— Пить… Пить…
Снег знал, что никто не придет, чтобы напоить Кисличку. Да ее просто не слыхать — наверху шумит Ель тяжелыми лапами, плещутся под ветром листья Берез, свистят, перекликаясь друг с дружкой, неустанные птичьи голоса… Только он, Снег, может выручить эту крохотную травку — и то если пожертвует своей жизнью.
А ему страшно было умирать. И он попробовал не слышать голоса Кислички, не думать о ней. «Надо лежать так, словно я мертвый…» — убеждал себя Снег.
— Пить… Пить… — просила Кисличка.
«Надо лежать, как мертвому…» — твердил Снег, и вдруг ему пришла другая, новая мысль: «Но зачем тогда жить на свете, если я буду совсем как мертвый?» И он подумал о своих друзьях в лесу — вот дикая Коза беспокоится о козлятах, вот серенькая Тетерка бросается под ноги охотнику, отвлекая его от птенцов, вот даже крохотная Кисличка, расцветшая в тени под Елкой, заботится о семенах. И деревья, и травы, и птицы со зверями — все живут как живые: любя и тревожась, огорчаясь и радуясь…
«И я тоже полюбил Кисличку, — думал Снег, — и я волнуюсь за нее, тревожусь, и если Кисличка погибнет, то разве нужна мне будет моя долгая бесполезная жизнь? Для чего я один во всем лесу буду жить, как мертвый?!» И ему стало легче от этих мыслей, и он больше не боялся за себя. «Нет, — думал он, — я так не хочу. Пусть лучше моя смерть обернется жизнью!»
— Не плачь, Кисличка! — сказал Снег звонко. — Я тебя выручу. Жаль только, что я не увижу прекрасные твои цветы и твоих де…
Снег собирался сказать «твоих деток», но поперхнулся, булькнул и умолк. Много ли надо времени, чтобы растаял небольшой сугробик?
На том месте, где лежал Снег, разлилась чистая вода, напоила сухую землю — и Кисличка скоро подняла листья и опять закивала цветком.
IX
Так, значит, Снег умер?
Может быть — да, а может быть — нет.
Снег растаял, превратился в воду. Вода напоила травы и деревья, ушла под землю, прошумела ручьями, по речным руслам утекла в моря.
А потом летучим туманом она поднялась в воздух, собралась в белые облака и седые тучи.
И высоко-высоко вверху, в холодной сверкающей пустоте вновь родился из воды Снег, чтобы в свое время выпасть на землю и укрыть ее от морозов.
И опять случится с ним такая же история, и повторится вновь, бесчисленное множество раз, потому что всегда будут на земле доброта, красота и любовь, — а раз они есть, никто не ответит, где кончается смерть и начинается жизнь.
Медведь-рыболов
На лесной реке, на крутой излучинке Медведь рыбу ловит. Сидит на большом камне, лапу вверх задрал — ждет.
Набегают на камень мелкие волны, ныряют в волнах мелкие плотвички. Белесенькие, верткие, с красными глазками.
Вот одна совсем близко подплыла.
Ударил Медведь лапой — распороли медвежьи когти воду, — только брызги по сторонам!
А Плотвичка-то — виль-виль! и ушла. Не попалась!
Обидно Медведю, а тут еще насмешники отыскались, дразнятся. Голубой Зимородок на ветке сидит, посмеивается:
— Такой большой, а такую маленькую рыбешку словить не сумел! Гляди, как рыбачить надо!
Сложил Зимородок крылья, камешком в воду — бульк! — и вот опять уже на ветке сидит, в клюве рыбешку держит.
— Может, угостить тебя, косолапого?
Рявкнул Медведь от злости, потоптался на камне, опять лапу задрал. Опять ждет.
Накатывают на камень ленивые волны, плывут мимо камня ленивые голавлики. Лобастенькие, пузатенькие, с черными спинками.
Вот один совсем близко подплыл.
Ударил Медведь лапой — полоснули воду медвежьи когти, — белый бурун закипел!
А Голавлик нырнул поглубже — виль! — и ушел. Не попался!
Сопит Медведь от обиды, а насмешники не унимаются. Усатая Выдра хихикает на берегу:
— Такой силач, а не мог с рыбешкой справиться… Гляди, как умеючи ловят!
Скользнула Выдра в воду, погналась за голавликами. Быстро плывет, изгибается в струях, как змейка. Настигла рыбу, кинулась, цопнула — и вот уже вылезает на берег с Голавликом в зубах.
— Хочешь, косолапый, тебе рыбий хвостик оставлю?
Рявкнул Медведь, отвернулся в другую сторону. Опять лапу задрал и опять ждет.
Надвигается на камень большая волна, плывет мимо камня громадная Щука. Спина — как бревно, зубы — как шилья, на голове мох зеленеет… Страшилище!
Зимородок не хочет за Щукой нырять.
Выдра и не собирается Щуку настигать.
Эта рыбина, чего доброго, сама рыбаков слопает!
Но Медведь лапу свою не опустил. Напротив — еще шибче замахнулся.
Подплыла Щука поближе. Мелькнула медвежья лапа — хвать! — и глазом никто моргнуть не успел, как очутилось страшилище на горячем камне…
А Медведь рычит, похохатывает:
— Кто тут насмешничал, кто меня дразнил? Поучитесь-ка сами рыбку ловить… Вот добыча так добыча — сам наемся, всех вас накормлю, да еще сорокам с воронами останется!
