— Что вы имеете в виду? — спросил он резко.
— Французские женщины и дети делят с индейцами опасности и тяготы осады. Что вы скажете губернатору и людям Нового Орлеана, если они погибнут раньше, чем вы победите начезов?
— Этого не случится.
— Уверяю вас, шевалье, что хоть вы и презираете индейцев, но если вы загоните их в угол, они все умрут, до последнего человека, но не сдадутся. Если вы и дальше будете причинять вред их женщинам и детям, гнев начезов будет страшен.
— Вы хотите сказать, что они отыграются на пленных?
— В этом нет ничего невозможного. Ведь губернатор Перье сжег женщин начезов.
Он пристально взглянул на нее, затем резко поднялся.
— Мне необходимо это обдумать. Я вернусь через час.
К Элиз сразу же подошел Сан-Амант и кивнул на ее бокал, к которому она почти не прикасалась.
— Выпейте. Это то, что вам сейчас нужно.
— Да, спасибо, — ответила Элиз рассеянно. Когда он сказал какой-то комплимент ее внешности, она только покачала головой, как будто бы эти слова не имели смысла, да так оно и было.
— А другие женщины? Как они поживают?
Элиз посмотрела ему в лицо, с трудом собираясь с мыслями.
— Я думаю, вы можете себе представить как. Но вас действительно интересуют все женщины или только одна?
— Элиз! — выдохнул он. — Вы видели ее?
— Только сегодня утром.
— И? И? — спросил он, нетерпеливо подаваясь вперед.
Элиз, улыбнувшись, сжалилась над ним:
— У Элен все очень хорошо. У вас родилась прекрасная дочь. Но она так требовательна, что от нее не спит вся деревня.
Сан-Амант прикрыл глаза, чтобы скрыть слезы.
— Вы знаете, она вас видела, — продолжала Элиз. — И просила передать, что шлет вам свою любовь и молится, чтобы у вас все было в порядке.
— Ах, Элиз, я готов расцеловать вас!
— Лучше не надо. Что бы на это сказали ваша Элен или Рено?
— Ах, да… Кажется, Любуа был не слишком вежлив, говоря о Рено Шевалье. Я всем рассказывал, что вас увезли против вашей воли, насильно. Паскаль, правда, спорил со мной, когда был навеселе. Генри даже пригрозил вызвать его на дуэль.
— Не позволяйте ему!
— Ах, Паскаль и не собирается драться. Он смеется над оскорблениями мальчика, говорит, что тот влюблен в вас телячьей любовью, поэтому не верит ни единому плохому о вас слову.
— Может быть, им стоит реже встречаться? Тогда они смогут избежать неприятностей.
— В стране начеточе не так много французов. Но комендант форта Сен-Дени присматривает за юношей.
— Они все еще там?
— Думаю, что да. Место там более дикое, чем здесь, у начезов, и больше возможностей для контрабандной торговли с испанцами в Лос-Эдесе. Почему бы Паскалю и не остаться там? Что же касается Генри, то, как я уже говорил, его взял под свое крыло комендант Сен-Дени, он дал ему работу.
Они заговорили о других вещах — о ребенке, о том, как он родился, как живет Элен, об условиях жизни в осажденном форте. Однако, касаясь последней темы, Элиз была так же немногословна, как и во время разговора с лейтенантом.
Когда отведенный час уже почти истек, она бросила на Сан-Аманта быстрый взгляд:
— Что вы думаете о Любуа? Держит ли он данное слово?
— Вы имеете в виду, отдаст ли он приказ своим войскам возвращаться в Новый Орлеан, когда пленные будут в безопасности? Я думаю, он сделает это, если даст слово.
— Вы так полагаете? Но некоторые считают, что слово, данное дикарю, ни к чему не обязывает, особенно если оно дано при чрезвычайных обстоятельствах.
Сан-Амант поднял брови:
— Вы стали циничной!
— Скорее осторожной, но я всегда была такой. Любуа кажется мне тщеславным человеком. Не решит ли он сначала обеспечить безопасность женщинам и детям, а потом уничтожить начезов, когда те меньше всего будут этого ожидать?
— Чтобы доказать, что существует индейская проблема, оправдав тем самым тревогу, поднятую Перье? — Сан-Амант задумчиво кивнул: — Это возможно.
— Возможно?
— Мне бы не хотелось так думать, — ответил он серьезным тоном.
К ним приблизился шевалье и поклонился Элиз:
— Извините, что задержал вас, мадам, но я не имею права принимать такое важное решение в спешке.
— Я понимаю, — тихо сказала она, бросив взгляд на Сан-Аманта. Обходительный тон королевского лейтенанта, видимо, тоже показался ему странным, потому что он нахмурился.
— Я согласен на представленные вами условия. Мы отступим на некоторое расстояние, чтобы могли быть освобождены женщины и дети. В обмен на пленников, захваченных во время резни в форте Розали, мы даруем начезам мирную жизнь.
— Вы выкурите с ними трубку мира?
— Да.
— И воины чокто уйдут с вами?
— Да.
Что-то во всем этом Элиз не нравилось, но она не могла понять — что. Глядя на королевского лейтенанта, она пыталась придумать что-нибудь, что могло бы заставить его сдержать данное слово, но ничего не приходило ей на ум.
