– У трех краснокожих имеются отточенные томагавки и сильные руки; у белых охотников есть острые ножи! – возразил Сверкающий Луч.
– Вижу, что самолюбие молодого воина не мирится с бегством. Но неужели ты рискнешь опрокинуть лодку, что было бы, впрочем, еще полбеды? Ну а если она треснет, как сухая тыква? Ведь это станет непоправимым несчастьем! Слушай, команч! Пожертвуй тщеславием юноши в пользу отца, отыскивающего своего сына, минуты которого сочтены. Тебя просит о том старик, волосы которого поседели, а сердце полно горя!
– Лилия Озера, – отвечал индеец, не будучи в состоянии скрыть волнение, – содрогнулась бы от ужаса, увидев чудовище гор, но она встретила бы улыбкой воина, который принес ей его шкуру. И сердце Сверкающего Луча наполнила бы радость!