Не дослушав Оскора, Шавершол вскочил:
— Смотри, смотри, Оскор!
Кузнец показывал на маленький костер, поблескивающий в темноте, и стонал от злости.
— Угх, угх… Проклятый. По следу идет.
6. РАБ
Утренний свет убил огонь чужого костра и прогнал страх. Не отдохнувшие за ночь угорские послы молча заседлали коней и двинулись по заросшему редким ёрником берегу дальше.
Оба думали об одном: кто следит за ними? Степняк — трус, он один не пойдет за двумя уграми, а угр не будет прятаться от своих соплеменников.
Новый день начинался ясный, но ветреный. Глухо шумел лес. Широкая вода Великой Голубой реки потемнела и сморщилась.
Тяжело на душе у послов, одолели их тревожные думы. Они не видели ни часто взлетающих к небу гусей, ни шныряющих в траве куропаток. Когда ленивые тетери поднимались с шумом перед мордами лошадей, всадники сердито хлестали их витыми нагайками. Шавершол сбил одну птицу на землю и даже не остановил своего Арагеза. Кони тоже чуяли неладное, отрывисто храпели и стригли ушами.
— Ночью я узнаю, кто идет за нами по следу, — сказал Шавершол Оскору.
Темная и ветреная ночь прошла, но Шавершол не узнал, кто следит за ними, хотя темнота скрывала человека, а ветер глушил шорох шагов. Кузнец несколько раз уходил в синюю тьму, но чужой воин затаился, как лесная пестрая кошка, сидел тихо и не разводил огня.
Едва забрезжил свет на восходе, угры были уже в седлах. Ехали молча. Только в середине дня Оскор, догнав Шавершола, спросил его:
— Где сейчас чужой воин? Идет за нами или ушел к чужому племени?
— Я не знаю, и ты не знаешь, где он, — ответил ему Шавершол. — Идущий по следу хитрый, как степной караган. Нам надо обмануть его.
Кузнец рассказал Оскору, как можно выследить чужого воина. Только нужно спешиться одному, затаиться в яме и ждать… Угры хлестнули лошадей. Вытянувшиеся на скаку кони понеслись быстрее стрелы по мягкому и ровному берегу. Встречный ветер хлестал по лицу, из-под копыт лошадей с обиженным криком разлетались потревоженные птицы.
Когда уставшие кони пошли тише, Шавершол бросил повод Оскору, спрыгнул в траву и уполз в лес. Оскор поехал дальше один, держа на крепком ременном поводу Арагеза. Конь без хозяина рвал из рук повод, тревожно ржал и озирался.
Только вечером остановился Оскор на отдых. Место было сухое, высокое. Рядом темнел лес, притихший к вечеру. Вскоре подошел Шавершол, усталый и злой.
— Ты не видел чужого воина? — спросил его Оскор.
— Я не видел его. Идущий по следу вернулся к своему племени…
Они развели веселый костер, поели, отвязали от седел медвежьи шкуры и легли спать, успокоенные и сытые.
Спустилась на земля синяя ночь, теплая и живая. Оскор долго слушал вздохи реки, звонкие песни травяных кобылок и глядел на небо, низко спустившееся над костром.
Когда замолкли травяные кобылки, запели тихо и ласково мерцающие звезды. Он стал засыпать, но звезды вдруг зазвенели громко и тревожно, как порванные струны лебедя. Оскор открыл глаза, увидел над собой блеснувший в темноте нож и человека. Оскор схватил его за руку и закричал. Человек навалился на него, выдернул правую руку с ножом и замахнулся. Но ударить не успел.
Проснувшийся Шавершол спас Оскора. Он прыгнул врагу на спину, свалил его, придавил к земле и начал душить. Враг стонал и выл, пытаясь освободить шею от крепких рук кузнеца. Когда тело чужого воина ослабело и стало вялым, Шавершол поднял его над головой и ударил о землю. Чужой воин дернулся, как засыпающая рыба на песке, и замер. Ночь надвинулась на него, стало тихо. Оскор и Шавершол наклонились над побежденным.
— Раб! — крикнули оба и отскочили.
У костра лежал раб маленького шамана. Куда он шел? Зачем преследовал послов племени? Никто не ответит уграм. Победители не узнают тайны побежденного. Он нем, душа раба поднялась в страну предков.
Когда успокоились, Оскор положил руку на плечо Шавершолу и сказал:
— Маленький шаман, этот сын шакала, послал раба убить нас.
Шавершол пнул раба загнутым носком ичига и засмеялся. Смеялся он громко, неудержимо, трясся от смеха и кричал:
— Раб лежит, раб не пойдет по нашему следу!
Глядя на Шавершола, Оскор не выдержал, взвизгнул, как щенок от ласки хозяина, и тоже затрясся от смеха. Смеялись молодые угры, весело потрескивал костер, сердито кричали разбуженные совы в лесу, будто передразнивали плачущего ребенка.
Ночь прошла быстро. Не успели послы остыть после короткой схватки с рабом, уже забелел восход; от Великой реки потянуло холодом, наступило утро.
Холодный рассвет освежил раба, он застонал и пошевелился. Шавершол остался стеречь его, а Оскор, схватив кожаный мешок, побежал к реке. Он принес воды и вылил ее на оживающего раба. Раб открыл глаза и сел. Они подошли к нему.
Большой красноволосый раб маленького шамана глядел на них с удивлением, но без страха. Глаза его медленно оживали и прояснялись… Он вспомнил все и пополз на коленях, протягивая руки к небу и повторяя имя доброго духа Нуми.
