Усик стал толще, превратился в извивающуюся змейку. Медленно и осторожно скручиваясь в кольца, змейка двинулась к Леноре. Ленора протянула к ней руку. По воде пошла лёгкая рябь. Мелькнуло улыбающееся мамино лицо. Мужественные черты отца. Пытливые глаза Джона. Озорной прищур Чарльза.
И Ленора уже закрыла глаза, ожидая, когда вода заберёт её к родным, как вдруг сзади раздался крик такой силы, что её отшатнуло назад. Она открыла глаза. Бела лежала неподалёку, на самом берегу пруда.
– Бела! – окликнула её Ленора и метнулась было к ней.
– Стой там, – осадила её Бела слабым, приглушённым голосом. – Погоди минутку. – Она закрыла глаза, а когда снова открыла, её кожа была тёмно-малиновой. Она с трудом поднялась на задние лапы. – Ты должна держаться подальше от этого пруда, – только и сказала она Леноре.
Ленора кивнула, еле дыша.
– Ты находишься здесь слишком долго, – продолжила Бела, отодвигаясь от края воды. – Пойдём, я отведу тебя обратно. – И когда увидела, что Ленора колеблется, повторила строже: – Иди за мной.
– Но почему пруд опасный? – сопротивлялась Ленора. Она больше не смела взглянуть на ровную серебристую поверхность: боялась, что её затянет обратно. – Я думала, здесь мне ничто не угрожает. Я думала…
– Жимолостный лес богат чудесами, – проговорила Бела. – Однако для тех, кто не понимает, что за ними стоит, в нём скрывается и опасность, – закончила она и указала глазами на пруд.
– Но что могло бы такого случиться? – спросила Ленора, не уверенная, что хочет знать ответ.
Но Бела и не ответила. Только обронила:
– Пойдём.
Ленора ощутила дуновение холодного ветра. Золотое сияние вокруг почти совсем померкло.
До лесной опушки они добирались очень долго. В конце концов впереди завиднелись изогнутые стволы, и на сердце у Леноры полегчало.
Прежде чем она вышла за пределы леса, Бела спросила у неё:
– Ты вернёшься? Пруд не слишком сильно испугал тебя?
– Вернусь, обязательно, – ответила Ленора. Она ни за что не даст какому-то блестящему прудику отпугнуть её от волшебного места, где она в кои-то веки не обречена на одиночество. – Вернусь, как только смогу, – повторила она.
Она вернётся куда угодно, лишь бы там её ждал друг.
Бела помахала на прощанье лапой.
41
Когда она вышла к Замковому особняку, было уже значительно позднее, чем она думала. Солнце почти скрылось за горизонтом. Про свой перекус она совсем забыла, и он размяк в кармане платья. В животе заурчало.
Ленора поспешила к дому. Миссис Джонс мерила шагами кухню.
– Ты опять опоздала к ужину, – сказала она и подняла руку с железным колокольчиком. – Я всё звоню-звоню, звоню-звоню… – На лице у неё ещё держалось тревожное выражение, но на глазах у Леноры оно потихоньку рассеялось. Кухарка сделала глубокий вдох и произнесла, уже куда спокойнее: – Ты должна придерживаться правил этого дома, даже когда твой дядя в отъезде.
Ленора опустила взгляд на свои туфельки. Те по бокам были густо измазаны землистой грязью. Ленора быстро подняла глаза на миссис Джонс в надежде, что та ничего не заметит.
– Простите, – пробурчала она. – Я совсем заработалась в саду.
– В саду тебя не было, – оборвала её миссис Джонс. Её голубые глаза сверкнули, и внутри у Леноры всё сжалось. – Я тебя там искала. И не нашла.
Сердце у Леноры бешено колотилось. Что тут скажешь? Чему теперь миссис Джонс поверит?
Она лихорадочно перебирала в голове, что бы можно такого сказать, мало-мальски близкого к правде.
– Я заснула, – наконец, выпалила она. Это была почти что правда. Ведь все эти чудеса в лесу, которые она повидала – они же не могли случиться по-настоящему? – Помню, легла в высокую траву – там так прохладно, тенёк… – А вот это уже полное и безоговорочное враньё. В сердце защемило. Папа был бы очень недоволен. Он всегда говорил, что самое важное – всегда говорить правду.
«Прости меня, папа», – робко сказало её сердечко. Будь он здесь, понял бы он её?
Однажды он тоже побывал в этом лесу. И вернулся. Так что же там такого опасного?
– И ты не слышала, как я звала? – взметнула брови миссис Джонс. Во взгляде её читалось недоверие.
Ленора пожала плечами.
– Я не высыпаюсь последнее время, – объяснила она.
– А ты закрываешь на ночь окно? – уже мягче спросила кухарка.
– Да, конечно. Дядя ведь сказал, чтобы я закрывала.
– Дядя также сказал, чтобы ты вовремя являлась на ужин, – заметила миссис Джонс. – И держалась подальше от леса.
Так она знает.
– Откуда…
– По волосам. – Миссис Джонс протянула руку, выудила из волос девочки одну прядку и показала Леноре. Прядь была совершенно седая.
Ленора ахнула. Запустила в волосы руку, поднесла к глазам. Они не все поседели, даже не то чтобы бо́льшая часть. Только отдельные пряди.
Что это значит? Какая-то отметина? К добру ли?
