Пристав с интересом взглянул на Кумоху, подмигнул ему: мол, а если врешь, парень?
— Что ж мне, в острог хочется? Не будет чуда колдовского. Головой отвечаю.
— Ладно, посмотрим.
— Смотреть-то вам, ваше благородие, как раз и не нужно.
Пристав поднял бровь: дескать, это еще почему?
— Колдун скажет: чудо потому не вышло, что пристав тут был. Пристава даже нечистая сила боится! Этому все поверят.
Рысье лицо пристава подобрело: ему было лестно еды-шать, что всякие лешие, лесовики, домовые и те его власти боятся.
— Если обманешь — поймаю, плохо будет, — сказал пристав. — А так все вроде ты растолковал правильно. Теперь вот отца Василия уговорить бы, чтоб не боялся без меня оставаться.
— Сговоримся! — убежденно произнес Кумоха. — Разве отец Василий себе враг? У него с колдуном свой расчет имеется.
Когда пристав и Кумоха вернулись в горницу, рыжего уже в ней не было.
— Добрый он человек, добрый, — прогудел поп. — Все мне чистосердечно поведал. Обман ваш, чада мои, во славу церкви и веры я благословил.
Пристав коротко передал разговор с Кумохой.
Поп совершенно умилился:
— Посчитаюсь я теперь с нечистью колдовской! С Вороном, отродьем сатанинским!
— А тебя я, когда уезжать буду, кликну! — сказал Кумохе пристав.
Кумоха вышел во двор. Рыжий рассказывал что-то веселое стражникам, поповским работникам, козлобородому пономарю-сторожу.
— Иди, иди, я после приду! — махнул он рукой Кумохе.
Кумоха широко зашагал вдоль улицы, в самый ее конец, к избенке Ворона.
Поп стоял возле окна и смотрел вслед лесорубу.
— Все хорошо, отче, — сказал пристав, — да проверить бы не мешало этого одноглазого. Чей, ты говорил, он сын-то?
— Кузнеца Сийлы. Беспокойного мужика, чтоб ему на том свете… гореть в геенне огненной. Ох, с ним у меня беды были большие…
Пристав задумался, прошелся по горнице.
— Знаю я Сийлу. Да только вроде нет у него сыновей.
Поп остолбенел:
— Как же так? А… этот?
— Вот тут проверочка и поможет, — озабоченно проговорил пристав. — Я сейчас за Сийлой стражника пошлю, пусть его сюда привезут.
Про то как пропал рыжебородый икак отбыл восвояси „ваше благородие”
Ворон весь день охал, кряхтел, бубнил себе под нос всякие таинственные слова — жалко было расставаться с деньгами.
А Кумоха, ссылаясь на пристава, назначил цену триста рублей:
— Возьмет и уедет, как уговорились.
— Триста рублей! — стонал Ворон.
Жалко — не давай.
— Дам, дам! Кусок мяса из себя, кажется, вырвать легче! — причитал колдун.
— Мне-то самому и копейки не надобно. Пропади они, все деньги, пропадом! — говорил Кумоха. — Только как меня опять к приставу позовут, чтоб деньги были.
Ворон ушел куда-то на полдня, вернулся уже под вечер. Озабоченный, взъерошенный, заметался он по избе.
Наткнулся на вопросительный взгляд Кумохе, остановился:
— Рыжий пропал. Нет его в селе.
Кумоха ничем не выдал своего волнения.
— Последний раз я его на поповском дворе видел… Наверное, он за девушкой поехал, за Улли? Через три дня чудо— торопиться нужно.
Ворон успокоился немного. Сел на лавку. Потом спросил:
— Почему нам ничего не сказал?
— Да мало ли почему… может, оказия подвернулась, кто-то ехал, захватил по дороге — вот он и не успел забежать, предупредить…
Но на душе у Кумохи было неспокойно: рыжий не должен был никуда отлучаться сам, без общего согласия. Так дело сорвать можно!
Ночью расширяли подкоп. Ворону приходилось делать работу рыжего — оттаскивать землю, сбрасывать ее в старую картофельную яму, присыпать землю снегом.
— Тут не овцу, а телку можно протащить! — любуясь на дело рук своих, говорил Кумоха, — Хороший из меня землекоп получился, а, хозяин?
Следующий день прошел в ожидании рыжего.
Кумоха отсыпался после бессонной ночи.
— Молодой здоровеет после еды, старый — после сна, — бубнил Ворон. — А у нас наоборот: я ем, а ты спишь…
Ждали рыжего до ночи — он не явился.
Наутро козлобородый церковный сторож, он же пономарь, он же звонарь, постучался к колдуну и, не заходя в избу — тьфу, тьфу, нечистая сила! — крикнул:
— Кумоха! Ваше благородие тебя кличут!
— Давай деньги! — сказал Кумоха Ворону. — Слышишь, пристав уезжает!
Ворон застонал, будто его ударили, достал приготовленные три сотенные бумажки.
— Пусть подавится ими! — проговорил колдун. — И чтобы сам он стал бараном, и дети его были баранами, и внуки!
— Так и станут, как же, жди!.. — выходя из избы, засмеялся Кумоха.
Козлобородый звонарь молча семенил рядом с широко шагавшим Кумохой.
Возле поповского дома никаких признаков сборов к отъезду пристава не было заметно.
Кумоха насторожился: что бы это все означало?
Стражник провел Кумоху, как тот был, в кожухе, прямо и горницу.
Навстречу Кумохе с лавки поднялся… кузнец Сийла!