Шавершол пнул его и закричал:
— Мы убьем тебя! Ты хотел убить послов племени!
— Меня послал шаман Урбек. Бойтесь его, угры. Я знаю все. Он поклялся убить послов старого Кардаша и увести племя всадников в булгарские степи.
Молодые послы поверили рабу. Оскор считал маленького шамана тайным врагом племени и давно ненавидел его, а великан Шавершол был доверчив, как маленький ребенок.
— Расскажи все и мы не убьем тебя, — сказал он рабу и сел.
Раб маленького шамана боязливо поглядел на них, как прижатый к земле зверь, и начал рассказывать:
— Я родился в земле Воть. Наши мужчины не были воинами. Они выжигали поляны в лесу и сеяли житарь. У моей сестры были синие и желтые бусы. Род наш платил дань булгарским воинам. Они приезжали к нам весной на маленьких злых лошадях, забирали меха, серебро, житарь и исчезали в лесу.
Булгарские воины увезли меня подростком в большой город и заставили тесать камни. Мы построили высокую каменную юрту Мул-шаману.
Людей было густо в каменном городе булгар, как мелкой рыбы в нересте. И каждый носил одежду своего племени, говорил словами своих предков. У каждого был свой шаман. Мой хозяин Мул-шаман был богатым, но жадным и злым. Он покупал много рабов и мало кормил их. Они бежали от него к родному народу, в леса и степи. Убежал и я, переплыл Великую Голубую реку и вошел в густой лес, сырой и темный.
День и ночь я шел в землю Воть, ел ягоды и сочные корни, убивал тяжелой палкой молодых птиц. Я потерял дорогу, потом силу и свалился на краю болота. Грыз меня лесной гнус и караулил трусливый зверь. Я умирал в чужом лесу, далеко от земли Воть. Шаман Урбек нашел меня, привез в город старого Кардаша и сказал: «Ты будешь моим рабом, Калмез…» Он обещал мне много серебра и десять коней, если племя всадников вернется в типчаковые степи…
— Племя всадников никогда не вернется в степи! — закричал Шавершол. — Шаман Урбек хочет вести наш народ в логово зверя.
— Я знаю, — сказал Оскор. — Сын шакала хочет нас сделать данниками булгар.
— Разве шаман угров — не угр?! — кричал на раба Шавершол. — Он говорит с нашими предками и ест мясо наших коров. Мы отдаем ему десятую лошадь в табуне!
Когда молодой кузнец успокоился и сел, раб ответил:
— Гордое племя всадников забывает богов типчаковой степи… Угры станут данниками булгар, но будут жить по заветам отцов, будут чтить своих старых богов. Так думает шаман Урбек. Он сказал мне: «Скоро старый вождь племени, упрямый Кардаш, уйдет в страну теней, послы не вернутся. Я поведу племя всадников в родные типчаковые степи…»
Угры долго сидели у потухшего костра; прижавшись к земле, лежал у их ног красноволосый раб. Что делать? Послушаться гневного сердца и повернуть коней? Но народ ждет их с мудрым словом Большого шамана…
— Ты хочешь жить, Калмез, и ты расскажешь правду вождю племени всадников, — сказал рабу Шавершол и вскочил в седло.
7. ХОЗЯИН СИНЕЙ ПЕЩЕРЫ
Когда спускалась на землю тьма и Синяя пещера становилась чернее ночи, Большой шаман поднимался с каменного стула. Привыкшие к темноте глаза его быстро находили пищу и воду, оставленную охотниками. Он долго жевал жилистое мясо сохатого, бросая по привычке лучшие куски своему богу.
Насытившись, старик брал в руки свитую из сыромятного ремня веревку.
Из темноты испуганно глядели на него серебряные глаза Великого Нуми-Торума, круглые и холодные.
— Ты обманул мой народ, Великий Нуми, — говорил старик богу и хлестал его по деревянной спине. — Люди приносят в жертву тебе последнее, а ты давно умер, как загнанный олень.
Отдохнув, старый шаман снова принимался бить великого бога предков. В высокой пещере гулко отдавались удары ременной веревки по деревянному телу идола.
— О-хо, — бормотал старик. — Ты погубил нас. Ты сделал манси трусливее ушана и слабее мыши.
Старик быстро уставал, падал и засыпал у ног избитого идола. Но спал он недолго.
Едва занималось утро, Большой шаман садился на вскопанный посреди пещеры камень и сидел так до темноты, безмолвный и неподвижный, как деревянный бог. Позади него стоял Великий Нуми с мертвыми серебряными глазами. В густой тишине попискивали реющие нетопыри и звонко бились о камни тяжелые капли воды.
Днем, когда солнце проникала в пещеру, освещая синие камни свода, приходили люди и приносили Великому Нуми-Торуму мясо, меха и серебро. Одни просили у бога удачливой охоты, другие — толстую красивую жену.
Двадцать раз земля надевала и снимала белую паницу, сильные старились, а слабые умирали, но никто не слышал голоса хозяина Синей пещеры. Большой шаман молчал. Когда-то и он пытался противиться воле богов, но не дело мудрого останавливать ветер. Что он мог сделать? Племенные вожди перестали быть воинами, старейшины не думали о своем роде. Люди давно привыкли к голоду и болезням. Они знали: так жили их отцы и так будут жить дети, бродя по темным сырым лесам, как худые тени умерших. Только в легендах да в песнях старики рассказывали о счастливых и храбрых предках, которые жили в степях, ели каждый день мясо и пили горячую кровь белых лошадей.