В кафе этом не был с тех пор, как погибли Эдит и Мэри. Тяжело было входить в знакомый зал, заказывать – точно так же, как раньше, с ними. Ещё тяжелее – сидеть за столиком и есть тот же самый сандвич, какой я всегда брал, когда мы туда приходили. С Ленорой было немного полегче, почти ничего, она казалась на этот раз едва не счастливой. А потом она принялась раскапывать прошлое. Главное, произнесла ровно ту же фразу, что мой Бобби: „Мне никто ничего не хочет рассказывать“. И они оба правы. Я всегда колебался в вопросах посвящения детей в детали суровой правды жизни. Это мой пробел, который я так до сих пор и не заполнил.
Деталей той трагедии, например, Бобби так и не узнал. И реальную опасность леса он тоже не представлял.
Когда-нибудь придётся Леноре рассказать. Рассказать столько всего. Но пока что я должен сконцентрироваться на работе. Надо перестать отвлекаться и закончить уже то, что от меня требуется. Я должен отстоять память о сыне, разорвать путы леса, в которые попали наши жизни, и вернуть Замковому поместью хоть малую толику его былого величия.
Боюсь, время у меня на исходе.
Так что пора спрятать горе и зачумлённых им, запереть понадёжнее и не дать духу из леса до него добраться.
Впереди ещё уйма работы».
В лес
33
Ленора вышла прогуляться по поместью. День клонился к вечеру – самое жаркое время суток, но очень уж ей захотелось опять в сад. Там по-прежнему оставалось много работы, но Леноре пришло в голову, что, если бы мама увидела, как было до и как стало после, она бы очень гордилась её трудами. И теперь Ленора стояла, облокотившись подбородком на железную калитку, и представляла себе, каким мог бы стать этот сад – каким он, скорее всего, когда-то и был, – если бы к нему приложила руку мама, способная извлечь истинную красоту из полного хаоса. Ленора оттолкнулась от железных прутьев, извивавшихся изящными дугами наподобие гибких ветвей, и пошла дальше.
Вокруг, на территории поместья, стояла неестественная тишина. Птицы умолкли. Ленора на всякий случай посмотрела на небо – вдруг в отдалении притаилась буря и выжидает момент, чтобы напасть внезапно и пролить свою ярость на маленькую девочку в саду. Но нет, небо по-прежнему голубое и чистое. Ни облачка на горизонте, ни намёка на перемены. Ленора склонила голову набок и прислушалась. Ни шороха. Вот это и есть самое странное. Она свистнула, но никто не откликнулся, не издал ответный свист. Пересмешники исчезли.
Ленора оглянулась на Замковый особняк. Со стороны сада он был уже в тени, и это придавало ему таинственный, даже зловещий вид на фоне горизонта, залитого ярким солнцем. Особняк напоминал готический дворец, вроде того, где жили Баскервили из рассказов про Шерлока Холмса – чертоги, полные тайн и следов былых преступлений, ныне сокрытых в каменных усыпальницах и подвалах.
Ленора встряхнулась, чтобы согнать пробежавший по спине холодок.
Похоже, воображение чересчур разыгралось. А может, это просто жара.
Больше всего её напрягала, неотступно преследовала и действовала на нервы тишина в комнатах особняка. Ленора уткнулась взглядом в землю и сердито нахмурилась. Разве это жизнь – без голосов, без шума и смеха? Как вообще можно жить в бесшумном доме, что стоит в беззвучной округе, и влачить безмолвное, тихое существование – да ещё называть это приятным? Когда же до них обоих, до дяди Ричарда и миссис Джонс, дойдёт наконец, что Ленора, чья жизнь до этого была наполнена людьми, теперь долго без людей не протянет?
Ей без людей никак.
Ленора подняла лицо к палящему солнцу. Тишина вокруг звенела просто оглушительно. Могло показаться, будто здесь, в поместье, и там, в стенах особняка, из мира напрочь испарилось всё одушевлённое, что в нём было. Ленора осталась совершенно одна. Абсолютно. Вообще одна в природе.
Открытая рана в сердечке задрожала и разверзлась до бездны.
За спиной раздался громкий треск. Ленора мигом обернулась в сторону леса, который, оказывается, был гораздо ближе, чем она думала. Но там зияла непроглядная чернота. Ленора повернулась к лесу спиной, не желая видеть того, что могло скрываться там, в глубине. Может, за ней что-то такое следит? Видимо, мурашки на спине знали это наверняка, иначе бы не забегали волнами.
Ленора быстро зашагала к башне восточного крыла. В западном крыле тоже была такая же башня, только в ней Ленора почему-то не нашла лестницу наверх – ещё одна загадка Замкового особняка. Она когда-нибудь разгадает их все? Судя по всему, никогда. Слишком в нём много секретных ходов, лабиринтов, которые тут считаются просто коридорами, слишком много закрытых и запертых комнат. Если бы рядом был ещё кто-нибудь, если бы…
Ленора закрыла глаза, приказала себе дышать ровно, стараясь не заплакать, и прислушалась к своему дыханию, чтобы отогнать мысли, которые всё кружили и кружили в голове. Но мысли звучали громче.
«Они должны были уже приехать. Они не приедут. Ты осталась одна. Навсегда».
