Внезапно он проснулся от плеска воды. Чуть приподнявшись, он увидел сквозь густую листву Станку. Девушка стояла к нему спиной, но Джюрица тотчас узнал ее. В грудь хлынуло приятное тепло, глаза загорелись восторженной радостью, затаив дыхание он смотрел, как Станка, нагнувшись, плещет водой на пышущие жаром щеки. Потом тихо поднялся, вышел из бурьяна и стал перед девушкой. Станка вздрогнула и удивленно на него посмотрела.
— Ты все еще здесь? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.
— Откуда ты знаешь, что я пришел? — ответил он вопросом на вопрос и первый раз в жизни посмотрел ей в глаза, в чудесные, чарующие глаза, что пьянят и жгут огнем…
— Сказывали люди, что были возле управы. Говорят, будто ты связал старосту, а потом отпустил. Это правда?
— Кто это сказал?
— Груица… Он только что пришел сверху.
— Врет он! Так, просто пристыдил, ну, и все такое…
— И еще, будто ты нынче утром связал на дороге пятерых жандармов?
Джюрица удивился еще больше, подумав о том, до чего изощряются во лжи его односельчане, и только было открыл рот, чтобы ответить, как Станка спросила:
— А не тяжело тебе?
— Тхе… чего мне не хватает? Одно плохо — не могу часто видеться с вами.
— С кем это с вами?
— Со всеми и… с тобой более всего.
— Вот те раз! А я-то здесь при чем? — спросила она, притворяясь удивленной, и снова посмотрела ему прямо в глаза.
Он опустил голову, почувствовал, как меняется в лице, и, точно превозмогая острую боль, промолвил:
— И то правда. Что тебе до гайдука, попросту говоря, разбойника, которого может безнаказанно убить последний цыган?!
Станка рассердилась, но видно было, что слова эти кольнули ее в самое сердце.
— Может, и так, если бы ты позволил себя убить!
— Да… смотря кому. Кой-кому, пожалуй, и позволил бы.
— Вот оно что! А кому же это?
— Вот, если хочешь, тебе ружье, и будешь знать кому!
Не говоря ни слова, не раздумывая ни секунды, Станка, прыгая с камня на камень, перешла речку, подошла к нему, взяла из его рук ружье и с какой-то злорадной усмешкой сказала:
— Отойди-ка малость назад!
Джюрица отступил шага на два и с изумлением и опаской стал ждать, что будет.
Девушка взвела курок, наставила ружье прямо ему в грудь и, словно раздумывая, спросила:
— Я не шучу, ты меня знаешь. Говори — стрелять?
— Стреляй!.. Я же сказал.
Станка нацелилась… В этот миг за их спиной послышалось посвистывание. Девушка бросила ружье Джюрице, быстро повернулась, перемахнула, как заправский парень, одним прыжком речонку, схватила кувшин с водой и быстро поднялась на поляну. Навстречу ей спускался мальчонка, который шел по воду.
— Станка, погоди, я наберу воды — и пойдем вместе!.. Слышала о Джюрице?
— А что? — спросила она и остановилась.
— Он хотел убить старосту, писарь подошел пожать руку, а Джюрица тресь его по морде: «Не подходи, дескать, к гайдуку!» А утром, сказывают, скрутил по рукам и ногам всех жандармов в уездной управе и отобрал у них ружья и порох.
— Ступай и не мели вздора! — бросила Станка и пошла через поле, задумчивая и взволнованная.
Сначала необычные слухи о смелости Джюрицы, потом эти его чудные, без обиняков речи о себе, о ней и, наконец, последнее — как не моргнув глазом стоял он перед дулом ружья, — все это было так необычно, что она почувствовала себя совершенно покоренной и крайне заинтересованной. Пусть не довелось ей повидать ни вампира, ни филина-пугача, зато теперь она может похвастаться (сама перед собой), что взяла у гайдука ружье и целилась ему в грудь. «Эх, кабы не помешал этот мальчишка, — подумала она, — ей-богу, выстрелила бы, да так, чтоб пуля просвистела у самого уха, вот тогда бы поглядела, что бы он делал… Проклятый мальчишка!..»
И Станка не могла уж ни о чем другом думать; неожиданное и странное появление Джюрицы глубоко запало ей в душу. Особенно же запечатлелось в памяти его решительное и необычное объяснение… Сколько раз слышала она всевозможные объяснения — разумеется, в любви, — но никогда ей не говорили такого: «Вот тебе ружье и уверься!» И как он недвижимо стоял, когда дуло было направлено прямо ему в грудь! Это необыкновенный человек…
А Джюрица, поймав на лету брошенное ружье, быстро зашагал вниз по речке. На лице его блуждала блаженная улыбка, глаза непрестанно бегали по сторонам, такой радости он никогда еще не переживал за всю свою жизнь. Девушка, до сей поры не хотевшая на него и взглянуть, разговаривает с ним, да еще и шутит! «Нацелилась из ружья, словно я малый ребенок, испугаюсь. А глазищи, как ножи, колют!..» Джюрица отлично сознавал, что в его душе родилось какое-то новое, ранее незнакомое ему чувство, которое заставляет по-новому смотреть на жизнь.
К счастью, Джюрица вовсе позабыл о своем положении, иначе это новое чувство лишь разбередило бы раны и увеличило страдания…
IX
Спустя несколько дней власти объявили Джюрицу гайдуком и разослали по всем общинам приказ неустанно следить за передвижением разбойника и постараться либо изловить его, либо убить. На том дело и стало. Видимо, власти решили ждать более тяжкого преступления и тогда уж предпринять серьезные меры.
