Но больше всего забот доставляла ему Станка. Покуда она жила у отца, свидания с ней казались ему счастливейшими минутами жизни. Они встречались в условленном месте, проводили час-два в любовной неге и расставались. Он возвращался счастливый, довольный, пьяный от любви, не думая ни о чем, уверенный в том, что так будет и завтра, и послезавтра, всегда. А сейчас ледяной ужас охватывал его от одной только мысли, что единственное его сокровище каждую минуту могут схватить, бросить в тюрьму, истязать, да и на что только не способны эти стражники!..
Вспоминая об этом, Джюрица вздрагивал и, презрев всякие опасности, отправлялся прямиком к Станке. На их свиданиях больше не царило веселое, беззаботное, ничем не омраченное счастье, которому они предавались, покуда она жила у родителей. Правда, сейчас они еще крепче привязались друг к другу, но с их лиц не сходила мрачная озабоченность, настороженность и вечный страх внезапного нападения, которого они каждую минуту ждали, хоть и верили в укрывающих их людей.
Тому, кто бежит и скрывается, всегда кажется, что у него за спиной враг.
В конце концов власти узнали всю историю со Станкой, но, не принимая еще дело всерьез, направили старосте приказ «немедленно препроводить ее под стражей» в уездную управу.
Улучив время, когда Джюрица был у матери, староста пошел к нему.
— Делать нечего, Джюра, никуда не денешься. Придется увести ее в другое место, — сказал он, сообщив о приказе.
— Сам вижу, но ведь надо подумать, договориться с людьми…
— Это дело твое, только смотри, сегодня же спрячь ее у кого-нибудь. Я обязан тотчас созвать понятых, явиться с ними сюда и допросить твою мать.
— Ну что ж, ладно, раз нельзя иначе, — ответил Джюрица озабоченно. — На ночь я у кого-нибудь ее спрячу, а завтра придется увести в другое село.
Староста ушел довольный, а Джюрица грустно посмотрел на Станку.
— Иди сегодня ночевать к Йово, — сказал он.
— Не могу я больше так маяться, — ответила она решительно. — Хочу всюду с тобой быть. Но… невенчанной жить с тобой не стану.
— Что? Как? — спросил удивленно Джюрица.
— Как сказала! Хочу всякому смотреть прямо в глаза. Почему меня должны обзывать по-всякому? А когда мы будем повенчаны, пусть себе говорят, что вздумается.
Станкина мысль пришлась Джюрице по душе, но все казалось таким новым и необычным, что он и сам не знал, как это сделать. В первое мгновение в голову ему пришло только то, что все это требует немалой подготовки, нужен священник, чтобы их повенчать, затем кумовья, сваты и целая вереница людей, без которой не обходится ни одна свадьба. Джюрица поделился своими заботами со Станкой.
— Нет, милый, ничего этого нам не нужно. Слыхала я, будто во времена турок венчали ночью вокруг бочки. Ступай к нашему попу и поговори с ним. Увидишь, он согласится. А я пойду в Беглуцы и там буду тебя ждать возле нашей нивы, пока ты все не устроишь.
Джюрице понравилась эта мысль. Только тяжко было, очень тяжко показаться на глаза попу, которого он с детства любил и уважал. Да нужда куда угодно погонит, и Джюрица с трепетом пошел к попову дому.
Увидев Джюрицу у себя во дворе, священник поглядел на него удивленно, но встретил как обычно:
— А, гляди-ка, Джюра! Откуда бог несет?
Джюрица опустил глаза, покраснел, но все же, сняв шапку, смиренно подошел к священнику.
— Благословения просить не смею, все равно ты мне его не дашь, но позволь поцеловать руку! — промолвил парень дрожащим голосом.
Священник удивился; в глазах его засветилась отеческая ласка, но он сдержался и молча протянул руку, которую Джюрица смиренно поцеловал.
— Если пришел как блудный сын покаяться, могу дать и благословение, — промолвил он, с нетерпением ожидая ответа.
— Эх, батюшка, кабы я мог прийти к тебе на покаяние! Но я уже отверженный, все равно что мертвец. Привела меня к тебе другая беда.
Лицо священника омрачилось.
— Отверженным ты сам себя сделал, никто тебе не запрещает вернуться к людям.
— Знаю, только у них для меня пуля приготовлена.
— Эх… пуля или каторга… не все ли равно, если тебя гнетет одиночество, а на душе камень…
— Хочется еще пожить, батюшка!
— Горемычная твоя жизнь, сынок!
— Ничего не поделаешь! Но я сейчас пришел за советом, за помощью! — И Джюрица рассказал о своем намерении венчаться со Станкой.
Священник испугался и рассердился.
— Неужто ты хочешь, сынок, послать меня на каторгу, загубить моих детей и разрушить очаг! Разве тебе неизвестно, что и обычных мирян сразу не венчают, а о тебе и говорить нечего… избави бог!
— Я не о том, батюшка, нельзя ли так, знаешь, чтобы никто не знал… А если дознаются, скажешь, что я тебя заставил.
— Хоть убей меня, сынок, но не могу я этого сделать, и никакой другой священник не сделает. Не говоря уж о том, что вам это ни перед богом, ни перед законом не зачтется.
Поняв, что их замысел неосуществим, Джюрица постарался поскорее избавиться от мучительных для него наставлений священника, перевел разговор на другое и вскоре удалился.
