Разве это не вероломно – есть булочки с корицей, когда мама просто терпеть не могла такой завтрак?
– Детонька, ты садись, – проворковала миссис Джонс. – Я тебе положу на тарелку. Ещё можно омлетику с беконом вдобавок, будешь?
Вот на это мама, пожалуй, согласилась бы, так что Ленора кивнула. Она поест и булочек, и омлет. Сытный завтрак и к нему десерт.
Одна коричная булочка заняла половину тарелки. Ленора улыбнулась.
– Ты дядю ещё не встречала? – спросила миссис Джонс. – Он уже встал.
– Он наткнулся на меня в библиотеке.
– Так значит, ты нашла библиотеку?
– Да, и она просто… – Ленора затруднялась подобрать подходящее слово.
Миссис Джонс подняла голову от противня, который уже усердно драила в раковине.
– Она просто чудесная, конечно. – В её голосе не было и тени сомнения. – Книги для этой библиотеки собирались веками.
– Мне кажется, у нас в городской библиотеке столько книг не наберётся.
Миссис Джонс усмехнулась.
– Ну, у вас в семье все потомственные книголюбы.
Они немного помолчали, кухарка домыла противень, вытерла плиту и протёрла внутри ледяного ящика – причём очень умело и проворно; а вот Ленора больше всего ненавидела убираться как раз на кухне. После паузы Ленора сказала:
– Дядя Ричард сказал, в бальной зале есть фортепьяно.
Миссис Джонс застыла. Прошло несколько секунд, прежде чем она повернулась и посмотрела на Ленору стеклянными глазами.
– Да, в бальной зале есть потрясающее фортепьяно.
– Дядя сказал, вы можете провести меня туда.
– Обязательно, конечно, после завтрака отведу, – быстро проговорила миссис Джонс, но в её глазах мелькнуло что-то странное, а что – Ленора не разобрала. Смесь тревоги и смутной надежды, что ли. А может, нет, и Ленора всё выдумывает. Мама всегда говорила, что у неё чрезмерно развитое воображение. Этим она объясняла дочкины страхи вроде боязни темноты.
– Мне сегодня такой странный сон приснился, – сказала Ленора. Сказала, чтобы заполнить пустоту – вокруг, в этой кухне, в своей собственной груди. Это она бы сказала сейчас маме с папой, сиди они здесь, перед ней. Это они бы стали обсуждать за завтраком.
Миссис Джонс промокнула глаза краем передника.
– И что же за сон?
Похоже, она готова была выслушать, и Ленора продолжила:
– Меня звала какая-то тень, по форме как человек. Похожая немного на моего папу. – На последнем слове её голос дрогнул. Если папа является ей во снах, значит ли это, что он мёртв?
Нет. Нет, не значит.
Миссис Джонс стиснула губы так, что они превратились в тонюсенькую ниточку и, не разжимая их, слегка кашлянула. Свела ладони вместе, и Ленора вдруг заметила, что они дрожат.
– А ты закрывала на ночь окно? – спросила кухарка, и её голос звучал значительно выше, чем обычно.
Ленора склонила голову набок.
– Не помню. Когда я проснулась, оно было закрыто. – В этом она была уверена. Слишком уж душно стало в комнате к утру, чтобы окно стояло ночью открытым.
Миссис Джонс кивнула.
– Обязательно закрывай окно перед тем, как ложиться спать.
– Зачем? – Ленора уже спрашивала, но удовлетворительного ответа так и не получила, поэтому решила попробовать ещё раз. С папой это частенько срабатывало. С мамой – никогда.
Миссис Джонс мельком сощурилась; если бы Ленора не следила сейчас внимательно за её глазами, она бы и заметить этого не успела. Между Ленорой и кухаркой – а может, и не кухаркой на самом деле, а экономкой: это пока оставалось неясным – выросла невидимая пропасть, а молчание словно набухало, пока миссис Джонс раздумывала, отвечать ли на вопрос или нет. Она открыла рот, закрыла, опять открыла, опять закрыла. Наконец выговорила:
– Таково правило, установленное твоим дядей. Все вопросы относительно правил – к нему. – Она отвернулась к раковине и уставилась в окно, на лес.
У Леноры внутри всё вспыхнуло.
19
Свою тарелку Ленора выскоблила дочиста.
– Да ты ешь прямо как Бобби, брат твой двоюродный, – заметила миссис Джонс. Она присела за стол напротив Леноры.
– Омлет такой вкусный, – честно призналась Ленора. Ей очень понравилось, как воздушная яичная масса тает во рту, будто солёненькие маслянистые облачка. Ей бы хотелось добавки, но она не решалась попросить. Она же здесь гость, зачем создавать дяде неудобства.
Помолчав, Ленора сказала:
– Я нашла его комнату утром. – Что это комната Бобби, она точно не знала, но по всему догадывалась. Иначе какие ещё мальчики могли жить в той комнате и носить костюмчики, как у дяди Ричарда?
– Правда? – Взгляд миссис Джонс тут же затуманился.
– Да, и она такая здоровская. На стенах везде картинки с птицами, а с потолка качели свисают.
– А, да, точно, – откликнулась миссис Джонс. – Я уже и забыла про качели. Бобби любил на них качаться, когда размышлял над каким-нибудь заданием. По физике там, по математике, или даже когда сочинение зададут. – Она дотронулась пальцем до виска. – Говорил, это помогает ему думать.
