– А что у него за работа?
Лицо у кухарки разом осунулось, брови наползли на глаза. Она быстро пробормотала: «Я сейчас уберу», – и принялась усердно возиться с тарелками дяди Ричарда.
Ясно было, что вопрос она слышала, Ленора решила так просто не отставать и повторила:
– Что у него за работа?
Миссис Джонс обернулась в дверях.
– Ты что, правда ничего не знаешь о своём дяде? – спросила она и посмотрела так грустно, что Ленора не выдержала и опустила глаза.
– Папа никогда о нём не рассказывал, – тяжело сглотнув, призналась она. Признание это далось ей чрезвычайно тяжело, но другой правды у неё не было.
После этих слов ей вдруг показалось, будто на комнату опустилась тьма; она подняла глаза и увидела, что это лицо миссис Джонс потемнело. Она смотрела одновременно и печально, и сердито.
– Ну что ж, – только и произнесла она, обозначив конец разговора решительным кивком головы.
Но Ленора не могла так это оставить.
– Они что, ненавидели друг друга? – спросила она.
– Не всегда.
Миссис Джонс вернулась к столу, поставила дядины тарелки обратно и отодвинула стул. Тяжело опустилась на сиденье и откинулась на спинку.
– Когда были детьми – нет. В детстве они, наоборот, очень любили друг друга.
– И что же случилось?
– Время случилось. – Миссис Джонс встала так же быстро, как и села, и прежде, чем Ленора успела что-то ещё у неё спросить, исчезла за дверями залы.
Ленора подождала немного в надежде, что она вернётся. Ей полагается самой убрать за собой тарелки или этим тоже занимается кухарка? Ленора уже решила было убрать сама, так она привыкла делать дома, как вдруг вернулась миссис Джонс.
– Золотце, ты всё? – спросила она как ни в чём не бывало.
Ленора кивнула и тут же прибавила:
– А над чем работает дядя Ричард? – Ей хотелось напомнить миссис Джонс, что вопрос так и остался неотвеченным. Родителям она тоже всегда напоминала, когда они не отвечали. Мама говорила, что это её смущает. Папа говорил, что это его радует. Ленора потёрла грудь ладонью.
Миссис Джонс наклонилась забрать её тарелку и вздохнула.
– Твой дядя – учёный. Ведёт научную работу. Я эту работу и сама не очень-то понимаю, – усмехнулась она. – У меня-то работа кулинарная.
– Кулинария тоже наука, – сказала Ленора.
Миссис Джонс улыбнулась.
– Не про твоего дядю наука.
– А какая про него?
В школе Ленора обожала физику и химию – самые что ни на есть науки. Кто знает – вдруг она сможет помогать своему дяде.
Но взгляд миссис Джонс уже снова похолодел.
– Возможно, когда-нибудь он сам тебе расскажет, чем там занимается.
– А вы не можете? – Зачем все эти секреты?
– То его дело, – ответила кухарка. – Не могу сказать, что я в этом до конца понимаю.
– Как вы думаете, он может взять меня в помощники? Мне всегда нравились и физика, и химия. По ним у меня всегда самые лучшие оценки. – Ленора старалась говорить непринуждённо, но сама услышала, какое отчаяние сквозит в её словах.
Вдруг миссис Джонс уронила тарелку, и та разбилась об пол.
– О-о, ну вот, – протянула кухарка и оглядела пол, весь в белых острых осколках. Откашлявшись, она наклонилась и принялась собирать кусочки покрупнее в груду. Ленора тоже нагнулась помочь. – Спасибо, золотце, – тихо сказала ей миссис Джонс.
Смахнув остатки метлой и вынеся мусор на кухню, она вернулась в обеденную залу проверить, точно ли больше нигде нет осколков. Оглядывая пол, она проговорила:
– Нет, Ленора. Не думаю, что твоему дяде понравится идея пустить ребёнка к себе в лабораторию.
Разочарование вздулось у Леноры в горле, словно гадкий пузырь.
– А, – только и смогла она выдавить в ответ.
Наступило неловкое молчание. Потом миссис Джонс наконец спросила:
– Будешь клубничный торт? Сегодня сделала, совсем свежий.
– Буду, – ответила Ленора, – с удовольствием.
– Мы можем переместиться ко мне в кухню.
Они направились к дверям, но уже стоя на пороге, Ленора обернулась назад и окинула взглядом обеденную залу. Та мягко сияла в неярком свете канделябра. Такое просторное, нарядное, замечательное помещение. Остальным бы точно понравилось… Жаль, что они его не видят. Свет в зале как будто потускнел.
Они увидят. Они приедут.
Зала снова засияла.
Ленора повернулась и стала думать о другом: как положить конец мрачной, скрытной манере обо всём умалчивать, что царила в Замковом особняке.
14
Клубничный был её любимый торт, но когда Ленора откусила кусочек, на языке почувствовалась горечь. Дело было не в торте: миссис Джонс слишком хорошо знала своё дело, чтобы начудить с выпечкой.
Дело было в связанных с тортом воспоминаниях.
Каждый год на день рождения мама делала Леноре клубничный торт. Только в этом году не успела.
– День рождения… – сорвалось у девочки с языка. Миссис Джонс потянулась к ней через маленький кухонный стол тёмного дерева и обхватила её ладонь своими руками.