Вопросы завертелись на языке, но Ленора разом проглотила и язык, и вопросы.
Миссис Джонс разлила по тарелкам, ей и себе, куриный суп. Пахло просто чудесно, и у Леноры тут же засосало в животе от голода и одновременно заскребло на душе от стыда.
Куда она катится теперь, оставшись без родителей?
Стоп, почему без родителей. Они никуда не делись, они живы. Они есть.
– От дяди Ричарда нет вестей? – спросила она миссис Джонс.
– Да вроде и не должно быть, – бросила та, не глядя на девочку. Она поднесла ко рту ложку супа и тут же уронила. Ложка звякнула о стол, в унисон со стоном, который вырвался у миссис Джонс. – Язык обожгла, – пояснила она и хлебнула холодной воды из стакана.
Ленора, застывшая с поднятой ложкой, как следует подула на суп и только потом отправила в рот. Куриного супа вкуснее этого она никогда в своей жизни не ела.
Так, что за вероломные мыслишки? Мама тоже отлично готовит. Хотя она и не миссис Джонс.
– Я просто подумала, может, он заглянет домой проверить, как у меня… как у нас дела. – В голосе предательски засквозила тоска, как ни старалась Ленора её скрыть. Миссис Джонс подняла голову и заглянула девочке в глаза, но та уставилась в стол.
Ленора больше не хочет, чтобы на неё смотрели с печалью и жалостью.
– Я же не знала, куда ты ушла, – проговорила миссис Джонс. – Вот и забеспокоилась, как бы ты не… – Она не закончила и переметнулась на другую мысль: – Если бы дядя обнаружил, что ты пропала, он бы вышел из себя.
– Ой, разве? – с деланой беспечностью пробормотала Ленора и почувствовала, что жутко краснеет.
– Да. – Миссис Джонс буравила её взглядом. – И я тоже. Так что на будущее – веди себя осторожней, – закончила она тоном, не терпящим возражений.
До конца ужина Ленора просидела, сосредоточенно уставившись в свой суп, так что даже не заметила, что кухарка уже встала из-за стола и ушла к раковине мыть посуду. Конечно, мысли Леноры занимал не суп. Она думала о миссис Джонс, и в голове крутились её тёплые слова – она не хочет, чтобы Ленора пропадала, – которые теперь заставляли её сердце разрываться на две половины. Она задумалась о дяде Ричарде, о том, что он куда-то уехал, и о том, что бы это могло значить. Она подумала о лесе.
Стало веселее. В Жимолостном лесу её ждёт Бела и бесчисленные волшебные чудеса. Больше не придётся чувствовать себя ни одинокой, ни жалкой. Лес поможет ей обрести всё, без чего ей так трудно – наверное, даже родных. Если их нет в самой чаще, вероятно, лес подскажет ей, где их искать.
Леноре снова не терпелось поскорее вернуться в лес.
42
Следующие несколько дней Ленора неустанно лазала по лесу вместе с Белой. Вдвоём они бегали наперегонки, играли во всякие игры, болтали. Раньше ей и в голову бы не пришло, что она сможет жить без родных. Вуаль скорби, которую она успела на себя накинуть, давно стала ей в тягость, но только в лесу она наконец-то почувствовала себя способной скинуть её с плеч. Здесь она могла жить свободно и весело. Это неожиданное открытие вселяло в неё бодрость духа.
То, что Ленора наблюдала в пределах леса, нигде за его пределами просто не существовало, в этом она была уверена. Ей попадались кролики, которые, высунув свои белые головки из больших земляных нор, обращались к ней и приглашали к себе на чай, и она действительно заходила к ним на чай – заходила через потайные стеклянные двери, которые вели в лабиринт их подземных тоннелей, таких широких и высоких, что она могла свободно идти, не пригибаясь и даже раскинув руки в стороны. Она видела птиц, которые вспыхивали ярким пламенем, а затем возникали заново на ветке другого дерева, причём всё это очень напоминало фейерверки в День независимости, за запуском которых её папу каждый год назначали присматривать. Ей доводилось пересекать болото, ступая на шляпки поганок, и они не только легко удерживали её вес, но к тому же издавали каждая свой звук, примерно как клавиши фортепьяно, так что по пути на другой край болота Ленора вдобавок сыграла песенку.
Мало-помалу Ленора отдалялась от жизни в Замковом особняке. С каждым днём она проводила больше времени в лесу – в общем-то, всё время, какое могла улучить. Здесь ощущалось присутствие её родных, пусть Ленора и не могла себе объяснить почему. Однако в холодном, старинном Замке его не было и в помине, а это многое решало.
Как ни щемило у неё сердце при мысли о братьях и сестре, о том, как бы им понравилось бегать вместе с ней по Жимолостному лесу, всё-таки она больше не чувствовала себя такой одинокой, как раньше.
Она привыкла лгать. Когда миссис Джонс спрашивала её, где она провела день, Леноре тут же приходила в голову масса возможных ответов. Она уснула и не слышала, как её звали; она сидела в библиотеке, зарывшись в книги; она нашла потайной коридор и потом никак не могла отыскать дорогу обратно; она плохо себя чувствовала и решила прилечь; она пошла гулять по поместью. Некоторые отговорки звучали совсем фальшиво, некоторые – нет, но чем больше Ленора их изобретала, тем тише звучал внутри голос совести.