«И его можно понять», – подумала Ленора. Качаться на качелях прямо в комнате – это так необычно. Бодрит.
– Хотела бы я с ним познакомиться, – проговорила Ленора вслух.
– О, чудесный был мальчик. – Миссис Джонс усиленно заморгала.
– А что с ним случилось? – Вопрос сам сорвался с языка, Леноре просто необходимо было это узнать. По виду миссис Джонс стало сразу понятно, что это что-то опасное, какая-то трагедия. Так разве не надо Леноре знать об опасности?
Миссис Джонс покачала головой.
– В этом доме не положено говорить о Бобби.
– Но почему? – По коже пробежал холодок, скользнул в горло и камнем упал в желудок, сковав льдом всё внутри. Может, его до сих пор где-то прячут? Может, даже пытают? Ставят на нём какие-нибудь научные эксперименты?
Неужели Ленора оказалась в том самом замке из страшилок, где детей, которые родились с каким-нибудь изъяном, скрывают от чужих глаз в потайной комнате? Кажется, Замковый особняк – место куда мрачнее, чем ей показалось с самого начала… Вот почему папа держался от него подальше!
Но напротив Леноры всё так же сидела миссис Джонс. Старая, милая миссис Джонс, с добрыми голубыми глазами, мягкими руками, тёплыми словами. Как только дом может быть опасным, если в нём живёт такой сердечный человек?
Не может, конечно, не может. Верно?
Миссис Джонс откинулась на спинку стула и скрестила на груди руки. Её губы шевельнулись, будто за ними, как за неприступной стеной, толпились слова. Наконец она произнесла:
– Здесь его больше нет.
– В смысле он умер? – Если да, значит, дядя Ричард потерял двух детей. Потерял семью, как она.
Точнее, нет, не как она. В такое она ни за что не поверит.
– Ты так много вопросов задаёшь, – проговорила миссис Джонс – однако без раздражения, скорее даже с некоторой весёлостью. – Лучше будет, если на них тебе ответит твой дядя.
– Но он вечно где-то пропадает.
– Что ж, в таком случае тебе, похоже, придётся разузнать всё самой, – подмигнула кухарка, и стало понятно, что к миссис Джонс вернулось её задорное настроение.
– Как это?
– Попробуй начать с библиотеки. – Миссис Джонс встала и забрала у Леноры тарелку, ополоснула её под краном и снова вытерла руки о край передника. – А сейчас ты готова пойти посмотреть бальную залу?
Ленора подняла ладонь вверх.
– Можно ещё вопрос?
Миссис Джонс вскинула бровь. Ленору всегда поражало, когда люди умеют так делать, поднимать одну бровь. Рори, например, умела. Ленора очень хотела научиться, но, сколько ни пыталась, ничего не выходило. Брови – они как будто единое целое, одна без другой не двигается.
– Почему мой папа уехал из Замкового особняка?
Стоит миссис Джонс ответить на один вопрос, самый острый в эту минуту, и она избавится от вороха других вопросов в будущем.
Хотя, на самом деле, не избавится.
– Действительно, почему же? – со вздохом протянула миссис Джонс.
– Нам он никогда не рассказывал. Вообще ничего.
– Хм-м. – Миссис Джонс покачала головой.
– Мы в этом особняке могли бы все разместиться. Свободно. И всем бы места хватило предостаточно, – продолжала Ленора. Слова сами лились, остановить их поток было всё труднее.
– А там, где вы жили в Техас-Сити, неудобно было?
– Дом был очень маленький. А нас шестеро. Вот если был бы у нас тогда особняк… – Она запнулась, намеренно прервала фразу, которая вот-вот собиралась слететь с языка, и произнесла вместо неё другую, более правильную: – Вот если будет у нас особняк, тогда заживём что надо. Как вы думаете…
Но она не закончила: не вынесла бы взгляда миссис Джонс после таких слов. После слов надежды, что они живы. Что приедут. Что она не одна в этом мире.
Когда она подняла лицо, в глазах кухарки плескалась голубая бездна тоски.
– Твой папа… – Она заколебалась, видимо, тщательно подбирая слова. – Твой папа был человек глубоко верующий. – Ленора выпрямилась. Неужели объяснят, в кои-то веки? – А дядя – учёный до мозга костей. Он верит только в науку.
– Но разве одно другому мешает? – Конечно, не мешает. Джон вот тоже любил науку.
Миссис Джонс усмехнулась.
– Ты и представить себе не можешь, как вера и наука могут разобщать людей.
– Но ведь они же были братья, – возразила Ленора. – Разве это ничего не меняло? Они же не просто разные люди со своими мнениями. Они были одна семья. Это же важно. – Последние слова она еле протолкнула сквозь ком в горле. Чем она занималась всё утро в день катастрофы? Ругалась с Рори. Ненавидела её? Наверное. Недолго, совсем короткое время. То самое время, которое оказалось последним.
– Ну конечно, важно, – продолжила миссис Джонс. Ленора оторвалась от своих мыслей и подалась вперёд. – Они очень старались прийти к согласию. Но в итоге пришли только к выводу, что не могут оставаться под одной кровлей. И потом твой папа уехал.
– Почему он, а не дядя Ричард?
– Потому что твой дядя старше. Дом принадлежит ему.