Между тем Вуйо действовал. В день получения приказа о Джюрице в доме Вуйо собралось шестеро мужчин. Поздно вечером пришел и скрывавшийся до тех пор в Войковцах Джюрица. Угостив всех хорошим ужином, Вуйо стал готовить их на дело. Кроме известных уже нам Пантоваца и Косты, пришли двое пожилых мужчин; одного из них знал весь уезд под именем Миты Сремаца. Он нанимался во многих селах на работу, но нигде подолгу не задерживался. Все знали Миту как бездельника и пьяницу, но никому и в голову не приходило подозревать его в злодеяниях. Второй, тоже немолодой, по имени Новица, уверял, будто он черногорец. Новица больше жил в городе, маклерил у торговцев по купле-продаже хлеба и слив. Двое других были односельчане Вуйо, молодые парни, которым едва исполнилось по двадцать лет.
Поужинав и закурив, Вуйо принялся излагать свой план «боевых действий».
— Ребята, — начал он, — нам предстоит трудное, но важное дело. Если сделаете его хорошо, никто в накладе не останется. Нужно совершить налет на газду[11] Джордже из Крушевицы. Я точно знаю, что он намедни получил по векселю шестьсот дукатов да еще продал скота дукатов примерно на сто пятьдесят, найдутся у него наверняка и другие денежки. Нужно подойти умненько: если можно — по-хорошему, нет — Радован знает, что надо делать. Завтра Джордже будет дома, это точно, напасть нужно днем, ночью к ним не подступишься: живет, как в крепости. Джюрица — ваш харамбаша, однако, пока он малость не поднатореет, слушайтесь Радована. Кто не согласен, пусть скажет сейчас же, потому, как отсюда выйдете, не должно быть никаких уверток.
Все молча ждали дальнейших распоряжений. Вуйо вышел в соседнюю комнату и увел с собой Джюрицу. Сразу чувствовалось, что Вуйо разговаривает с ним гораздо строже, чем раньше. Джюрица теперь был всецело в его руках, и Вуйо мог помыкать им как вздумается.
— Ты, парень, в прошлый раз здорово осрамился! — сказал Вуйо, когда дверь за ними закрылась, и сердито посмотрел на Джюрицу.
— Не напоминай, прошу тебя! Я тогда чуть не извелся с досады! Не бойся, сейчас все будет по-иному.
— По-иному, пока ты здесь, с нами, это я знаю. Но будет ли по-иному там, когда заглянешь смерти в глаза?
— Я сказал раз — и довольно! — ответил Джюрица, и глаза его загорелись гневом. — А если ты меня звал насчет чего другого, говори.
Вуйо почел за благо сбавить тон.
— Правильно, сокол! Есть у меня к тебе еще наказ. Когда ворветесь внутрь, не отходи от Радована ни на шаг. Он бешеный в этих делах, готов тотчас убивать, мучить, жечь на огне. Надо его сдерживать. Я ему уже наедине наказал слушать тебя как харамбашу, и если ты воспротивишься, он не должен действовать против твоей воли. А сейчас гляди в оба! Учись у него, Радован опытный дьявол, только не давай ему людей резать. Все что ни на есть деньги заберешь и принесешь прямо ко мне. Я сам потом рассчитаюсь, согласно уговору, а ты не давай им ни гроша.
— А ты говорил Радовану о деньгах?
— Конечно. И приглядывай за Митой, чтобы не напился, не то он вам кашу заварит. Да, слыхал, что ты давеча заходил в свое село?
— Заходил… так, по пути. Староста обещал передавать все, что узнает. А меня приглашал заходить.
— К нему не ходи, а если что скажет, проверим. Это старая лиса, я его отлично знаю.
И они вышли к собравшимся. Вуйо роздал оружие, патроны и еду, проводил до ближайшего леса, сообщив по пути Радовану и Джюрице кое-какие подробности о самом газде Джордже и его доме.
На другой день с восходом солнца шайка расположилась на отдых в овраге, близ дома Джордже. Здесь поджидал их лазутчик из того же села с необходимыми сведениями. Сообразуясь с его сообщением, Радован решил свершить нападение около полудня, улучив подходящий момент, но с тем, что если представится удобный случай, напасть и раньше. Соглядатаю наказали спрятаться у дома и наблюдать, что там делается, а один из молодых парней должен был укрыться в растущей при усадьбе кукурузе, принимать сведения от соглядатая и передавать их шайке в овраг. Затем договорились, кому что делать. Дозорные должны были занять места у калиток, с тем чтобы никто не вышел и не вошел. Во дворе, обнесенном высоким забором, было две калитки, поэтому решили поставить на стражу двух молодых парней, все нее прочие должны были ворваться внутрь разом. Дальше следовало действовать по обстоятельствам; главное заключалось в том, чтоб при нападении не было дома сына Джордже, возвратившегося несколько месяцев назад с военной службы.
Газда Джордже давно был известен как крупный торговец черносливом и свиньями, но гораздо больше он занимался тем, что давал людям деньги под проценты. Это испокон веку самый верный способ обогащения в наших селах. Когда подрос старший сын, Милета, Джордже принялся разводить скот, что тоже приносило немалую прибыль. Так постепенно он нажил большое, редкое с