— Ни черта себе! — воскликнул Орлов, вскочил с кровати и поспешно захлопнул настежь распахнутые окна, для надежности закрепив их на шпингалет, во всеуслышание дивясь: — Откуда такая прорва воды только набралась?
Он вновь вернулся на кровать, отсвечивая в блеске частых молний нательной белой рубахой и белыми кальсонами. Свежие, недавно постиранные кальсоны также были надеты и на Журавлеве. И только один Еременко среди товарищей щеголял в затертой майке и черных семейных трусах. Но это его нисколько не волновало, он даже этим как будто гордился, выставляя свои голенастые, обросшие черными волосками ноги напоказ.
— Давайте спать! — напрягая голос, крикнул Еременко. — В дождливую погоду самый сон!
В этот момент со звоном разлетелось стекло, брызнули осколки по сторонам, и что-то, влетев с улицы в спальню, упало на пол между кроватями. Журавлев, который привстал, чтобы отнести закопченный чайник на кухню, мигом успел разглядеть в коротком сполохе молнии немецкую ручную гранату на длинной рукоятке.
— Ложи-ись! — каким-то чужим диким голосом заорал он. — Граната!
Выронив из рук чайник, Илья метнулся к гранате. Но времени на то, чтобы выкинуть ее назад в окно, не оставалось. Тогда он босой ногой оттолкнул несущую смерть «толкушку» в дальний угол, где у стены стояла прикроватная тумба, а сам, перевернувшись кувырком через кровать, упал по другую ее сторону, прямо на Еременко, который уже лежал на полу, прикрывая голову руками.
Прогремел сильный взрыв, полыхнув в углу ярким огнем. Он разметал на мелкие дощечки тумбу, покорежил металлическую пружину кровати, но людей неведомо каким чудом не задел. Лишь тугой взрывной волной слегка контузило Орлова: он сидел на полу и, обхватив голову ладонями, монотонно раскачивался взад-вперед. Из левого уха у него сочилась кровь, которая ползла по мясистой мочке, собиралась на ее кончике в огромную каплю, затем увесисто падала на плечо, растекалась алым цветом на белой сорочке. Клим страшно скрежетал зубами и мычал что-то невразумительное.
Журавлев проворно поднялся и метнулся к окну, по пути выхватив из-под подушки пистолет. В сизом удушливом дыму, заволакивающем спальню, он был похож на привидение, обряженное в светлые одежды. За стеной дождя снаружи ничего видно не было. Но в сполохе короткой молнии Илье показалось, что кто-то мелькнул неподалеку, и он наугад несколько раз выстрелил в ту сторону. Через секунду оттуда донесся приглушенный вскрик, но особой уверенности в том, что он кого-то подстрелил, не было. Журавлев собрался выпрыгнуть на улицу через окно, но заметив боковым зрением, что Еременко, как был босой и в одних трусах, выскочил в коридор, мгновенно передумал, круто развернулся, в два прыжка пересек комнату и понесся следом за ним. Пробегая мимо сидящего на полу Орлова, наспех поинтересовался:
— Ты в порядке?
Клим молча кивнул, стал тяжело подниматься, упираясь рукой в пол. Уже находясь за распахнутой дверью, Илья успел увидеть, как Орлов, держась за стены, медленно, будто он находился в толще мутной воды, двигался к своему спальному месту, где на спинке кровати висела кобура с его пистолетом. Вялым движением руки стянув со спинки кровати кожаную портупею, он так же неуверенно направился к двери, вынимая на ходу ТТ.
Только Журавлев с Еременко оказались в коридоре, как прозвучал очередной взрыв. На этот раз он прогремел в вестибюле. Было видно, как из-за края стены опять полыхнуло, будто оттуда плеснул порыв мощного урагана, сметая все на своем пути: опрокинулся вверх ножками массивный стол дежурного, а самого милиционера подняло в воздух вместе со стулом и откинуло далеко назад. Ударившись головой и позвоночником о стену за спиной, дежурный тем не менее нашел в себе силы перевернуться на живот и открыть огонь на поражение по нападавшим. Вскоре один из бандитов был убит, другой ранен в живот, а третий, который, по всему видно, только что вбежал с улицы в вестибюль, лихорадочно принялся стрелять длинными очередями из шмайсера по дежурному. Не прошло и несколько секунд, как налетчик изрешетил пулями стол, стул, выбил цепочку глубоких ямок в стене и, наконец, продырявил обнаженную голову милиционера. Из его лба тугими фонтанчиками забила черная кровь, которая на удивление быстро иссякла, и дежурный уткнулся окровавленным лицом в пол.
Не успел отстреляться этот бандит, как в вестибюль с улицы ввалилась уже целая кодла предателей. Они с криками и матерщиной также принялись без разбора стрелять налево и направо, сеять вокруг себя смертоносный свинец, швырять гранаты по сторонам. Взорвали ведущую на второй этаж лестницу. Там в это время находилась оперативная дежурная группа, которую за время пребывания в Пилтене успел организовать Орлов, подобрав в нее людей из прежнего состава сотрудников. Затем налетчики забросали гранатами лестницу, ведущую в подвал, где располагалась КПЗ и в данное время под охраной двух конвойных милиционеров сидели арестованные их приятели Дайнис и Каспар.
Журавлев и Еременко как подкошенные рухнули на пол. Перекатившись по разные стороны неширокого коридора, плотно прижимаясь боком к прохладным кирпичным стенам, которые сейчас были для них настоящим спасением, открыли частый огонь по мельтешившим впереди бандитам. Немного погодя в дверях появилась жилистая фигура Орлова. Он, как и его товарищи, по-прежнему был в нижней рубахе и кальсонах, которые уже не выглядели такими белыми, как изначально, а были изрядно пропитаны кровью и чем-то темным. Держась одной рукой за притолоку, чтобы не упасть от головокружения, Клим оценил взглядом обстановку, затем медленно опустился на одно колено и стал прицельно стрелять в налетчиков. Началась суматошная перестрелка между националистами и милиционерами.
