Повисло долгое молчание. Я искоса глянул на нее, чтобы проверить, как сильно она на меня сердится. На ее щеках вспыхнул румянец.
— Спасибо, — заметив мой взгляд, пробормотала она.
Снова повисла тишина.
— Ты собиралась меня навестить? — наконец напомнил ей я.
Какими бы ни были намерения Эмзил, я решил, что должен ее отговорить. Мне нужно было в лес, но я не мог просто уйти и оставить ее в доме. Сказать ей, что у меня нет на нее времени, казалось слишком грубым, а отправить обратно в город и того хуже.
— На сегодня у меня порядком работы, — начал я, пытаясь придумать, как выразиться повежливее, но в итоге выпалил прямо: — Времени на гостей у меня будет не много.
Она фыркнула и выпрямилась:
— Как и у меня, сэр! Я лишь исполняю поручение. Уж не знаю, при чем тут вы, но лейтенант Спинрек хотел, чтоб вы знали, что спеки собираются сегодня устроить танец Пыли. Он отозвал меня в сторону, когда это рассказывал. Более того, он счел это достаточно важным, чтобы вызваться приглядеть за моими детьми, пока я схожу к вам. Мне не слишком-то этого хотелось, поскольку госпожа Эпини все еще зеленеет при виде пищи, а дети ужасно расстроились от мысли, что пропустят музыку, и спекский танец, и прочие празднества.
— Танец Пыли? Сегодня спеки устраивают танец Пыли?
— Это часть приветственной церемонии для инспекции. Спеки пожелали выступить перед ними.
Прежде чем она договорила, я дернул поводья. Резко развернув Утеса, я послал его галопом.
Эмзил вскрикнула, одной рукой крепко ухватившись за сиденье, а другой придерживая шляпку. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекрыть скрип повозки.
— Помедленнее! Слишком поздно их останавливать. Скорее всего, ты даже не застанешь танца. Я говорила об этом лейтенанту, но он настоял, чтобы я все равно тебе сообщила.
Тележку сильно тряхнуло, и она оставила шляпку на произвол судьбы и сжала мою руку:
— Невар! Помедленнее! Я же говорю — уже слишком поздно.
Я не обратил на ее слова внимания.
— Это вопрос жизни и смерти, Эмзил. С помощью танца Пыли спеки распространяют чуму! Все, кто смотрит на танец и вдыхает пыль, заболевают. А от них заражаются остальные.
— Это безумие! — закричала Эмзил. — Невар, придержи лошадь! Придержи, или я спрыгну! Это безумие!
Ее голос звучал так искренне, что я послушался. Как только Утес перешел обратно на рысь, Эмзил выпустила мою руку и снова ухватилась за шляпку.
— Эмзил, я понимаю, что это кажется тебе безумием, но это правда. Именно так я заболел чумой. Спинк… лейтенант Спинрек заразился так же. Я уверен. Думаю, для этого они и танцуют — чтобы заразить и убить нас.
Едва я понял смысл собственных слов, мне показалось, что меня предали дважды. Да, именно для этого они танцевали, и особенно сегодня. Они убьют аристократов и генералов так же, как и простых солдат. Их цель — проверяющие, точно так же как в свое время была Академия. И оба раза я невольно подсказал спекам, куда им выгоднее ударить. Да, меня дважды предали оба моих народа: сначала гернийцы, а теперь спеки. Они будут находить способы повредить друг другу, а я буду испытывать боль обеих сторон.
Утес фыркнул, потряс головой и перешел на шаг. Я не стал ему препятствовать. Теперь я думал только о тех людях, которых мог защитить, и резко повернулся к Эмзил:
— Послушай меня. Пожалуйста, поверь мне, это очень важно. Я отвезу тебя к дому лейтенанта Спинрека. Тебе придется показать мне дорогу, и я не хочу пробираться сквозь толпу. Как только мы туда доберемся, ты должна будешь войти в дом и оставаться там. Ты понимаешь, насколько это важно? Ты должна оставаться в доме вместе с детьми и не выходить в город. Если я прав, к завтрашнему дню люди начнут заболевать. Держись от них подальше. И держи подальше детей.
Она смотрела на меня так, словно я безумен и, возможно, опасен. Я заставил себя говорить спокойнее:
— У Спинка дома есть бутылочки с водой из Горького Источника. Он думает, что эта вода может лечить от чумы и предотвращать заражение. Попроси его оставить немного для тебя и детей. И еще попроси его немедленно отправить курьера к брату, как бы дорого это ни обошлось, с просьбой прислать в Геттис как можно больше воды из Горького Источника.
— Спинк?
То, как она произнесла его имя, заставило меня задуматься, услышала ли она хоть что-нибудь еще.
— Лейтенант Спинрек, — поправился я и добавил: — Некогда мы были знакомы.
Она отрывисто кивнула. А потом, глядя прямо перед собой на дорогу, спросила:
— А кем ты приходишься госпоже Эпини?
— Я…
Она оборвала меня прежде, чем я решил, изобразить ли мне смущение или солгать.
— У вас похожие глаза. И она часто говорит мужу, что ее тревожит судьба Невара. — Голос Эмзил сделался холоднее: — Никогда бы не приняла тебя за жестокого человека. Она ждет ребенка, переживает трудное время, а вы оба позволяете ей тревожиться. Я даже не знаю, кто из вас более жалок, ты или ее муж.
— Ты не понимаешь. Родство со мной запятнает ее репутацию. Это принесет ей много несчастий. Лучше бы ей пока ничего не знать.