Встретившись в условленном месте, Джюрица хотел отвести девушку в село, но Станка, узнав о неудаче у священника, не захотела с ним расставаться. Не отказалась она и от своего намерения венчаться.
— Пойдем, встретимся с твоими людьми, посмотрим, может, до чего договоримся, — сказала она.
— Слушай, говорю же тебе, поп уверяет, что никто сделать этого не может.
— Знаю, а если заставить?
Джюрица не сказал ей, что такое венчанье все равно недействительно, и решил посоветоваться с Вуйо. И вместо того чтобы отвести ее в новое укрытие, они вместе зашагали по полю в Брезовац.
Джюрица еще раньше, во время первых свиданий, познакомил Станку со своим гайдуцким житьем-бытьем, рассказал о Вуйо, Пантоваце и прочих своих пособниках, и потому сейчас, придя к Вуйо, девушка ничему не удивилась. Пантовац пришел раньше, он уже подвыпил и встретил молодую пару веселыми восклицаниями.
— Ха, побратим, это, что ли, твоя молодка? Будь здорова и счастлива! Погляди-ка, дьявол, какую девку обманул! Старик, говорил я тебе, какая пригожая! — заметил он, обратившись к Вуйо.
— Здравствуй, — ответил Вуйо, пронизывая ее взглядом, когда Станка подошла к его руке. — Сейчас можешь, ради знакомства, а потом не обязательно.
— Потом не буду, если и захочешь, — ответила Станка, улыбнувшись.
— Ого-го! Слушай, побратим, уж не таскает ли она тебя за вихры?! Ай да молодка, за словом в карман не лезет! — восторгался Радован, но тотчас спохватился и перешел на другое: — А чего это вы, детки, так расфуфырились, словно на свадьбу собрались?
— Вот и угадал, побратим, — ответил Джюрица.
Вуйо, принимая это за шутку, рассмеялся и добавил:
— Не хватает только попа, впрочем, вы можете его еще нагнать.
— Как? Какого попа? — оживившись, спросил Джюрица.
— Сейчас видел, отец Симеон возвращался из города. По пути он еще заглянет во все придорожные корчмы, так что можете его нагнать, а там уж вместе в монастырь, — пояснил Вуйо. — Хо-хо-хо!..
— А ты не шутишь, я тебя серьезно спрашиваю, — допытывался Джюрица и рассказал, ради чего они пришли.
— Правильно, побратим! Зови сватов! — закричал, вскакивая, Пантовац и стал озираться по углам, словно что-то разыскивал.
— Чепуха! Какое венчанье… — начал Вуйо.
— Накличешь из-за пустяков себе беду на голову.
— Для тебя чепуха, пустяки, а для меня нет, — решительно вмешалась в разговор Станка. — Я хочу стать его настоящей женой и уже не расставаться с ним никогда.
— Молодец, сношенька! — воскликнул Радован. — Такую жену и я бы слушал. Говорю тебе, старик, собирай сватов!
Вуйо пожал плечами и бросил:
— Делайте, в конце концов, как хотите; я не против.
— Ежели дело с монахом обстоит так, как ты сказал, то лучше всего двинуться, когда стемнеет, только нам нужен еще один человек, — сказал Джюрица.
— Пожалуй, это безопаснее всего. Батя по дороге до монастыря изрядно клюкнет, ты же маленько ему погрози, ну и пообещай дукат-другой, вот он все и обстряпает без владыки.
— Разыщи, старик, и повозки. Свадьба так свадьба… Ух ты, черт подери, кто бы думал, что нынче вечером я буду гулять на свадьбе!..
Наступали сумерки, и Вуйо отправился за людьми и повозками…
…Три часа уже катит на двух повозках необычный свадебный поезд. О монахе расспрашивали в каждой корчме; в последней, уже перед монастырем, им сказали, что старик только что уехал. Парень, слезавший с повозки и расспрашивавший о монахе, уселся на переднее сиденье, щелкнул кнутом, и кони помчались. Нужно было во что бы то ни стало нагнать монаха до того, как за ним закроются монастырские ворота, в противном случае весь труд пропал бы даром. Вскоре впереди они услышали пение псалмов. Это подбадривал себя отец Симеон, проезжая ущельем, по которому шла дорога к монастырю. Когда они нагнали его, Пантовац соскочил на ходу и зашагал рядом с лошадью монаха, а повозки поехали дальше, и через несколько минут остановились у монастырских ворот.
Вскоре подошли и Пантовац с Симеоном.
Ворота во двор были на запоре. Монах долго стучал, пока не разбудил крепко спавшего послушника. Тем временем Радован рассказал Джюрице, с каким трудом удалось урезонить монаха свершить обряд венчанья, и то лишь после того, как он пообещал десять дукатов.
— Ничего не бойся; только надо смотреть за ним в оба, чтобы не удрал в келью. Тогда уж ничего не сделаешь.
Но старик, видимо, не помышлял о бегстве; въехав во двор, он, прежде чем сойти с лошади, послал послушника за ключом от церкви, а затем, отпустив поводья, обратился к Пантовацу:
— Иди-ка, сынок, помоги! Старый я, не могу сам…
Радован охотно помог ему слезть с лошади, и они гурьбой двинулись в церковь. Перед храмовой иконой теплилась неугасимая лампада, ее неверный свет придавал еще более таинственный вид и без того мрачным и причудливым сводам храма, тонувшим в густых потемках. Первые шаги прозв