– Я испекла торт, чтобы отпраздновать, – сказала она. Глаза её сияли. Седые волосы слегка шевелил ветерок из приоткрытого окна. – Я же помню, что у тебя пару дней назад день рождения был. И твоему папе я всегда делала в этот день его любимый торт.
Она ничего не добавила про катастрофу. И хорошо.
Но горло у Леноры так охрипло, что даже «спасибо» было не выговорить. Она уставилась на кусок торта перед собой: идеально ровная розовая глазурь, мягкая сердцевинка бисквита. В глазах опять нестерпимо жгло. Она потёрла их ладонью – той, которая не была в руках миссис Джонс.
Нет, не улеглось ещё свежее горе.
– Можешь съесть и два куска, если захочется, – доверительно сообщила ей миссис Джонс. Ленора понимала, что кухарка старается подбодрить её. И ей подумалось: наверное, сейчас подходящее время позадавать ещё вопросов – может быть, сейчас она получит на них ответы.
– Так что случилось с дочкой дяди Ричарда? – спросила она.
Миссис Джонс похлопала её по ладошке и убрала свою тёплую руку.
– Об этом лучше спроси дядю Ричарда, детка, – в конце концов сказала она.
– Да он вообще не разговаривает.
– Ну, пока да. – По лицу кухарки пробежала тень. – Он ещё не до конца оправился.
– После чего?
– После того, что случилось. – Миссис Джонс обернулась к торту на столешнице. – Хочешь ещё кусочек?
На тарелке у Леноры не осталось ни крошки. Девочка кивнула.
– Да, пожалуйста. – Как всегда, главное – манеры.
Миссис Джонс положила ей на тарелку новый здоровенный розовый кусок.
– Боюсь, как бы тебе не стало тут одиноко, – сочувственно вздохнула миссис Джонс. – Дом у нас очень тихий. Зато есть сад. – Она закусила губу и опустила глаза. – Зарос, правда, порядком, но, как знать, глядишь, и уговорим твоего дядю взять садовника, раньше ведь у нас был. – Она встряхнула головой, словно отгоняя непрошеное воспоминание, а потом снова посмотрела на Ленору и улыбнулась ей, но только одними губами. – В общем, по нему можно погулять, полазать везде – только со двора не уходи. – Она указала на ещё одну, третью, дверь из кухни, которую раньше Ленора почему-то не замечала. – Вот эта дверь – прямиком в сад.
В двери было маленькое окошко.
– Дядя тебе уже говорил, ходить в лес нельзя, – продолжала кухарка. – Там слишком опасно, и лес очень большой. Не раз и не два там терялись дети… – Лицо её снова посерело, и она опять мотнула головой. – Мы не планировали отдавать тебя сейчас в школу, тут учебный год уже почти закончился, но в сентябре пойдёшь. Уверена, ты там легко заведёшь себе друзей, и тогда тут больше не будет так одиноко.
– Ну, в сентябре меня уже здесь не будет, – возразила Ленора, практически на автомате. – Уж до этого времени мама с папой меня точно заберут.
Миссис Джонс посмотрела на неё с такой горестью, как будто плакала, только без слёз.
– Конечно, нельзя переставать надеяться, детка моя, – сказала она. Но сказала без веры, и сердце у Леноры забилось.
Наступило тяжёлое молчание. Ленора отчаянно пыталась придумать, что бы сказать, чем бы нарушить тишину. Наконец, придумалось то самое, что нужно сказать:
– Мой папа – герой.
– Герой? – улыбнулась миссис Джонс.
– Да, настоящий. – Ленора села ровнее, вся выпрямилась – по наитию, не задумываясь. Слишком она гордилась своим папой: ведь за годы работы он спас столько жизней. Уж конечно, он и свою…
– Расскажи, – попросила миссис Джонс.
– Он спасал людей от пожаров. И уже многих спас. Он забегал в горящее здание и вытаскивал человека, пока тот не успел сгореть… – Теперь, когда Ленора начала рассказывать, её было не остановить.
– Да, звучит действительно героически, – признала миссис Джонс.
– И ни разу он не получил ни одного ожога. Мэр сказал, что наш папа – исключительный случай. – Ленора закусила губу и подтёрла пальцем остатки крема с тарелки. – В этом пожаре он тоже выжил. Точно.
Кухарка наклонила голову набок и, помолчав, произнесла:
– Ясно.
Слово так и полоснуло Ленору по горлу. Стало невозможно дышать, не то что говорить.
– Я твоего папу хорошо помню, – сказала вдруг миссис Джонс.
Ленора вновь обрела голос.
– Правда?
Кухарка заулыбалась, и теперь улыбка заиграла не только на её губах, но и в глазах, и в складках кожи в уголках глаз.
– Я же очень давно здесь, в Замке.
– Можно послушать про то, как он здесь жил? – попросила Ленора. – Сам он нам ничего не рассказывал.
По лицу миссис Джонс в который раз пробежала тень, и Ленора пожалела, что опять повторила ту суровую правду, которую уже сообщала этой доброй милой женщине и которая ещё в прошлый раз её так опечалила и рассердила.
– Да, – проговорила кухарка в ответ, – я его понимаю.
После таких слов целый рой вопросов поднялся уже сам собой, и самый громкий в этом рое был, конечно: почему?
Но миссис Джонс тут же продолжила:
– Уже поздно. Ты во сколько обычно идёшь укладываться?