Ноги сорвались и понесли, как будто пытаясь обогнать слова, звучавшие в голове. Попытка, конечно, бесполезная, но ей всё равно. Гулкий стук туфелек, как ураган, наполнил тихую дорожку к саду. Ленора ворвалась через железную калитку и упала на колени, едва очутившись в саду. Она запустила ладони в рыхлую почву и прижалась щекой к земле.
– Мама, как же я соскучилась! – вырвалось у неё, и голос был низок и полон слёз. – И по тебе, папа. И по тебе, Чарльз. И Джон. И Рори. Как же мне вас всех не хватает!
Что-то шевельнулось у неё глубоко внутри. Ей вдруг стало тошно, тяжело дышать, а внутри засосало от опустошения, словно из неё выкачали всё, что составляло её «я». На глаза нахлынули слёзы, поток за потоком. Ей захотелось вернуться в Техас-Сити, в день взрыва. Захотелось начать его заново, с самого утра: как и Рори, притвориться, что заболела, чтобы по крайней мере быть вместе со всеми, неважно, живой или мёртвой.
– Пожалуйста, прошу, заберите меня! Только бы вы были живы.
Что было последнее, что она сказала папе? Ничего. Она отмалчивалась всю дорогу до школы. Жутко рассердилась на сестру. И на маму. Ни с кем не попрощалась. А теперь, может быть, уже никогда не попрощается.
Дыхание пробивалось с трудом. Тоска по родным захлестнула её. Ей захотелось снова услышать, как мама талдычит насчёт болотного гибискуса и дипладений, которые она высадила в этом году и которые все пересохли от такой ужасной жары. Увидеть, как Джон распластался на общем диване и читает, не оставив никому места. Услышать, как папа в сотый раз пересказывает старые истории про то, как он и его команда тушили пожар и спасали кому-то жизнь. Разозлиться на Рори. Обнять маму и папу перед сном. Подсматривать за ними, как они тайком танцуют вдвоём на кухне, потому что думают, что никто не видит.
Леноре захотелось, чтобы её снова отругали за что-нибудь, неподобающее леди, за то, что явилась домой в грязном платье, за то, что раскидала по дому свои бумажки – записи с научными наблюдениями. Больше свои наблюдения она не записывает. Теперь, без семьи, она другой человек.
Мамины жемчужные бусы выскользнули из-под воротничка и упали к Ленориным губам. Верно, там им самое место – пусть это и не заменит былой надежды.
– Пожалуйста, вернитесь ко мне.
Если они не вернутся, она не вынесет.
Ленора всё повторяла и повторяла свою просьбу, как будто любимые ею люди могли услышать, как будто её шёпот мог отнять их у смерти и выстроить защитную стену вокруг них, как будто ещё не было слишком поздно.
А потом до её ушей донёсся волшебный звук. Голос. Точнее, только шёпот, но в её мире он был самым громким звуком.
«Ленора».
34
– Папа?
Ленора села, подтянула под себя ноги, качнулась назад и уселась на пятки. Леди, конечно, на корточках не сидят, но сейчас Леноре не до светского этикета: она слышала папин голос, и он звал её по имени.
Да разве возможно?..
«Ленора. Я здесь».
Ленора повернула голову в сторону леса.
– Где? – крикнула она. – Папа, ты где?
Он что, ждёт её в лесу? В конце концов приехал за Ленорой? Или бродит по лесу и никак не может выбраться? Может, у него травма, или он истощён?
Его надо найти.
Холодный рассудок задал новый вопрос: с чего бы папе оказаться в лесу?
Но Ленора предпочла не рассуждать – во всяком случае, не сейчас, когда, может статься, он всё-таки жив. Слишком уж долго она вела себя рассудительно; Рори не упускала случая её этим кольнуть. Кто знает, вдруг волшебству и чуду тоже на самом деле есть место в этом мире.
И потом, разве миссис Джонс не обмолвилась мельком, как отец любил лес? Дядя Ричард ещё тогда сказал, что папа пытался предупредить его о чём-то. О чём? Возможно, теперь она разберётся и заодно найдёт папу.
Ленора встала и обратилась туда, откуда слышался голос. Сощурилась и как следует вгляделась в полоску деревьев, обступавших поместье. Деревья слегка клонились в глубь чащи, словно бы от ветра – только никакого ветра Ленора не ощущала. А может, они и не клонятся?
Да нет, наверное, не клонятся. Показалось.
«Ленора. Я здесь».
Где здесь? Ленора как могла напрягла зрение.
Она подождала пару минут, не появится ли из леса фигура… не появится ли папа. Убедилась, что никто не идёт и, решив действовать смелее, двинулась к лесу. Но когда она подошла к самому краю, что-то заставило её остановиться. Деревья стояли не шевелясь, как будто затаили дыхание. И впереди по-прежнему чернела непроглядная темень. Ленора оглянулась на особняк, поискала глазами какое-нибудь движение в окнах – хоть в одном, но везде было пусто. Она заколебалась. Прислушалась.
Что может ждать её в лесной чаще? Дядя говорил, там опасно… Так уж ли опасно? И если да, то значит, папа сейчас в опасности?
Да и там ли вообще папа? Что, если нет?
И что, если да?