Звуки выстрелов и разрывы гранат многократно заглушались раскатами грома, доносившимися с улицы, где продолжал лить проливной дождь, который, по всему видно, прекращаться не собирался.
Через полчаса вестибюль и все пространство первого этажа помещения заволокло дымом, запахло гарью. Особенно густой дым грязно-синего цвета клубился и пластался над полом на высоте не больше метра, под своей тяжестью волнами стекал вниз, в подвал.
— А ведь они пришли за своими сообщниками, — громко прокричал Журавлев, как будто сообщил невесть какую новость. Он лежал на животе, широко расставив локти, плотно прижимаясь левой щекой к полу, стараясь разглядеть под слоем клубившегося дыма какое-либо движение.
— Само собой, — зло ответил Еременко и незамедлительно выстрелил, не целясь, два раза куда-то в туманную мглу. — Пока мы решали, как нам поступить, эти сволочи уже давно за нас приняли решение. Только непонятно, для чего эти бандюки им нужны, чтобы из-за них так рисковать?
— А тут и мудрствовать не надо, — торопливо отозвался Илья и, приметив чьи-то ноги, обутые в сапоги, несколько раз выстрелил в их сторону, взяв чуточку выше. И тотчас услышал сдавленный вскрик, затем увидел, как подломились эти самые ноги и на пол упал молодой бандит, уставившись на него остекленевшими глазами. — Погодка-то на улице самая воровская… самое то, чтобы безнаказанно грабежами заниматься… Вот и решили супостаты совершить на нас налет… Так сказать, одним выстрелом двух зайцев убить. И приятелей своих освободить, и с нами расправиться. А судя по тому, что в налете на отдел участвует такое количество недобитых фашистов, они явились сюда всей своей сучьей сворой…
— Хочешь сказать, что они скоро перестреляют нас как куропаток? — переспросил, ощерясь, Еременко, судорожными движениями меняя порожнюю обойму на новую, неловко лежа на боку. — Ну это уж вряд ли… Хотя чем черт не шутит, — пробормотал он, коротким ударом ладони вогнал до упора обойму с матово блеснувшими медными гильзами и вновь растянулся на полу, целясь куда-то перед собой.
В вестибюле опять прогремел взрыв, полыхнув огненным столбом под самый потолок. Державшаяся на честном слове деревянная лестница, ведущая на второй этаж, под своим весом обвалилась, и один из милиционеров, который отстреливался, сидя за перилами на корточках, рухнул вместе с ней, мгновенно скрывшись внизу в пыли и дыму. А еще через секунду оттуда донесся прямо не человеческий, а животный рык и шум борьбы. Вскоре раздался выстрел, и там все стихло, как будто соперники одномоментно уничтожили друг друга. Зато по всему зданию звуки выстрелов усилились, зазвучали с удвоенной силой, отражаясь коротким глухим эхом от кирпичных стен и высоких потолков, словно в здании метался невидимый дикий зверь, попавший в западню.
Но самым удивительным было видеть мерно раскачивающуюся под потолком уцелевшую в этом адовом огне слабой мощности лампочку, тусклый желтый свет которой поминутно застилал дым, как будто и без того неяркое солнце закрывали тучи или темные облака.
Журавлев какое-то время завороженно смотрел на столь необычную картину, усиленно размышляя о чем-то своем, потом резко повернулся лицом с грязными потеками на щеках к Еременко и торопливо проговорил:
— Прикрой! Я сейчас!
Чему-то криво улыбаясь, с проворностью юркой ящерицы пополз вперед, направляясь к тому месту, где еще недавно располагался стол дежурного.
— Журавлев, назад! — зашипел позади Орлов. — Кому говорю, назад! Не подставляй напрасно башку, дурень!
Сделав вид, что не расслышал, а то ли и вправду не услышав его слова за звуками частых выстрелов, Илья продолжал ползти и через минуту скрылся в дыму. Добравшись до опрокинутого стола, он принялся лихорадочно шарить ладонью по полу, нащупывая трубку телефона. Как только его рука наткнулась на прохладный черный эбонит, Журавлев вцепился пальцами в трубку, потому что от нее теперь зависела жизнь его и товарищей, и прислонил ее к уху.
— Алло, алло, — зачастил он горячечным шепотом, с ужасом понимая, что говорит в пустоту, так как гудков слышно не было. «Перерезали телефонные провода, — мелькнула тоскливая мысль. — Основательно подготовились, гады».
Разлеживаться не было времени, и Илья пополз дальше, вжимаясь всем туловищем в шершавый пол, чувствуя, как в тело больно впивается отставшая от огня затвердевшая краска. Ступеньки лестницы, ведущие в подвал, были искорежены взрывом, поэтому пришлось подняться и спрыгнуть вниз. На всякий случай пригибаясь, чтобы не угодить под шальную пулю, прижимаясь спиной к стенам, он крадучись двинулся в дальний конец подвала, где размещались камеры предварительного заключения. Дыма здесь было не так много, и Илья еще издали разглядел, что двери у двух камер, в которых находились арестанты Дайнис и Каспар, с вызывающей наглостью распахнуты настежь. «Сбежали, суки», — опалила мрачная мысль, и Журавлев от собственного бессилия что-нибудь сделать, чтобы вернуть жестоких бандитов в свои камеры, застонал, будто смертельно раненый зверь. А когда заметил валявшихся на полу в неестественных позах охранявших их милиционеров, то вообще заскрежетал стиснутыми зубами.