«Чего там раздумывать? Вижу, что все глубже и глубже проваливаюсь в какую-то бездну, из которой нет выхода… Вместе падать, вместе и погибать, так хоть поживем то недолгое время, что нам осталось!..» Джюрица почувствовал, как Станка страстно притягивает его к себе, и забыл обо всех заботах и опасностях этого света.
XVII
Побратимы остались у Йово ночевать, Джюрица и Станка отнесли рядна в кукурузу, что росла у дома, и устроили постель под корявой сливой. Пантовац забрался в стог выше дома на бугре, а Йово со всеми домочадцами улегся, как обычно, во дворе подле дома. Небо за Букулей окрасилось ярким заревом — казалось, там полыхал и все сильнее разгорался пожар, но вот из-за горы выплыла полная луна и пролила свое серебристое сияние сначала на верхушки деревьев да на пригорки, потом ниже и шире и, наконец, поднявшись, осветила весь горизонт. Заколыхал листву и верхушки кукурузы резкий холодный горный ветер, и над головами беглецов зазвучала чудесная ночная песня, полная щемящей грусти и какого-то непонятного, блаженного душевного трепета.
— Вот если бы так всегда! — прошептала Станка, поеживаясь, придвигаясь ближе к Джюрице и натягивая на себя тонкое колючее одеяло. — Прожить бы так месяц-два, а потом уж все равно, пусть хоть и смерть.
— И чтобы месяц сиял, подувал ветерок, а мы бы молча лежали в кукурузе, да? — сказал Джюрица, обнимая ее.
— Да.
— Э, Стале, наш удел не покой и услада, нам суждено весь свой век горе мыкать… Эх-эх-эх!.. — сказал он и, что-то, видно, вспомнив, тяжело вздохнул.
Сон стал одолевать их, и они заснули.
Перед рассветом, когда одна за другой гасли звезды, а по небу разлилась какая-то серая блеклость, Джюрица проснулся; разбудил его шорох и шепот, доносившиеся со двора. Он сел, схватил ружье и прислушался. Проснулась и Станка и, увидев в его руках ружье, испуганно вскочила.
— Что такое? — спросила она вполголоса, озираясь по сторонам.
— Тсс, тихо! — прошептал Джюрица и поднялся.
Заколебались кукурузные стебли, и вслед за этим послышался тихий свист, напоминавший скорей писк пойманной мыши. Джюрица с облегчением вздохнул, ответил таким же свистом, он был рад, что страх оказался напрасным.
— Что-то Йово больно рано поднялся, — сказал он. — А я думал другое…
— И я думала… — промолвила Станка, но и она не высказала свою мысль, касавшуюся, несомненно, жандармов…
Через кукурузу к ним приближались трое мужчин, в сумраке они выглядели как-то необычно. Джюрицу снова невольно обуял страх; он поднял ружье и подполз к груше.
— Йово, это ты? — спросил он вполголоса, когда люди приблизились.
— Это мы, свои все, — торопливо ответил Йово, увидав направленное на себя ружье.
За ним шел Пантовац и еще какой-то молодой парень, в котором Джюрица узнал племянника Вуйо.
— В чем дело? — спросил Джюрица, вставая.
— Скорее, побратим, в душу ему черт… нынче мы заместо зайцев! — сказал Радован, смеясь и почесывая затылок.
— Облава! Вуйо послал парня, — ответил Йово.
— Дядя наказал найти вас и сказать, чтоб сразу бежали все трое на Корушицу. — быстро заговорил юноша, тяжело дыша от усталости. — Чуть забрезжит, двинется весь уезд, кроме наших сел… все собраны еще с вечера, сейчас где-то уж тут, близко.
— Все двинутся сюда? — спросил Джюрица, отыскивая шапку. Он чувствовал, как дрожат у него колени.
— Нет, часть пойдет к Радовану в Трешневицу и в Брезовац, а остальные сюда. У этих сбор где-то под Букулей, точно неизвестно. Дядя опасается, как бы не подняли и Качерский уезд, так что не зевайте, когда будете переходить Качер… Сначала велел укрыться вам на Корушице и определить, куда двинется облава, а потом уж идти прямо к Штуловичу.
— Пошлет ли он еще кого?
— Он даст знать обо всем. А еще сказал, когда закончится облава, самое подходящее время приниматься за то, о чем договаривались. Об этом он тоже сообщит.
— Знаю, знаю… добро! — ответил Джюрица. — Ты гляди, как бы пробраться обратно, а мы пошли. Станка, собирайся!
— Что мне собираться, я готова, пойдем! — ответила Станка, а в глазах ее вспыхнула радость. «Вот оно! Начинается», — взволнованно подумала она.
Радован вскинул на плечо торбу, куда еще с вечера положили все необходимое в дорогу, и все трое торопливо двинулись вниз к оврагу.
— Только бы пройти до рассвета урочище и добраться до реки! — озабоченно заметил Пантовац.
— Не беспокойся, пройдем! — ответил Джюрица, и беглецы ускорили шаг.
Когда они подошли к урочищу, уже рассвело. Приходилось идти по открытому месту; ручей вился через нивы и луга, по его обочинам не росло ни деревца, ни кустика, да и берега шли почти вровень с лугами.
— Шутки в сторону, придется бежать, — сказал Пантовац. — Ну-ка, молодка, вперед и беги что есть мочи! — крикнул он и хмуро буркнул про себя что-то весьма для Станки нелестное.
Станка молча смерила его взглядом и помчалась с такой быстротой, что бежавший за ней Пантовац начал отставать.
— Легче ты, куда летишь! — сказал он наконец.
