Дня через три после похорон отца, братья уже бегать начали. Куда девать их — никто не знал. У родни у всей семеро по лавкам. Куда ещё брать обузу такую на шею. И тут, о радость, барин сжалился: к себе забрал братьев. Да не дворовыми, а чуть ли не в сыновья их записал. Обучать письму их начал, а особенно рисованию и картографии. Только и барин тот недолго прожил, лет пять еще, словно за братьями шлейф смерти ходил. Выгнали их с барского дома быстренько. Тогда им обоим уже по семнадцать лет было. Взрослые по тем временам люди. Тем более учёные. Народ ведь темный тогда был, безграмотный. А барин тот перед смертью вольную им выписал, пожалел их видать. Чувствовал, что после смерти своей изведут братьев наследники его. Он сам-то бездетный был, но родни много имел. Диву люди давались: с чего мальцам так повезло? А братья молчали, особо не разговаривали о том. Да…
Прошло время. Трудом да коммерцией занимались Степан с Афанасием. Стали крепкими богатеями. Дом родительский снесли. Новый отстроили. Мебель диковинную завезли. Патефон. Поговаривали, что братья стали богаче самого барина нынешнего, может поэтому, когда в очередном отъезде братья были, подожгли их дом, и участок весь перекопали, будто искали чего. К пепелище вернулись Степан с Афанасием. Кулаки сжали, но разбираться не пошли, а отправились в лес. Люди кругом не поняли поступка их, хотя, что скрывать, побаивались братьев в деревне, поговаривали, что тогда в детстве не совсем они вернулись, а темная оболочка их. С неделю братьев не было. Да и то вернулся только Степан. Пропал Афанасий, сгинул, как не бывало. Степан на все вопросы о брате отмалчивался, только угрюмее становился. Он один теперь дом построил. Этот самый. Семью завел. Долгую жизнь прожил, добра людям много сделал: больницу построил, школу открыл. Перед смертью позвал старшего сына и тайну поведал. Поэтому в роду она и передавалась от сына к сыну.
— Мне бог не дал детей, поэтому твой черед подошел, — призрак замолчал и начал бледнеть.
— А в чем тайна-то? — с интересом слушая семейное предание, спросила я.
— Так сокровища они нашли мальцами, когда потерялись в детстве. Что именно не знаю. Но мне было передано отцом, что сокровище то носит не только материальное благо, но и древние секреты, которые нельзя нарушать. Накажут сильно. А самое главное — охотятся за ним силы злющие. Ни в коем случае нельзя допускать их к сокровищу тому.
— Кто накажет? А как добраться туда? И как распознать те «силы злющие»?
— Добраться можно, следуя карте. Ее ещё Афанасий рисовал. Только не доверил Степан никому из своих потомков ее. А тебе сразу отдал. Особенная ты. А на другие вопросы ответа у меня нет. Только советы, что отец мне передал:
— Не пускай в душу себе никого, пока карта при тебе. Любой обмануть и выкрасть может.
— Через порог не пускай постороннего. Зло ищет тебя повсюду.
— Зеркало держи при себе. Подцепишь коли мерзость какую- в зеркале она сразу отразиться.
— А в путь соберешься, собаку с собой бери.
Призрак совсем уж бесцветный стал, солнце то вот-вот взойдет.
— А что с картой мне делать? — торопливо спросила я, боясь не успеть все узнать, что хотела.
— В путь собирайся, не мешкая. Не зря ж Степан карту тебе отдал. Наверное, подбираются к сокровищу злые силы. И ещё тетрадь Афанасия с собой возьми. Авось пригодится.
— Дедушка, а на счёт дома ещё спросить хочу. Странный он. Будто живой. Это правда или кажется мне? — выпалила я, может и зря, конечно, но уже очень необычно здесь все было. Может, призрак объяснит все.
— Живой, внученька. Но об этом потом поговорим, когда вернешься. Мне ещё сказать тебе надо. Лишь бы успеть… — затрясся призрак и стал постепенно исчезать, растворяясь в воздухе, словно дым.
Глава 3. Монета
— Карта… Монета… Ключ… — донеслось до моих ушей.
Сколько я не прислушивалась, затаив дыхание, ничего больше не услышала. Призрак исчез, так и не договорив. Солнце слишком уж некстати появилось из-за горизонта, озарив все пространство красными лучами.
Проснулась я как обычно — в семь утра. Летнее солнце, тёплыми лучиками гладило мою кожу и осветило ярким светом зал. За ночь тело окончательно отдохнуло и было готово к новому дню. Опустив руку, я нащупала гладкую шерсть собаки. Погладила ее и улыбнулась. Приснится же такое: разговаривающий призрак! Прям в психушку пора.
Кресло-качалка стояло у камина, спинкой развернутое ко мне. Да… Вот что усталость делает с человеком. Я встала и распутала, обвивший меня плед. Лёгкая иголка впилась в похолодевшую ладонь. "Ерунда, просто плед запутался, когда я спала,» — успокоила себя. Подошла к комоду и нашла пергаментный свиток. Все на месте. Все, как и должно быть. Я повернулась к столу и вскрикнула от неожиданности. На его полированной поверхности стояла чашка с синим цветком. В нее до краев был налит чай со смородиной, которую я не люблю. Зато, как оказалось, очень любил мой двоюродный дед. Даже здравая мысль, что во сне я сама ставила чашку на скатерть, натянутую на стол, а сегодня скатерть куда-то запропастился, не спасла. Тело обдало холодом. Ноги сделались ватными. Я развернула к себе кресло-качалку и увидела на сидении старинную тетрадь, перевязанную замусоленной веревкой. А ведь вчера тетради там не было.
