ечи, какие я только видела! О, как бы я хотела, чтобы вы встретились! Он гораздо красивее Ремвара! Я чувствую себя такой глупышкой, вспоминая, как я ревновала, когда ты с ним флиртовала. Какими детьми мы обе были!
Пожалуйста, напиши мне при первой же возможности и скажи, что ты скучаешь по мне так же, как я по тебе, и что мы можем возобновить нашу дружбу, которая поддерживала нас столько счастливых лет.
С любовью,
— Что это? — резко спросил я у Спинка, хотя в уме уже начал складывать кусочки головоломки.
— Я пошел к Карсине. Мне было непросто встретиться с ней, поскольку не меньше двух десятков женщин пришли охранять ее и выражать ей сочувствие. Еще труднее было поговорить с ней наедине. Я сделал вид, что хочу в подробностях знать, что ты ей сказал и чем ее оскорбил. Она превосходная актриса, Невар. Она рыдала, заикалась и обмахивалась веером, пока я не отослал ее горничную за стаканом воды. А потом я прямо ей сказал, что мне известно, кто она такая и кто ты такой, и что я даже видел многие письма, которые она тебе писала, пока ты учился в Академии. Я сказал ей, что ты их сохранил и предъявишь, если дело дойдет до трибунала, чтобы доказать, что ваше знакомство дает тебе право заговорить с ней на улице. Мне кажется, при этих словах она была близка к настоящему обмороку.
Спинк рассказывал это с усмешкой, и я заметил, что и сам улыбаюсь ему в ответ.
— Я сказал, что, если она хочет прекращения скандала, она может просто выполнить твою просьбу и дать мне конверт с адресом твоей сестры, написанным ее рукой. Я заверил ее, что больше тебе ничего от нее не нужно. Когда горничная вернулась со стаканом воды, Карсина тут же отправила ее за ручкой и бумагой, и я покинул их дом с конвертом в руках. Кроме того, при ее горничной я предположил, что все это было ошибкой. Я, мол, поговорил с тобой, и ты сказал, что лишь спросил ее имя, поскольку она напомнила тебе женщину, которую ты прежде знал. Она едва слышно согласилась со мной. Уверен, я оставил ее в незавидном положении, ведь она с такой яростью поливала тебя грязью, что теперь ей будет непросто взять свои слова обратно. Но думаю, страх перед собственными письмами не даст ей и дальше рассказывать про тебя мерзости. Не могу сказать, что это восстановит твое доброе имя, но, полагаю, Карсина его очернять больше не осмелится.
Я оторвался от письма, которое держал в руках. Пока он говорил, я просмотрел его еще раз. Я не сомневался, что Карсина вставила туда упоминания о будущем муже для того, чтобы уязвить меня. Я был удивлен, поняв, насколько мало это меня беспокоит.
— Честно говоря, у меня действительно есть ее письма. Они лежат в моем дневнике вместе с остальными бумагами. — Я облегченно вздохнул. — Спинк, я не знаю, как тебя и благодарить. Как ты ловко ее обработал. Предъяви я ее письма, и, уверен, ее помолвке с капитаном Тайером пришел бы конец. Сомневаюсь, что она сделает или скажет что-то, способное причинить такой ущерб ее репутации.
Он отвернулся.
— Сказать по правде, сначала я чувствовал себя паршиво. Но едва я начал угрожать ей разоблачением, ее хорошенькие губки сразу же перестали дрожать. Клянусь, она мечтала в меня плюнуть. Я знаю, что ты был в нее влюблен, Невар, но, думаю, она оказала тебе услугу, разорвав помолвку. Не могу себе представить, чтобы ты был до конца своих дней связан с такой женщиной.
— Я тоже, — пробормотал я.
Последние остатки моей былой влюбленности в Карсину давно исчезли. Да и была ли она когда-нибудь той очаровательной и наивной девушкой, какой я себе ее воображал. Неужели мы с Ярил могли так в ней обмануться? Или это суровая судьба изменила всех нас?
— Так или иначе, нам удалось добиться своего. Ты должен немедленно написать Ярил, а я положу письмо в военную почту. Напиши, что мы с Эпини охотно ее примем; Эпини будет счастлива, если Ярил приедет к нам.
Спинк не стал слушать мои возражения и заставил меня немедленно сесть за письмо. Он стоял надо мной, пока я доставал перо, чернила и свой солдатский дневник.
— Сколько же ты успел написать! — воскликнул он. — А я свой едва начал. Ждал, пока в моей карьере произойдет что-нибудь значительное.
— Мой отец говорил, что я должен записывать хотя бы несколько строк каждый вечер. Часто бывает, что какие-то детали, к которым ты обращаешься позднее, помогают увидеть корни твоих трудностей и принять решение. — Я посмотрел на тающий запас чистых листов. — Наверное, скоро мне придется перестать делать записи. Рядовому солдату не положено вести дневник, а если мой отец когда-нибудь прочитает все, что я здесь написал, он придет в ужас. Впрочем, думаю, я буду писать, пока не кончится бумага.
— Ты не отправишь его домой, чтобы отец прислал тебе новый?
Я посмотрел на Спинка, ожидая увидеть, что он неудачно пошутил. Но он говорил искренне.
— Нет, Спинк, — тихо ответил я. — Я для него мертв. Он отрекся от меня. Он не захочет это увидеть.
— Тогда доверь его мне, когда закончишь. Я уверен, что ты написал там много полезного. Я о нем позабочусь. Или отдай Ярил, чтобы она передала его собственному сыну-солдату.