Любуа заложил руки за спину и покачался на каблуках.
— У нас имеется только одно условие.
— Да? Какое? — спросила она резко.
— В знак того, что начезы действительно хотят мира, они должны сжечь дотла построенный ими форт.
Элиз вздрогнула. Если они сделают это, то останутся беззащитными.
— Я не могу ответить за них, но я передам это условие Большому Солнцу и его брату Рено, военному вождю.
Любуа поднял брови:
— Вы хотите вернуться? Я думал, что вы, может быть, напишете записку. Тогда вы могли бы остаться здесь, в безопасности.
— Это очень любезно с вашей стороны, но они будут ждать меня.
— Вы действительно хотите этого сами? — Сан-Амант нахмурился.
— Да, я должна вернуться.
— Как хотите! — Командующий французской экспедицией поклонился. — В ожидании ответа мы приготовимся к приему пленных.
Он избавился от нее. Безотчетно Элиз чувствовала, что она не одержала победы, что ею просто воспользовались.
После ее возвращения был созван совет старейшин, который на этот раз представлял собой злобную перебранку. Старики не доверяли французам. «Белый офицер слишком быстро согласился», — говорили они. И потом, если французы обещали, что воины чокто уйдут вместе с ними, почему же они собираются вокруг форта? Неужели французы настолько глупы, что позволят чокто принять пленных? Ведь они же не отдадут их французам без большого выкупа. Если так случится, французы могут воспользоваться этим, чтобы аннулировать условия мира. Старики считали, что пленных отдавать нельзя.
«Пленных выдать необходимо», — говорили представители младшего поколения. Если не выполнить это обещание, условия мира тоже не будут выполнены. Французы вместе с чокто обрушат на них объединенные силы, а начезы уже не так сильны, как раньше: они ослаблены лихорадкой. Если французы и чокто ворвутся в форт, они устроят резню. В этом случае женщинам и детям вряд ли удастся спастись.
Внимательно выслушав всех и подробно расспросив Элиз, Рено порекомендовал еще один план действий. Он предложил не посылать трубку мира до утра. Не было оснований спешить с капитуляцией; вероятность ошибки уменьшится, если не решать очертя голову. Пусть французы отходят — они уже начали это делать. Действительно, раз начезы дали слово, они должны отпустить пленных, но нет никакой необходимости уничтожать форт, пока не уйдут французы и чокто, если, конечно, они не выдвинут этот пункт отдельным условием договора. Если после этого французы не прекратят осаду, начезам по крайней мере не придется беспокоиться о пленных и их пропитании.
Большое Солнце слушал, наблюдал, но ничего не говорил. Глядя на него, Элиз поняла, что он молчит не потому, что ему нечего сказать, а потому что хочет прежде узнать все точки зрения, а уж потом сформулировать свои взгляды и предложить план действий. Если совет не придет к согласию, принять решение должен будет вождь.
— Элиз!
Она обернулась и увидела, что Элен знаками зовет ее. Элиз встала со своего места в последних рядах собравшихся и отошла с француженкой в сторону.
— Что случилось?
— Это правда, что нас хотят освободить? О, скажи, что это правда!
— Не знаю. Кажется, так.
— Когда? — Элен схватила ее за руку.
— Возможно, сегодня, а может быть, и завтра.
— Ходят такие слухи, но я не верила им. А Жан-Поль? Ты видела его? Ты рассказала ему обо всем?
Элиз передала слово в слово все, что сказал Сан-Амант, описала, как он выглядел и как воспринял новость о том, что стал отцом.
Элен вытерла глаза тыльной стороной ладони и быстро обняла Элиз.
— Какая же я дурочка, что плачу от хороших вестей! Побегу расскажу остальным. Ты не представляешь, какие слухи сейчас ходят. Они будут так счастливы, так рады!
Совет все продолжался. Ближе к вечеру собравшимся подали еду. Элиз решила подняться на стену и посмотреть, что происходит. Она увидела, что Любуа приехал в лагерь к чокто и ходит взад-вперед, глядя на форт. Через некоторое время он исчез, а когда солнце начало садиться, вновь появился.
Элиз почувствовала, что у нее устали ноги, и покинула свой пост. Она пошла к хижине и заглянула внутрь. Элен не было. Огонь потух, превратившись в угли и пепел, кастрюли остыли, содержимое их подернулось медвежьим жиром. Ребенка тоже не было на месте, и меха, на которых обычно лежала девочка, были холодные.
Какой-то страх охватил Элиз. Она помчалась вон из хижины, обогнула маленький холм Большого Солнца и повернула к хижинам простых индейцев — туда, где обычно встречались француженки.
Она нашла Элен и ребенка среди толпы пленниц, собравшихся под почерневшими от дыма ветвями эвкалипта. Увидев Элиз, женщины бросились к ней, прося, умоляя, требуя, так что даже индианка, проходившая мимо, засмеялась над их невоспитанностью: все они говорили разом, устроив невообразимый шум.
Пленниц беспокоило, что день подходит к концу, а приказа об их освобождении все нет. Французы отступают, а вместе с ними и многие из чокто. Неужели это все ложь? Неужели они навсегда останутся у начезов? Неужели их страна покинула их в беде?