Положив тетрадь на колени, я села на злополучное кресло и стала медленно качаться, обдумывая случившееся. Скрип-скрип. Скрип-скрип. Бадик подошёл к креслу и лизнул мою руку, которая безвольно свесилась вниз. Его прикосновение привело меня в чувство. Значит, это все правда — и про призрак, и про карту. Получается, я опять всем должна: должна предку Степану, неизвестному сокровищу, миру. Должна, должна, должна. Не спрятаться нигде. А может специально меня жизнь привела сюда, чтоб изменить все — и в себе, и в окружении. Ладно, Степан Тимофеевич не зря ж именно меня ты выбрал. Справлюсь.
Вскочив с кресла, я со злостью забегала по дому. Вытащила большой рюкзак и стала собираться в путь. На дно рюкзака, я бросила старую тетрадь, так и не заглянув в нее. Сверху накидала одежду, фонарик, спрей от комаров и еще кучу нужных, на мой взгляд, вещей. Дом, словно подсказывал, где что лежит. Открывал нужные ящики. Выкидывал из шкафа необходимые вещи. Я забыла о ноже и спичках, так он просто запустил их в меня. Хорошо, вовремя увернулась.
Чистая и вымытая собака с гладкой, будто причесанной, шерстью во время моих безумных сборов лежала у порога и внимательно следила за моими действиями. Она точно ничему не удивлялась. Магия дома ей давно была известна. А ко мне собака относилась снисходительно: вздумалось новой хозяйке вещи собирать — пусть собирает, чем бы дитя, так сказать.
— Пошли есть, дорогой. Нам предстоит трудная дальняя дорога, — возбужденно сказала я, размахивая руками. — Выбора у нас с тобой нет. Нужно идти в лес. И чем раньше мы выйдем, тем быстрее доберемся. Давай договоримся раз и навсегда. Я главная, а ты просто собака, напарник в общем. Слушайся, пожалуйста. Договорились?
Бадик внимательно выслушал мои всплески эмоций и медленно поплелся на кухню.
— Мне нужен твой ошейник. Ты не знаешь, где он может быть? — спросила я у собаки или у дома, сама не знаю.
Удивляться всему надоело. Скорей бы разделаться с навязанным делом и вернутся… А собственно к чему? К своим переживаниям, что ли? Смешно. Сейчас и правда очень глупо выглядела моя ссора с Никитой. Подумаешь, в отпуск без меня съездил. Не изменил же. Маму повез в санаторий. А я уж и на придумывала себе бог знает что. В прихожей лязгнул ошейник, висящий сбоку небольшой тумбочки.
— Спасибо, сэр. Кстати, а если вы такой волшебный, может, и завтрак приготовите? Мне, пожалуйста, яичницу с беконом и два тоста с сыром. Бадик, а тебе что? Тут заказы принимают, — юродствовал я, смотря в потолок, словно именно там и находился центр этого магического дома. Кто его знает…
Вдруг собака подошла к входной двери, принюхалась и грозно зарычала. Холка приподнялась, хвост опустился. Он весь напрягся, ощетинился, словно приготовился к бою. Я замолчала и, схватив все тот же кусок разбитой рамки для портрета — как хорошо, что не выбросила его, открыла дверь. На пороге стояла стройная, миловидная высокая женщина средних лет в синем комбинезоне и белом платочке на голове. В руках она держала поднос, накрытый белым полотенцем.
— Привет, Анна. Я — Люба, жена Николая. Знакомиться пришла с тобой. Вот пирог испекла с мясом. Может, чайку попьем, поболтаем? Перерыв у меня сейчас. Дай, думаю зайду. Тяжело, поди одной, скучно?
Я было открыла рот, собираясь пригласить ее в дом, но вовремя вспомнила советы призрака: «Через порог не пускай посторонних. Зло ищет тебя повсюду.» Но отказывать все же не хотелось — с соседями нужно дружить.
— Хорошо, что зашли. Извините, не могу пригласить в дом, там ещё до конца не убрано. Давайте выпьем чай в беседке. И познакомимся заодно, — улыбнулась я, закрывая за собой входную дверь
.
На миг лицо Любы выразило глубокое разочарование, будто она хотела пройти именно в дом.
— Конечно, я понимаю, большой дом. Вы одна. Такая хрупкая, нежная девушка. А хотите, помогу завтра, у меня выходной. Да и Николай не против. Он добрый у меня. Вдвоем веселее и быстрей намного. Весь дом перемоем, — Люба улыбалась, только карие глаза настороженно смотрели на меня, сканируя и гипнотизируя одновременно.
«Семейное это у них, что ли?» — подумала я, поежившись.
— Люба, проходите в беседку, пожалуйста. Сейчас чай принесу, — я отвела глаза в сторону.
Ничего уже не хотелось: ни чая, ни беседы с соседкой, ни ее пирога. Какое-то странное чувство вызывала эта семейка. Смотрят так, будто душу вывернуть хотят. И уж очень напрашиваются в гости. Вот соседи из других домов не торопятся знакомится со мной. А эти… Может, с дедом дружили? Эх, нужно было спросить вчера у него. И Бадик рычит на нее, будто не признает. Интересно, а что, если я зеркало попробую применить? Как раз и проверю, кто может там отображаться. Хотя это уж точно бред сумасшедшего — Люба, конечно, кто ж ещё?