Просто удивительно, что Метличка не заметила его утром!
Может быть, ей показалось, что новое озеро красивее прежнего. А может, так оно и было.
IV
Она боялась только, что окажется одна на этом озере и на будущий год для ее детей не найдется товарищей и подружек. Но когда ветер немножко утих, над водой стали появляться метлички. Одна за другой вылетали они из-за кустов, из-за деревьев, и сразу сбивались в стайку, и кружились, кружились над прозрачными волнами, как необыкновенная теплая метель.
Метличка неожиданно почувствовала, что у нее прибавилось сил. Она тоже могла летать над водой и могла кружиться в общем хороводе! И она полетела к подругам. У многих метличек тоже были измяты и поломаны крылышки. Наверно, новые подруги тоже успели попутешествовать… Непременно надо их расспросить — вдруг они видели то, чего не увидела сегодня Метличка?
…Медленно-медленно скатывалось к лесу краснеющее солнце.
Длинный-длинный догорал день.
А над водой все кружился невесомый хоровод, все завивалась теплая метель.
— Метлички играют! — говорили люди и останавливались, чтобы посмотреть на такое чудо.
Что это такое?
Посреди лесного озерца расцвела желтая кувшинка. Высунулся из воды стебелек, будто палочка, и на нем распустился большой круглый цветок.
Издалека его видно — золотой шарик на голубой воде.
Пробега́л по берегу молоденький Ежик. Увидел кувшинку, остановился, понять не может — что это такое? Глаза у Ежика не больно зоркие, а поближе не подойдешь.
Зашуршала трава, выскочил на берег молоденький Лисенок и тоже цветок увидел. Удивился — что это такое?
Спрашивает у Ежика:
— Что там, желтенькое?
Ежик на всякий случай колючки на себя надвинул, отвечает:
— Я думаю, это бабочка.
— А почему ты так думаешь?
— Я видел бабочек. Они желтенькие бывают, и с крылышками. Крылышки невкусные.
Зашуршали кустики, выбежал на берег молоденький Волчишко. Тоже цветок увидел, тоже удивился:
— Это чего, желтое?
Ежик совсем под колючки улез, а Лисенок отбежал в сторону и отвечает:
— Кто говорит — это бабочка, а мне кажется, что это — утеночек!
— С чего ты взял?
— Я утят видел. Они желтенькие, кругленькие, и все в таком мягком пуху. Пух невкусный.
Затрещали сучки-веточки, вылез на берег молоденький Енотик. Заметил цветок, глаза навострил:
— Чего это?
Волчишко ему отвечает:
— Кто говорит — это бабочка, кто говорит — утеночек, а мне чудится, что это мышь. Я мышей много видел. Желтые попадаются, в этакой светлой шерстке. Шерстка невкусная.
— Интересно, — сказал Енотик.
Спустился он с берега, в воду соскочил.
Плюх-плюх! — добрался до цветка.
Чап-чап! — съел его быстренько.
И назад воротился.
— Ну что — это бабочка была? — спрашивает Ежик.
— Утеночек? — облизывается Лисенок.
— Мышь? — недовольно спрашивает Волчишко.
Подумал Енотик, вздохнул и говорит:
— Не знаю.
— Да ты же ведь съел!
— А не разобрал я…
— Как же ты ешь-то не разобравши?!
Почесал Енотик живот, опять вздохнул:
— А нам, енотам, все равно. Хоть бабочка, хоть птичка, хоть мышка, хоть что хочешь. Мы все подряд едим. Чего уж тут разбирать-то!
Приключения Зайца
I
Все мои напасти, братцы, начались в конце весны.
Уже черемуховый снег на землю осыпался, птицы уже свили гнезда и начинали примолкать; у врагов у наших — волков да лисиц — народились щенки, а мы, зайчата-настовички, давно подросли, осмелели и сделались совсем похожими на взрослых красивых зайцев.
Было утро, и я собирался где-нибудь залечь подремать. Я только что побывал на деревенском поле, позубрил там клеверку — такого мокрого, холодного от росы, приятного — и теперь ковылял не торопясь вдоль опушки. Эх, думаю, зайду сейчас в лес, доберусь до теплой, песчаной гривки и залягу под кустом — таково-то хорошо! Подремывай весь день…
Но не тут-то было.
Вдоль опушки тянулась человечья заброшенная тропка. Наверно, когда-то люди на водопой тут ходили. Перескочил я через эту тропку, и вдруг моя задняя лапа провалилась — щелк! — ударило меня, и сунулся я носом в траву.
Хочу прыгнуть, дергаюсь, а лапу кто-то цапнул и держит. Хоть я и храбрый зверь, но тут у меня в глазах помутилось… Кабы знать, кто схватил, может — не так страшно было бы. А то ведь непонятно, кто тебя держит, и от этого — самый ужасный ужас.
Дернулся я что есть сил — подалось. Комок земли вывернул, лапу вытянул, а на лапе-то, батюшки мои…
Это я уже после узнал, что у меня на лапе было. А тогда — еще сильней настращался.
Висит на лапе черное, круглое, переплетенное, будто кривые сучья. Вроде бы неживое, а лапу зубами холодными закусило!