Один день
I
Она была маленькая, с тонкими прозрачными крылышками, похожая на снежинку. Но снежинки рождаются в холодном воздухе, а Метличка появилась на свет в теплое летнее утро.
На рассвете она поднялась из-под воды и закружилась над озером вместе со своими подружками. Их было так много — белых и легких, — что казалось, будто над озером разгулялась метель.
— Метлички заиграли! — говорили люди и останавливались, чтобы поглядеть на белый хоровод.
Но Метличка не слышала, что говорят люди. Она взмахивала крылышками и поднималась выше и выше. Она в первый раз видела синюю воду озера, облака в небе, зеленые деревья, чистое солнце и радовалась этому как могла.
Она знала только одно: к вечеру, когда солнце опустится за лес и загустеют сумерки, все метлички упадут обратно в воду. Их жизнь кончается, потому что на свете они живут всего лишь один день.
Недаром люди зовут их поденками.
Но Метличка не жалела, что ее жизнь так коротка. Ведь никто не говорил Метличке, что после темноты опять наступает рассвет, что этих рассветов много и что все они прекрасны… Метличка думала, что иначе не бывает: жизнь — это один день. Утро — молодость, полдень — середина жизни, а вечер — старость. И Метличка радовалась как могла, и ей казалось, что до старости еще очень и очень далеко.
Может быть, она так бы ничего и не узнала.
Но погода в тот день выдалась неспокойная, по озеру чередой катились волны, листва на деревьях кипела и становилась то густо-зеленой, то серебряной.
Налетел сильный порыв ветра, подхватил Метличку и понес прочь от воды. Закрутился внизу песчаный берег, промелькнула опушка леса, поляна, и не успела Метличка опомниться, как ее занесло ветром на вершину старого, черного Дуба.
Прилепилась Метличка к его ветке, сложила помятые крылышки и стала ждать, когда стихнет ветер. Но ветер не унимался. Лес шумел, сердился, трещал, и качалась и скрипела ветка, на которой прилепилась Метличка.
Миновал час, другой, время уже шло к полудню, а ветер дул по-прежнему. И Метличка начала плакать.
Дуб услышал ее. Он был старый, мудрый Дуб, и он сумел среди лесного шума различить слабенький голосок Метлички.
— О чем ты плачешь, белая бабочка? — спросил он.
— Я плачу о том, что не могу вернуться на озеро, — ответила Метличка. — Скоро полдень, ветер не унимается, и я останусь тут до самого вечера.
— Что ж, ты вернешься домой завтра, — сказал Дуб.
— Я не знаю, что такое «завтра»!.. — Метличка от удивления даже перестала плакать.
— Завтра будет такой же день, и такое же солнце, и такая же вода на озере.
— Завтра ничего не будет, — сказала Метличка. — Наступит вечер, и мы все состаримся, и умрем, и опустимся в воду, из которой вышли.
— Ах, так вы — поденки… — усмехнулся Дуб. — Я и забыл, что для вас не бывает ни завтра, ни послезавтра, ни весны, ни осени…
— А что такое «весна» и «осень»? — спросила Метличка.
И Дуб рассказал ей, как после снежной, студеной зимы приходит на землю красавица весна и зажигает в лесу первые звездочки медуниц, самых милых на свете цветов. Как весну сменяет щедрое лето с ягодами, грибами, спелой рожью на полях. Как потом опускается на землю осень и одевает деревья в такие расписные наряды, каких не бывает больше никогда…
— Значит, я ничего этого не увижу? — спросила Метличка. — Ни весны, ни осени, ни зимы? Но почему так?! Почему такая коротенькая у меня жизнь?!
Старый Дуб долго не отвечал, только шумел ветками, и казалось, что он вздыхает тяжело.
— Каждый живет столько, сколько сумеет прожить, — наконец сказал он. — И если ты очень захочешь увидеть зиму и весну, лето и осень, ты увидишь их.
— Как же это сделать?
— Надо не ждать, а идти за ними, — сказал Дуб. — Не бойся ветра. Отпусти ветку, за которую ты держишься. Ветер подхватит тебя, понесет… И, может быть, ты попадешь на Высокую Гору, потом в Долину и Поле… И ты все увидишь.
— Но, может быть, я и не попаду? — спросила Метличка.
— Все может быть. Пускаться в такой путь рискованно. Тебя на каждом шагу будут подстерегать опасности, ты можешь погибнуть…
— Я боюсь! — испугалась Метличка.
— Тогда не улетай. Ветер стихает, скоро ты вернешься на озеро.
— Но мне же хочется, хочется посмотреть зиму и весну, лето и осень!
— Тогда решайся. Ветер стихает, и будет поздно лететь.
Ах как страшно было Метличке отрываться от крепкой, надежной ветки и нестись по ветру неизвестно куда!
— А обратно ветер меня принесет? Хотя бы к вечеру я попаду домой?
— Этого никто не знает, — сказал Дуб.
Ветер действительно затихал; все реже становились его порывы. Можно было попробовать вернуться на озеро. У Метлички хватило бы сил долететь: помятые крылышки сумели бы пронести Метличку над поляной, над опушкой леса, над берегом родного озера… Но Метличка уже не хотела этого. Она уже знала про зиму и весну, лето и осень, она представляла их себе. И наверное, в ее воображении они были еще заманчивей, еще прекраснее, чем на самом деле.