Загородив могучей спиной своей весь простенок, он раскинул широкие руки, и сиплый бас его наполнил горницу:
— Кумоха! Сын!
Изумленный Кумоха сообразить ничего не успел, как кузнец облапил его, сжал до хруста в костях.
Только через несколько мгновений, как из тумана, выплыли перед взором Кумохи улыбающиеся лица попа и пристава.
— Вот и встретились, вот и встретились! — гудел поп.
— Не зря я тебе, парень, поверил, — сказал пристав. — Теперь верю, не обманешь. Я восвояси спокойно ехать могу, отец Василий. Не надобен я здесь…
К саням пристава пристегнули еще и маленькие санки: два мороженых сига были такими длинными, что без подсанок хвосты их волочились бы по дороге.
Бочонки и мешки громоздились на санях, как скалы. Пристава, вернее, медвежью шубу, внутри которой находился пристав, с трудом уместили среди трофеев.
— Без груза сани плохо едут, — подмигивал поповским работникам сидящий на вожжах стражник. — Мотает их, опять же подбрасывает…
— Благослови, отец! — послышался из шубы голос пристава.
Отец Василий пожелал счастливой дороги, осенил сани и стражников размашистым крестом.
Кони рванулись с места и скрылись за снежным облаком.
— Отец Василий, — подошел к попу Кумоха, — слово к тебе у меня есть… про чудо…
— Какое слово? Все же договорено? — забеспокоился поп. — Чего прежде молчал?
— Все, да не все, — многозначительно произнес Кумоха. — И, наклонившись к уху попа, прошептал: —У нечистой силы чуда не получится, а у бога получится!
— Ну? — искренне удивился поп.
— Ты, отец Василий, под конец самый крестом махнешь, скажешь: «Только бог единый может чудо творить! Обрати господи, овцу в девицу!» Мы ее и… обратим!
— Тсс!.. — Поп оглянулся: не подслушивал ли кто их разговора?
Нет, вроде никого поблизости не было.
— Идем ко мне, чадо, поговорим за столом, — Поп взял Кумоху за локоток. — И отца своего кликни: кузнец нам поможет, в случае чего, меня от людишек Ворона сбережет…
Про то, как чудеса в этот день творились одно за другим
Из поповского дома Кумоха вышел поздно вечером, неся на спине большой узел. Пройдя вдоль улицы, уже возле дома Ворона, Кумоха развязал узел — в нем была белая овца из поповской овчарни.
Тихо, чтобы колдун не слышал, Кумоха отворил дверь в хлев и завел туда овцу. Потом, стараясь шагать как можно тяжелее, чтобы слышно было, вошел в дом.
Ворон не спал.
— Отец у попа ночевать остался, — сказал Кумоха. — Так лучше. Про наши дела ему ничего не известно.
— Лучину запали, — приказал колдун.
Кумоха от угля разжег лучину. В избе стало светлее.
На полу, между печью и лавкой, спал в овчине рыжий.
Лицо его, измученное и усталое, во сне улыбалось.
— Пришел на закате и неизвестно откуда, — забубнил Ворон. — Говорит, у родичей был. И свалился как подкошенный.
— Какие родичи у него!.. — махнул рукой Кумоха. — Пьянствовал где-нибудь в селе. Жалко, что ли? Пусть, пока можно, поживет в свое удовольствие!
Тщедушный Ворон свешивался с печки, как птенец из гнезда. Цепкая, хитрая ладонь колдуна мелькала перед глазами Кумохи: Ворон снова и снова говорил о том, как должно произойти овечье чудо.
— Всех, кто мне помог, озолочу! — обещал он. — Игно мошенник умрет от зависти! А ко мне народ отовсюду пойдет! Все узнают силу Ворона-колдуна!
Его глаза горели. Он представлял себе свершение давней своей мечты: в непроходимых лесах поставить село, где будут жить только те, кто поклоняется ему, Ворону!
— А девица где? — вдруг переходя на обычный спокойный тон, спросил колдун Кумоху. — Завтра чудо, а девицы я и не видел.
— Говорил же тебе, хозяин, рядом она тут, в лесу, у верных людей. Что ей до поры до времени в селе появляться? Нынче на рассвете ее приведут. В окошко стукнут — я встречать выйду.
— Не проспи девицу-то, — задувая лучину, проговорил Ворон.
…Кумоха проснулся от того, что Ворон тряс его за плечо.
— Вставай, вставай, в окошко стучат…
Кумоха проверил, не слезла ли повязка с глаза, вскочил, накинул кожух.
Сам не выходи, хозяин, — строго промолвил он. — Люди те, лесные, не знают тебя, не знают, зачем нам девица понадобилась. Если тебя увидят, то потом разговоры могут пойти: скажут, водили ту самую девицу, которая чудесно из овцы обратилась, к Ворону. Понял?
— Не пойду, не пойду! — замахал руками колдун, хотя его распирало от любопытства. — Я потом на нее в щелочку… в щелочку взгляну… потихоньку…
— Ну там видно будет, — выходя из избы, сказал Кумоха.
Забрызганное звездами небо уже светлело на востоке. Капелька-звезда слезой скатилась куда-то за село.
Как и было договорено с отцом Василием, козлобородый пономарь-сторож-звонарь, стукнув в оконце, притаился за углом ближайшей избы.
Собака полаяла было на него, но, видимо, не захотела мерзнуть и спряталась в тепло.
Топая валенками и хлопая рукавицами по бокам, козлобородый ждал Кумоху.