Оказывается, был это, братцы, капкан. Когда люди хотят Волка изловить, Росомаху или там еще кого, то прячут в разных местах капканы. Это страшные и непонятные штуки. Сидят, как мертвые, но, если дотронешься — вдруг оживают, защелкивают свою пасть и держат тебя до прихода человека…
Так мой капкан, братцы, был для Крота поставлен. Когда-то шел на тропке человек, заметил кротовую нору и спрятал в нее капкан. А потом или забыл про него, или не смог это место найти. Нора кротовая осыпалась, травой заросла, сверху ничего не видать… Но капкан-то все равно сидел под землей настороженный — ждал-поджидал…
А я в него и втяпался.
Ох и досталось мне… Уж как я его ни тряс, как ни возил, как ни сбрыкивал — не слезает капкан, да и все тут. Хоть волком вой!
Кидался я туда-сюда, невесть сколько ползком прополз — наконец забился в кусты и лежу плачу. Ну, думаю, настал мой последний час…
У Зайца-то в чем спасенье? В ногах, сами знаете! Бывало, и от Лисы удерешь, и от Совы отобьешься, на спине лежа, и от охотников уйдешь, следочки запутывая… А теперь что делать? Любой враг меня словит!
II
И вот лежу я в кустах, а где-то рядом волны плескаются, по корням пошлепывают. Сгоряча-то я и не заметил, как на берег озера попал.
И кажется мне, что это не вода разговаривает, а невдалеке собаки загавкали, бежит кто-то, сопит… Вот сучок хрустнул… Камешки покатились…
Нет, и впрямь кто-то бежит!
Глянул я вверх, а на обрыве раздвинулись ветки… что-то серое мелькнуло… и показалась Волчица.
Никогда я, братцы, ее так близехонько не видел. Знал, конечно, что есть в нашем лесу волчья семья, и следы ихние иногда встречал, и даже помнил местечко, где они воду пьют. Но только нос к носу не сталкивался — везло мне…
А сейчас Волчица стояла совсем рядом.
Была она худущая, с отвислым брюхом, а пасть у нее была в чем-то зеленом. Не то траву ела, не то измазалась…
Волчица стояла и нюхала воздух.
И я смотрел, как у нее нос морщится. Он шевелился и блестел, как облизанный.
Наверно, сверху Волчице трудней было меня заметить. Если бы заметила, то прыгнула бы сразу — чего тут раздумывать…
Но она еще не видела меня, только принюхивалась мокрым своим носом, а потом начала потихоньку спускаться.
Конечно, я и не думал удирать. Смешно — с капканом на лапе… Куда уж тут удерешь. Я лежал и смотрел, как она идет.
Чем она ближе подходила, тем сильней у нее морщился нос. И наконец она меня заметила.
Мы глазами встретились.
И я видел, как глаза у нее сперва удивились, дрогнули, а потом сразу нацелились на меня.
И она сжалась, чтоб кинуться.
И тут стряслось что-то совсем неожиданное. Зашумел по деревьям ветер, кругом затрещало, задрожало… Земля подо мной качнулась и вдруг — ухнула куда-то вниз.
III
Вы знаете, братцы, что лесные озера зарастают? Вода затягивается всякими травами, невкусным мхом. И этот слой все толще и толще делается, после на нем кустики вырастают и даже деревья. А внизу-то, на глубине, все равно — вода… Вот спросите у Крота, он вам подтвердит.
Ну вот, кусок такого берега отвалился и поплыл прочь от твердой земли. И я очутился на плавучем острове.
Сначала-то я обрадовался.
Когда берег рухнул, Волчица испугалась и шмыгнула в кусты. «Значит, — думаю, — опять тебе, Заяц, повезло!»
Но потом я немножко очухался, поглядел вокруг — и снова настращался отчаянно…
Остров был не очень маленький: прыжков двадцать в ширину и чуть больше в длину. На нем болотная трава росла, кустики противного багульника и две сосны. Но земля-то под лапами у меня так и ходила ходуном, изгибалась на волнах… Ведь она была тоненькая! И кусочки от моего острова все время отваливались, и он делался меньше и меньше.
Пройдет немного времени, волны размоют моховую подстилку, корни, переплетенную траву — и тогда остров развалится совсем.
А я, с капканом на лапе, конечно, до берега не доплыву…
«Эх, — думаю, — уж лучше бы мне очутиться в волчьей пасти. Конец — так сразу. А то сидеть да погибели ждать еще хуже…»
Дул ветер, волны бежали по озеру, и мой остров плыл совсем так же, как у людей плавают лодки под парусами.
Берег все удалялся, удалялся, вот уже моим заячьим глазам ни травы не различить, ни кустов, а вот и деревья стали синенькой полоской.
Кругом — одна вода, и волны бьются в остров и белыми своими зубками отгрызают кусочек за кусочком…
IV
Остров был уже на середине озера, когда в небе вдруг появилась большая птица. У нее крылья были угловатые, широкие, хвост прямой, словно откушенный. А клюв загнут крючком.
Догадались, кто это был? Конечно, она самая — Скопа… В когтях она тащила рыбину.
Скопа — птица-рыболов, и я ничуть не удивился, что она рыбину тащит. Я только не понимал, зачем она к моему островку летит. Чего ей здесь надо?
Хоть она и рыболов, но все равно — ну ее… Клювастая да когтястая!
Забился я под ветки, глаз на нее скашиваю. А она покружилась и садится на сосну.