А Дятел всех насекомых выклевал и сам улетел.
Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под березой осталась.
И сразу работа Синиц, Пищух и Поползня кончилась.
Отчего бы?
Рысь, Глухарь, Заяц и Косуля
Рысь, лесная кошка, серая в желтых пятнах, на ушах кисточки длинные, сидела на поваленном дереве, на солнышке грелась.
Вешнее солнышко заметно приятным теплом обдает. Разнежилась Рысь, медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Прилетел к дереву бородатый Глухарь, сел на ветку, вниз глядит настороженно.
— Глухарь, а Глухарь, — тоненьким голоском Рысь говорит, — я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Спускайся вниз, меня по шерстке погладишь!
— Нашла дур-рака! — отвечает Глухарь. — Спущусь вниз, а от меня только перышки останутся. Сколько ты нашего брата глухаря погубила, глаза твои бесстыжие!
— Фу! — говорит Рысь. — Как у тебя клюв поворачивается такие слова говорить! Невежа.
На другой бок повернулась, от солнышка глаза медовые щурит, мурлычет себе под нос.
Скачет по ельнику тощенький Заяц, оглядывается испуганно. Увидел Рысь — уши прижал, вот-вот стрекача задаст!
— Погоди, Заяц, — Рысь говорит. — Подойди поближе… Я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Погладь меня по шерстке!
— Как бы не так! — отвечает Заяц. — Подойдешь к тебе — и ноги не унесешь! Сколько ты нашего брата зайца извела, глаза твои бессовестные!
— Фу, — говорит Рысь. — Бестолковый зверь какой, одни грубости на уме!
Отвернулась от Зайца, опять медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Скачет через поляну Косуля, лесная козочка, от страха приседает, коротеньким хвостиком трепещет.
— Косуля, Косуля, — Рысь говорит, — я на солнышке разнежилась, ласки хочу! Погладь меня по шерстке!
— Нет уж, — отвечает Косуля, — я в твои когти попасть не желаю! Сколько ты нашей сестры косуль истребила, глаза твои безжалостные!
— Фу-у, — говорит Рысь, — до чего звери набаловались! Так и грубят, так и грубят!
Отвернулась от Косули, обиделась.
А тут и солнышко за лес закатилось.
Сумерки надвигаются, холодом потянуло.
Поднялась Рысь на долгие лапы, спину выгнула, мяукнула.
— Ну вот, — говорит, — живешь, живешь, а ласки так и не дождешься… Эх, звери!
Когти об дерево поточила, кисточки на ушах навострила, в глазах зеленые огоньки зажгла.
— Делать нечего, — говорит. — Пойду кого-нибудь скушаю.
Дятел, Зайцы и Медведь
В лесу начал снег таять, полая вода поднялась и затопила медвежью берлогу.
Проснулся Медведь — ахти, горе какое! — под брюхом лужа, лапам холодно, даже на загривке шерсть намокла… Выскочил наружу, трясется, зубами стучит.
А снаружи-то не слаще. Со всех деревьев капает, ручьи бегут с пригорков, на полянах озерца разлились. Ступить посуху некуда!
Шлепает Медведь по воде — злой-презлой, рычит:
— Тьфу ты, пропасть, что за житье пошло!.. Зиму спать было скверно, а просыпаться — Há тебе! — еще хуже… За что же такое наказанье?!
И вдруг слышит — песенка. Кто-то задорно так выводит:
Тук-тук, трясется сук,
Тук-тук, несется стук!
Фыр-фыр, шестнадцать дыр,
Др-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!..
Задрал Медведь голову и увидел на березе Дятла в красной шапочке. Оперся Дятел на свой хвостик-подпорку, носом по березовой коре бьет, хихикает — уж так-то доволен!
— Ты чего, долгоносый, распелся? — спрашивает Медведь.
— А как же не петь-то, дедка? Весна пришла!..
— Ну и чего хорошего?
— Да ты, видно, не проснулся еще! Весна-красна, понимаешь?!
— Тьфу, пропасть! Да чем она тебе так приглянулась?!
— Как чем? Нынче каждый день — праздник, на каждом сучке — угощенье. Вот я на березу прилетел, дырочек в коре наколотил — стук! стук! — и гляди-ка… Сладкий сок из них капает. Пей вволю да Весну-красну похваливай!
— Кому сладкий сок, а кому водичка холодная, — Медведь говорит. — Замолчи, без тебя тошно.
Дальше зашлепал по лужам. Не успел от березы отойти, слышит — новая песенка. Да не один голосочек, а сразу несколько ее выводят:
Через кустик прыг-нем,
Через кочку скок-нем,
Вперед — назад,
вперед — назад!
Подошел Медведь поближе — видит: на поляне зайцы играют, друг за дружкой гоняются. До того развеселились, что ничего вокруг себя не замечают.
— Цыц, косые! — рявкнул Медведь. — Что за кутерьма?!
— Весна ведь, дедушка! Весна-красна!
— А вам-то какой от нее прок?!
— Да как же, дедушка! У нас что ни день, то праздник, на каждом шагу — угощенье. Вот на эту полянку прибежали, а тут уже зеленая травка проклюнулась, позу́брить ее можно… Как же Весну-красну не хвалить да не славить?