— Чтобы, когда вы расскажете ей правду, она чувствовала себя еще большей дурочкой? Большинство людей в городе не знают твоего имени. Они называют тебя кладбищенским сторожем. Но рано или поздно она догадается. Она совсем не глупа, хотя вы оба, похоже, так к ней и относитесь.
Я оставил все попытки притворяться.
— Моя кузина неглупа. Но во многих отношениях она слишком охотно рискует собой. Я не хочу, чтобы она подвергала себя опасности, особенно когда не считаю, что это сможет мне хоть чем-то помочь. Все, чего она добьется, — это запятнает свое имя, и все. Я слишком ее люблю, чтобы позволить ей сделать это с собой.
Я не собирался говорить с такой горячностью, но теперь, когда я вслух сказал о собственных чувствах, меня поразила их сила. Похоже, Эмзил тоже, поскольку она выглядела пораженной и смягчившейся.
— Мне кажется, теперь я лучше тебя понимаю, — тихо призналась она, чуть помедлив.
— Что ж. Хорошо. Теперь, когда с этим покончено, пожалуйста, скажи, поняла ли ты так же хорошо то, что я сказал прежде. После танца Пыли пройдет не больше нескольких дней — и весь Геттис будет охвачен чумой. Не думаю, что мы можем ее остановить. Оставайся дома вместе с детьми и, пожалуйста, не позволяй моей кузине рисковать собой. Напомни ей, что теперь она должна думать о ребенке. Это заставит ее прислушаться.
— Я прекрасно тебя слышала, — нетерпеливо ответила Эмзил. — И я скажу лейтенанту о курьере и воде. Госпожа Эпини рассказывала мне об их путешествии сюда из Горького Источника. Не думаю, что воду оттуда доставят скоро. — Она покачала головой. — Если ты думал, что вода может помочь, почему ее сразу же не начали возить в Геттис? Если ты знал, что танец Пыли распространяет чуму, почему не предупредил всех?
— Мы не уверены, что вода поможет. Похоже, она помогла Спинку и Эпини, и они захватили ее с собой — столько, сколько смогли. А что касается танца Пыли… мы… то есть я считаю, что он распространяет чуму. Однако мне пока мало кого удалось в этом убедить.
Мы подъезжали к окраине Геттиса. На улицах все еще было пусто. Я вдруг понял, что все собрались в форте, чтобы послушать приветственные речи и посмотреть на церемонии. Чем ближе мы подъезжали, тем сильнее сжималось мое сердце. На месте палаточного городка спеков осталась лишь утоптанная земля. Еще утром мы с Утесом проезжали мимо него. Теперь он исчез. Я подозревал, что знаю причину их ухода. Они будут далеко от Геттиса, прежде чем смертоносную пыль подхватит ветер.
— Боюсь, мы опоздали, — тихо заметил я. — Они ушли. А спеки обычно не путешествуют днем, только вечером или ночью.
— Невар, я верю тебе, — неожиданно сказала Эмзил. — Отвези меня домой. Я буду держать детей дома и госпожу Эпини постараюсь тоже. Но с лейтенантом я мало что могу сделать. Однако я слышала, что те, кто однажды переболел чумой спеков, второй раз не заражаются.
— Да, большинство, — кивнул я. — Но некоторые болеют и второй раз — как Спинк и Эпини.
Когда мы въезжали в ворота Геттиса, я увидел кое-что, от чего у меня похолодела кровь. Семеро спеков, закутанные в вуали из лоз, листьев и цветов, торопливым шагом покидали форт. Я не мог видеть их лица, не мог даже сказать, мужчины это или женщины, но их босые пятнистые ноги были серыми от пыли. Я задумался, пыль ли это танца или дороги? Я едва удержался, чтобы не спрыгнуть с повозки и не поубивать всех на месте.
Я не видел их лиц, но, как если бы они могли чувствовать злобу или магию, от гнева кипящую в моих жилах, их головы повернулись в мою сторону. Я смотрел на них, не отводя взгляда. Сколько людей умрет из-за пыли, которую они сегодня развеяли? Эмзил положила руку мне на запястье:
— Невар, позволь им уйти. Отвези меня домой.
Напряжение в ее голосе заставило меня обернуться к ней. Интересно, чего она опасалась? Я не в силах остановить то, что они начали. И как я мог делать вид, что они чем-то хуже — или лучше — моего народа? У меня оставалось совсем мало времени, чтобы спасти хотя бы тех, кого я любил.
Часовые у ворот переглянулись и махнули рукой, чтобы я проезжал. Несмотря на чистую и отглаженную форму, они вели себя совсем не как настоящие часовые. Они были слишком заняты вытягиванием шей, чтобы разглядеть происходящее дальше по улице. Кто-то стоял на помосте и произносил речь, часто прерываемую аплодисментами. Я оглянулся через плечо. Спеки разделились и направились в разные стороны. Видели ли они, что я смотрю на них? Очень может быть, поскольку они разбежались, словно вспугнутые кролики. Если мои подозрения и нуждались в подтверждении, этого было достаточно. Я скрипнул зубами.
— Сворачивай налево, — тихо посоветовала Эмзил. — Так мы сможем объехать толпу. Я хочу как можно скорее добраться до дома.
Она направляла меня, и мы быстро ехали по боковым улочкам форта. Я не бывал в тех кварталах, где жили офицеры, — у меня не было никаких причин. Здания здесь строились на совесть в первые дни существования форта. Большую часть, похоже, покрыли свежим слоем краски, но он не мог скрыть годы предшествовавшего небрежения. Деревянные ступеньки осели, ставни покосились, многие сады давно не приводили в порядок. Дома младших офицеров выглядели и того хуже.