Подскочил я, рука трясется, сую ее под бельчонка, а он откатывается, легонький. А сверху в горсть взять — страшно.
Потом поднял его на ладонь, в мордочку дую. Словно он от моего дыхания очнуться может. А у него уже рот приоткрылся и глаза заволоклись пеленой.
Положил я его обратно на землю, на руке белая полоса осталась. От хвоста.
Хвостик-то просто запачкан. Не то мелом, не то известкой. Неподалеку пионерлагерь строят; наверное, бельчонок там побывал. Храбрый ведь…
Я ушел домой, даже забыв корзину с грибами. И после не стал ее искать. Как представлю себе, что увижу и этот столбик межевой, и елку, и, может, самого бельчонка, — так в горле комок.
Долго все это не забывалось.
Да и теперь еще памятно.
Прежде ходил на охоту, никогда не задумывался — стрелять или не стрелять. Увижу, что кто-то бежит — ружье само в плечо ткнется, пальцы крючок давнут — трах!! А после уже разглядываю, что́ за добыча.
Теперь — не то.
Вскинешь ружье, а рука и дрогнет: «Не Белый ли Хвостик?..»
И опомнишься.
Весна
Слышите?
Светлые капли вызванивают, струйки плещутся, волны струнами рокочут… Все громче, все радостней музыка!
Это я, Весна, еду нынче по лесу.
У меня упряжка из двенадцати самых быстрых ручьев. Распустили они пенные гривы, мчатся с пригорков, пробивают дорогу в грязных снегах. Ничто их не остановит!
Летите, мои серебряные кони, — эгей, эгей!
Впереди лежит земля пустынная, заснувшая мертвым сном. Кто ее разбудит, кто к жизни вызовет?
Я, Весна, это сделаю.
У меня полные пригоршни живой воды. Я спрысну землю этой водою, и тотчас все кругом станет оживать.
Глядите — я махнула рукой, и —
просыпаются реки…
Вот они подымаются, взбухают…
ломают зеленые льды над собой!
Глядите — я взмахнула еще, и —
пробуждаются деревья и кусты…
распрямляются ветки…
почки клейкие разворачивают!
Глядите — в третий раз я махнула рукой, и —
всякая мелкая живность засновала…
птицы с далекого юга летят…
звери из темных нор выбираются!
Пошевеливайся, лесной народ, будет вам спать! Сама я спешу-тороплюсь и другим на месте лежать не велю. Поспешайте, а то догонит буйный разлив, окружит, кой-кому поплавать придется.
Я ждать не могу, мне большой путь предстоит. С южного края земли до северного, до самых студеных морей должна я промчаться на резвых своих конях.
А тут еще Мороз упрямится, по ночам исподтишка на моих коней ледяную узду накидывает. Охота ему задержать меня, остановить, живую воду превратить в мертвую.
Но я не уступлю ему.
Поутру разгорячит моих коней солнышко, рванутся они снова в путь — и порушат все ледяные преграды.
И опять светлые капли вызванивают, опять струйки плещутся, опять рокочут… Поет живая вода, и земля просыпается к новой жизни!
Прошлогодний снег
Нынче на еловые шишки добрый был урожай, и белки зимою на голод не жаловались.
Бывало, сто́ит лишь из гнезда выскочить, на еловый отрожек прыгнуть — и вот они, шишки, перед носом качаются… Лущи — не хочу!
Но зима тянулась длинная-длинная, а охотников до еловых семян в лесу много. Кроме белок, тут вам и клесты, и дятлы, и другие птицы. Разве на всех напасешься?
И к весне шишек в еловом лесу почти не осталось — понадобилось лесным жителям на другие корма переходить.
Белка с Белкой встречается:
— Чем, подруженька, сыта?
— Еловыми почечками да веточками. А ты?
— Березовый лишайничек грызу.
— Скучная еда!
— Уж куда скучней!
— Старые-то белки еще шишку-другую отыщут где-то. Нет-нет да и полакомятся. А вот нам, молоденьким, в нашу первую весну вовсе плохо — от смолистых почек во рту горечь, от сухого лишайника в горле першит…
— Узнать бы, где старые белки шишки разыскивают. Давай спросим.
— У кого?
— Да у дедушки Ворона. Он старенький, умненький, все знает!
— Ну давай.
Поскакали две белки из елового бора в осинничек, из осинничка — в березничек, из березничка — на песчаную гриву, в светлый сосняк. А там, на засохшей сосновой маковке, на костяном голом сучке лесной черный Ворон сидит.
— Здрасте, дедушка!
— Помоги нам, дедушка!
— Чего, вертушки, вам потребовалось?
— Подскажи, дедушка, где еловых шишек найти.
— Хоть бы немножечко, хоть бы чуточку!
— Соскучились, вертушки, по сладким кормам… Поищите шишки не на елках, а под елками.
— Мы уже глядели там, дедушка!
— Под елками только пустые да обгрызенные валяются.
— А вы разыщите, вертушки, прошлогодний снег. Как найдете его, так вам шишечки и встретятся.