До реки оставалось не более ста шагов. Пантовац посмотрел налево и вдруг увидел то, что больше всего боялся увидеть.
— Ложись! Ложись! — крикнул он.
Станка не поняла поначалу, к кому относятся эти слова, но, оглянувшись на бегу, заметила, что оба приятеля легли у самого ручья.
В тот же миг Джюрица махнул ей рукой, и Станка бросилась на землю, озираясь по сторонам и удивляясь, от кого прячутся мужчины, когда нет никакой опасности. Но, поглядев в ту нее сторону, куда смотрели мужчины, она похолодела…
Вдалеке, в самом конце урочища, поднимался большой холм, на котором раскинулись зеленые Пашины Левады. На холме отчетливо вырисовывались группы крестьян в белых рубахах, в черных гунях и безрукавках; они быстро приближались к селу. Впереди ехал всадник.
Пантовац решил выждать, пока облава спустится в долину и скроется с глаз, и потом незаметно проскочить к реке. В этом случае вероятность того, что их увидят и тотчас двинутся за ними, была наименьшей. Расчет оказался правильным. Как только облава спустилась с холма, беглецы вскочили и мигом достигли реки.
— Ну, кажется, дешево отделались! — сказал Пантовац, сбавляя шаг. — Ха, сношенька, в душу им черт! Что сейчас скажешь?
— Я? Да ничего: только вижу, что ты больше моего боишься.
— Почему это?
— А чего вы залегли, точно зайцы, если облава так далеко от нас?
— Ха-ха-ха!.. — захохотал гайдук. — Слушай, да ты храбрее моего побратима! Давай-ка возьмем ее на дело.
Джюрица, улыбаясь, поглядел на Станку.
— Она все время этого добивается, — заметил он.
— И отлично, брат. Я займусь детьми и бабами, а вы с ней возьмете на себя хозяев.
— Э, нет, — возразила Станка. — Я хочу вас только сопровождать, а уж разбойничайте вы без меня.
— А что же ты будешь тем временем делать?
— Ничего, ждать вас где-нибудь в овраге или в лесу.
— А, так и моя бабушка, царство ей небесное, могла бы гайдучить.
— Стой! — крикнула Станка, озираясь в поисках какого-нибудь оружия. — Погоди-ка, я тебе сейчас покажу, кто похож на бабушку! — продолжала она и нагнулась, чтобы поднять камень.
— Пошли, пошли! — сказал Пантовац уже совсем другим тоном, желая прекратить ненужную распрю, когда дорога каждая секунда.
Беглецы перебрались через речку, вступили в густой, тянувшийся до Качера кленовый лес и снова побежали, стремясь как можно скорей добраться до отрогов Рудника, в другой округ, где, несомненно, они будут вне опасности.
Кленовый лес тянулся по обеим сторонам Качера, во многих местах его пересекали овраги и косогоры. Беглецам то и дело приходилось спускаться в овраги и подниматься на гряды, заканчивающиеся порой обрывами. Бежать было трудно и утомительно, но, когда спасаются от смертельной опасности, думать об усталости не приходится.
Подойдя к голой седловине, разделяющей Шумадию и Рудник, беглецы остановились на крутой косе, поросшей густым лесом и кустарником. Надо было перевести дух и отдохнуть. Уж очень они устали. Забившись в самую чащу, они сели. Пантовац тотчас отхлебнул из фляги.
— На-ка, побратим! Знаешь, ничего так не помогает от усталости, — сказал он, протянув флягу Джюрице.
— Отстань, не до того сейчас! — сердито бросил Джюрица, ни на кого не глядя.
Пантовац с недоумением и сочувствием положил флягу в торбу. Его взгляд, казалось, говорил: «Никакая опасность или злость не заставит меня отказаться от глотка такой чудесной «мученицы».
Все трое молча прилегли.
Джюрица лег навзничь, над ним раскинулась зеленая густая листва буков, казалось, что деревья растут на небе и оттуда свесили свои ветви. Над зеленым шатром, в глубине чистой лазури, проплывало одинокое белое облако, и Джюрице чудилось, будто и листва над ним, и он сам плывет, он даже чувствовал, как его обдувает приятная лесная прохлада.
«Иметь бы крылья! — подумал он. — Ух, и летал бы я! Лег бы вот так, а крутом все плывет, плывет… а ты лежи, маши крыльями и наслаждайся… Куда держит путь то облачко, куда? В рай или ад? Что-нибудь одно, конечно; помню, когда поп под священным вязом рассказывал о рае и аде, то все посматривал на небо. Что там есть, как там живут?.. Куда попаду я? А в самом деле: куда я попаду? Разумеется, в ад, уж наверно, не в рай после стольких злодеяний! Ну и поджарят же тебя, брат, черти!.. Что ж, и поделом, но если уж получать, так получать сполна, хоть знать, за что мучаюсь… А Станка, куда она попадет?.. Со мной вместе, наверное! Хотя кто знает? Может, и в рай?.. Ну и сумасшедшая же, черт побери, чуть не набросилась на человека!.. Вишь ты, придется улаживать, надо ее одернуть, чтоб другой раз было неповадно. И меня тогда на реке чуть не убила!.. Чудна́я!.. Не хватало еще, чтоб побратим ее возненавидел. Ну ничего, как-нибудь уладим. О чем это я думал? О чем-то хорошем?.. Плывет облако… плывет в рай, — ах да, о рае. Кто там? Мой отец, конечно, да и все старые Драшковичи… Да, все, Драшковичи кончились. Я погибну, это ясно, а я последний, детей у меня нет… да, а как же…» — и как ужаленный вскочил, оглянулся вокруг, потом нагнулся к Станке, которая посмотрела на него с видом кающейся грешницы.