— Может быть. Если у нее он будет. А теперь мне нужно подумать, прежде чем написать письмо.
На некоторое время воцарилась тишина. Я обмакнул перо, но чернила успели высохнуть, прежде чем я придумал, что и как написать. Мое письмо вышло коротким — слишком толстый конверт мог привлечь внимание отца. Я написал только о главном: я жив, обосновался в Геттисе, стал рядовым, но Спинк и Эпини могут и рады будут принять Ярил, поскольку их дом больше соответствует ее положению.
Я долго колебался, прежде чем упомянуть приглашение Спинка, опасаясь, что отец может пойти на крайние меры, чтобы удержать Ярил дома. И все же я решил, что придется рискнуть. Чем быстрее Ярил узнает, что ей есть где укрыться, тем больше возможностей сбежать она найдет.
— Но как она сможет нам ответить? Ей могут понадобиться деньги на дорогу, или, может, она захочет заранее предупредить нас о своем прибытии.
Спинк улыбнулся:
— Это я уже устроил. Напиши ей, чтобы она ответила Карсине, а в письмо вложила запечатанный конверт для меня. Это должно сработать. И обязательно дай ей знать, что Эпини с нетерпением ждет ее приезда.
Я добавил к своему письмо указания Спинка. Присыпав чернила песком и запечатав конверт, я спросил:
— Сколько же человек ты намерен содержать на лейтенантское жалованье?
Его улыбка слегка поблекла, когда он взял у меня конверт.
— Ну, я уверен, что все как-нибудь устроится, — ответил Спинк. А потом, уже суровее, добавил: — И я не рассчитываю, что буду справляться один, Невар. Ты должен понимать: как только Ярил напишет ответ, тебе придется поговорить с Эпини. И твой обман раскроется. Ты должен будешь принять на себя ответственность. Ярил приедет в Геттис. Ты это знаешь. Иначе ей придется остаться в доме отца и выйти замуж за Колдера Стита. Я не могу себе представить хоть сколь-нибудь разумную женщину, которая на такое пойдет. Твоя сестра приедет сюда. И они с Эпини обе будут рассчитывать увидеть, что ты живешь и трудишься как настоящий сын-солдат, пусть тебе и не удалось стать офицером. Так что не теряй времени. Тебе нужна новая форма, и ты должен заботиться о себе, как подобает солдату. Это значит бриться и подстричь волосы. Кроме того, ты должен просить полковника назначить тебя в чье-то подчинение, чтобы ты не отчитывался лично перед ним. Исполняй свой долг — и ты сможешь заработать повышение. Судьба повернулась к тебе спиной, и ты не смог начать службу лейтенантом, но это не значит, что ты должен сдаться. Многие люди — меньшего ума и худших связей, я должен заметить, — сделали прекрасную карьеру. Веди себя как настоящий сын-солдат. Ты часть нашего полка, а полк может быть хорош лишь настолько, насколько хорош его худший солдат.
Его голос сделался суровым. Я приподнял бровь, а он бросил быстрый взгляд в сторону окна. Я понял, что Эбрукс или Кеси рядом и могут нас слышать. Я по возможности бесшумно поднялся на ноги.
— Да, сэр, — подтвердил я. — Я буду стараться, сэр.
— Да. Будешь. Потому что это последнее предупреждение, которое ты получаешь от кого бы то ни было. И когда бы я ни оказался здесь в следующий раз, я ожидаю застать тебя на месте и выглядящим так, как положено рядовому. Доброго дня.
— Да, сэр.
После этого Спинк ушел. Снаружи начался легкий летний дождь. Я понимал, что Спинк сделал мне выговор напоказ, но принял его слова близко к сердцу. Да, я долго колебался на грани, но теперь вновь вернулся к безопасной жизни сына-солдата. И я буду делать больше, чем просто тянуть лямку. Я вспомнил Горда и то, как тщательно он следил за кадетской формой, несмотря на полноту. И я справлюсь. Да, это потребует усилий, но солдатская участь вообще нелегка. И нет причин, по которым я не могу надеяться на продвижение по службе. Я неплохо справляюсь с обязанностями кладбищенского сторожа. Полковник Гарен так и сказал. Я могу заработать себе нашивки, а то и больше.
Я заметил Эбрукса, слоняющегося у навеса Утеса, и окликнул его, когда Спинк скрылся за завесой дождя.
— Все прошло не так плохо, как я думал, — сообщил я ему, стараясь, чтобы мой голос звучал так, словно я только что получил выговор от начальства. — На самом деле он сказал мне почти то же, что и Кеси. Нужно быть достойным полка, и все такое.
— Да, я слышал. И знаешь, Невар, он прав. Для полка здесь настали нелегкие времена, и кое-кто с нетерпением ждет перевода в другое место — пусть даже с позором. Но остальные помнят прежние дни, и, если мы хотим покинуть Геттис, мы должны сначала протянуть дальше дорогу. Чтобы, уходя, мы могли сказать: да, это было непросто, но мы справились.
Я посмотрел на грубого, простоватого Эбрукса и вдруг обратил внимание, что, хотя его рубашка и в пятнах, она настолько чиста, насколько этого можно было добиться. Он был чисто выбрит и причесан. Конечно, до настоящего солдата каваллы он недотягивал, но сейчас он стоял перед знатным, учившимся в Академии сыном-солдатом и выглядел в куда большей степени военным, чем я. Я устыдился и даже позавидовал ему.