— Кому травка, кому грязь да слякоть, — Медведь говорит. — Брысь отсюда, не бередите мне душу, окаянные…
Дальше побрел, шлепает по лужам лапами. А чем дальше в лес, тем больше песен и плясок. Все жители — от малых пичужек и до больших зверей — радуются великой радостью, вешний праздник празднуют. Звенит лес, гуляет!
Сел Медведь на сухом пригорочке, лапой подперся, загоревал:
— Как же так… Всем в лесу хорошо, мне одному нету радости. Нешто я хуже всех?
И тут из-за облачка солнышко выглянуло. Пригрело Медведю спину, над мокрой шкурой парок завился… Закряхтел Медведь от удовольствия, бока подставляет. Так приятно после холодов-то погреться!
От теплой земли тоже парок пошел. Потянул Медведь носом — пахнет!.. Знакомым, сладким!
Начал землю рыть, дерновину отворотил — а там корешки завиднелись. Как же он про них-то забыл?! Ведь приходилось лакомиться, весною-то корешки сочны, сахаристы — не найдешь лучше угощения!
Роет Медведь землю, чавкает, сопит — ух, развеселился!
Потом слышит: песенка. Выводит кто-то:
Ох, ох, обед неплох,
Левый бок — на припек,
А за ним — правый бок,
Под собой не чую ног,
Спасибо, Весна,
разутешила!
Оглянулся — нет никого. А песня совсем рядышком была!
Не сообразил сразу-то, что это сам распевать начал.
Вот как Весна угодила!
Заячье семейство
На березовой опушке лесные мамы хвалились друг перед другом своими детками.
— Ах какой у меня сын! — сказала мама Олениха. — Наглядеться на него нельзя. Копытца точеные, ножки пряменькие, шейка высоконькая… Легонький, как ветерочек!
— М-м-м, сын, конечно, неплох, — сказала мама Барсучиха. — Но куда ему до моих деточек! Уж такие они нарядненькие, такие разумненькие! Родились в марте, в апреле уже глазки открыли, а нынче — поверите ли? — даже из норы выбегают…
— А сколько их у вас? — спросила Олениха.
— Уж, конечно, не один и не два. Целых три!
— Можно вас поздравить, — сказала мама Ежиха. — Но все-таки моих деток с вашими не сравнить. У меня их — пять душ! И вы знаете, у них уже шерстка появилась… и даже иголочки тверденькими становятся… Ну, не чудо ли?
— Хрю! — сказала мама Кабаниха. — Пять — это хор-рошо. Ну а что вы скажете, если их — десять?
— А у кого их десять?! — поразилась мама Ежиха.
— Хрю-хрю… У меня! Ровно десяточек, и все как один… хрю!.. мохнатенькие… хрю!.. полосатенькие… хрю!.. повизгивают этак тоненько, как птички… Где еще такое семейство найдешь?
Не успели мамы согласиться, как вдруг с поля раздался голос:
— У меня семейство получше!
И на опушке появилась мама Хомячиха.
— Ну-ка, — сказала она, — попробуйте догадаться, сколько у меня деток!
— Тоже десять! — хрюкнула мама Кабаниха.
— Двенадцать? — спросила мама Барсучиха.
— Пятнадцать? — шепнула мама Ежиха и сама испугалась, назвав такое большое число.
— Как бы не так! — сказала мама Хомячиха. — Подымайте выше! У меня деток — восемнадцать душ, во сколько! И чего там болтать про шерстку, про глазки — это все пустяки. Мои детки уже работать начали. Даром что малы, а уже каждый себе норку копает, жилье готовит. Представляете?
— Да, ваше семейство — самое замечательное! — признали все мамы. — Вы подумайте: восемнадцать деток-работничков!
Долго бы еще удивлялись мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.
Хвалиться она не стала, шла тишком-молчком.
Никто не узнал бы, сколько у нее деток, если б мама Олениха не спросила:
— Ну, а сколько душ в вашем семействе?
— Не знаю, — сказала Зайчиха. — Кто ж их считал… Может — сто, может — тыща, а может — и еще больше.
— Как так?! — подскочили мамы. — Не может быть!
— У нас именно так и бывает, — сказала Зайчиха. — Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются зайчата, мы их разок накормим, а потом где-нибудь под кустом оставим — и до свиданьица!
— Зачем же! Как безжалостно! — закричали мамы.
— А затем, что так лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут — и ни волк, ни лиса их не найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.
— Но ведь они же маленькие!
— Маленькие, да удаленькие… И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них тепленькие.
— А кто же их кормит-то?
— Да любая Зайчиха, которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все — родные. Нынче я одного прокормлю, завтра — другого. Вог и выходит, что все зайчата в лесу — из моего семейства. А сколько их — никто не ведает. Может сто, может тыща, а может — и того больше. Посчитайте, попробуйте!
И тут уж все мамы поняли, что все-таки самое удивительное семейство в лесу — заячье.
Снег и Кисличка
I
Осенью рано ударили морозцы, застудили землю, запечатали крепким зеленым ледком озера и реки. А снегу все не было, не было — и его ждали повсюду с нетерпением, и вспоминали о нем каждый день.
— Ах, до чего же скучно без снега! — говорили люди. — С погодой творится что-то невероятное!