— А где же искать прошлогодний снег?
— Погоди, дедушка, толком расскажи!
Но не успел Ворон ничего толком рассказать. Застрекотали над ближней поляной сороки, позвали его — поднялся Ворон на крыло и улетел по своим делам.
Остались белки ни с чем, друг на дружку таращатся:
— Вот задача!
— Опять у кого-то надо спрашивать!
Отправились восвояси, а по дороге надумали у всех встречных узнавать — где прошлогодний снег находится?
Из сосновой гривы перебрались в березничек. Видят — бродит внизу Лось, лесной большущий бык.
— Дяденька Лось, отзовись!
— Не знаешь ли, где прошлогодний снег лежит?
— Вот уж не встречал, — говорит Лось. — А зачем он понадобился?
— Да вроде бы там наше лакомство спрятано.
— Какое?
— Еловые шишечки.
— Фу-у, тоже мне лакомство… Кабы листочки зеленые, я бы вместе искать пошел. А так — сами старайтесь.
Снова скачут белки, из березничка в осинничек перебрались. Видят сидит внизу Заяц, кору гложет.
— Братик Заяц, послушай-ка!
— Не видал ли, где прошлогодний снег лежит?
— Право слово, не видывал. А для чего прошлогодний снег?
— Где-то там лакомство спрятано.
— Ну? Какое?!
— Шишки еловые.
— Тю, вертихвостки… Нашли лакомство. Если бы травка молоденькая, я бы тотчас побежал искать. А такую еду сами добывайте.
Дальше белки скачут; вот уже впереди родной темный ельничек показался. Видят — на опушке по снегу печатает следочки маленькая Мышь.
— Спросим у нее?
— Чего она, такая малая, знать может!
— А все-таки… Мышка-сестричка, не слыхала ли ты, где прошлогодний снег лежит?
— Как не слыхать, ежели я всю зиму в прошлогоднем снегу бегала.
— Где же он?!
— Спускайтесь вниз, покажу.
Махнули белки с дерева на землю, подскочили к Мыши.
— Скорей показывай, где?
— А у вас под лапками.
— У нас под лапками молодой снежок, недавно выпавший!
— Ну и что. Вы поглубже копните. Сверху снег молоденький, это верно. А под ним лежит снежок постарше. Потом — еще постарше. А у самой земли лежит самый старый снег, который в прошлом году поздней осенью выпал. Я в том прошлогоднем снегу норки да переходы себе устраивала.
— А не встречались тебе там еловые шишечки?
— Встречались. Лежат в прошлогоднем снегу, как в кладовочке.
Забились у белок сердчишки, носы задергались. И вдруг чуют: впрямь из-под снега запах еловых шишек доносится!
Как принялись белки снег разрывать! Глубже и глубже закапываются — уже одни хвостишки наружу торчат.
И вот — одна шишка в прошлогоднем снегу, другая… Да такие плотненькие, ядреные, ни чешуечка не встопорщена. Видно, как упали с веток, так и пролежали целехоньки до весны.
— Вкусно!
— Ах, вкусно!..
Выгрызают белки еловые семена, поминают добром прошлогодний снег.
Оказывается, и он пригодиться может.
Дятел, Синицы, Пищухи и Поползень
Прилетел к березе пестрый Дятел, увидел гнилой сучок. Сам прилепился на ствол, хвостом подперся и давай носом колотить, жуков да личинок из-под коры выклевывать:
— Стук-тук! Стук-тук! Стучу без рук!
С азартом колотит, весело! Береста лохматится, во все стороны труха летит. Иногда вместе с трухой и насекомыши падают, ненароком оброненные. Не замечает их Дятел, раззадорился, еще веселей стучит!
Увидали Дятла три Синички-певички, порхнули к березе. Спрашивают:
— Ты чего тут делаешь?
— Веселюсь! — Дятел отвечает. — Игра у меня такая: раззудись, носок, размахнись, башка… Славно!
— Ну, а мы тут поработаем, — Синицы говорят. — Не всем же веселиться!
И взялись за дело. Дятел по сучку носом стучит, нечаянно насекомышей роняет. А Синицы их на лету подхватывают, меж собой делят. Без отдыха работают!
Увидели Синиц две Пищухи-горюхи, шмыгнули к березе. Спрашивают:
— Вы чего тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет, а мы, Синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!
— Ну и мы потрудимся, Пищухи говорят. — Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.
И тоже за дело взялись. Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж Синиц Пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то мочь трудятся!
Увидал Пищух тихоня Поползень, подобрался к березе. Спрашивает:
— Чего вы тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет, Синицы без отдыха работают, а мы, Пищухи, во всю мощь трудимся. До того тяжко, до того тяжко!
— Ну и я сил не пожалею, — Поползень говорит.
И тоже за дело взялся.
Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж Синиц Пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А меж Пищух Поползень шныряет, тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!
Шнырял-шнырял, а потом обиделся и говорит:
— Да прогоните вы сверху этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, Пищухи во всю мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он — гляньте-ка! — в игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!