Вскоре приехал микроавтобус с двумя ребятами весьма крепкого телосложения и двумя людьми в штатском, но тоже довольно крепкими. Причем если первые двое на фоне Петровича смотрелись как младшие братья, то двое в штатском выглядели откровенно жалко. Меня усадили в микроавтобус между двумя в камуфляже. Участковый с Петровичем пошли обратно в здание. Участковый передал мое заявление одному из тех, что в костюме. Тот прочитал. Вскинул на меня удивленные глаза, посмотрел обратно в заявление, потом опять на меня, но уже с сочувствием, как на душевнобольного. Он тоже куда-то звонил по телефону.
Наконец он тоже уселся, и мы поехали. По дороге мы куда-то заехали, и к нам подсел еще один человек. У входа в детский дом нас уже ожидали директриса и Димыч. Директриса смотрела на меня с усмешкой и предвкушением, Димыч с жалостью.
Двое в камуфляже стояли по бокам от меня. Конвой? Так вроде же ничего еще не сделал.
– И чем же я тебе, Женечка, помешала? – елейным голосом поинтересовалась директриса. – Что ты даже не постеснялся на меня в полиции наклеветать?
– Тем, что вы заставляете детей играть на стопроцентной чувствительности. Вон Сёмушка уже вирт-наркоманом стал.
– Сёмушка? Какой-такой Сёмушка? Нет у нас никого с таким именем, что ж ты обманываешь-то? Нехорошо! Ай-ай-ай! Господа, пойдемте, осмотрим его капсулу, – сделала она приглашающий жест в сторону двери.
Мы вошли в зал капсул и добрались до моей. Один в штатском подошел к багажному отсеку и, нацепив резиновые перчатки, начал вынимать оттуда мои вещи. Тот человек, за которым мы заезжали, подошел к системной панели. Он открыл кожух, находящийся там. Ковырялся там он недолго. Вынул что-то и предъявил мужчине в костюме, который явно был здесь главным. Тот читал мое заявление и проговорил ему что-то шепотом. Мужчина недобро скривился:
– Заставляют, говоришь? А этот чип здесь нарисовался сам собой? – внезапно он замолк, на что-то удивленно глядя.
Я проследил за его взглядом. Тот тип, что ковырялся в моих вещах, вытаскивал из моих вещей ножи, аккуратно держа их за краешек ножен.
– А это, надо думать, тебе подбросили? – проговорил он.
– Почему, это мои ножи. Вернее, один мой, другой деда, но его я тоже забрал.
– Людмила Пална, – он резко повернулся к директрисе. – Почему вы не следите за своими воспитанниками? Почему они у вас хранят ножи? Капсулы взламывают?
– Он хотел протащить двустволку в детдом, так я помешала. Она до сих пор у меня в кабинете. Мне просто не пришло в голову, что он мог еще и ножи пронести. А с капсулой – вообще не понимаю, я в этом не разбираюсь. Это лучше у техника нашего спросите, Дмитрия.
– Простите, можно чип посмотреть, – подал голос Димыч.
Ему передали то, что вынули из капсулы.
– Так я и думал, он не передает никакой информации на пульт и экранирует лишнее излучение – весьма талантливое исполнение. Можно было бы даже похвалить его за данное устройство, если бы их изготовление не было преступлением.
Следователь посмотрел на своего эксперта, тот кивком головы подтвердил слова Димыча. Хорошо они подготовились. А вот я – плохо, очень плохо. Мне оставалось только крикнуть:
– Я не взламывал капсулу!
– Молчать! – рявкнул следователь на меня, и уже обращаясь к двоим в камуфляже: – Ребят, браслеты на него нацепите – и в машину.
Меня скрутили, завели руки за спину, надели наручники и отволокли в машину. Следом за нами пришли двое, что осматривали мою капсулу. Через полчаса пришел и мужик, наоравший на меня, оказавшийся следователем. Это выяснил из обрывков разговоров сидящих рядом парней в камуфляже. Сидеть со скованными за спиной руками было, кстати, очень неудобно.
– Поехали.
Через двадцать минут меня выводили из машины у незнакомого здания. Ребята в камуфляже отвели меня в камеру, предварительно очистив мои карманы от лишнего мусора в виде денег и смартфона. Делали они это настолько привычно и обыденно, как будто это было их должностными обязанностями. У меня даже не было сил на них злиться. Тут пованивало немытым телом. Видимо, посетители здесь задерживаются надолго. Не хотелось бы такой участи… Блин, я же цветок у участкового забыл! Господи, о чем я думаю вообще? Какой цветок? Тут надо думать, как из всей этой кутерьмы выбраться, а я о цветке.
Зачем я вообще сунулся к полицейским, ведь хотел же в ФСБ пойти. А где гарантия, что получилось бы по-другому? И потом, кто мне мешал пробить информацию об этой чертовой директрисе и этом поганом детском доме. Ну куда я полез? Да и дед мне говорил, что к полиции надо обращаться в последнюю очередь. А какая была у меня очередь? Куда мне еще было идти? Сидеть бог знает сколько времени тише воды ниже травы, не понимая, что вокруг меня происходит? Не смог бы, не усидел. А теперь уж поздно рассуждать! Раньше думать надо было. Правильно мне дед говорил, во всем мире можно доверять только себе и своим родным, да и то последним с опаской. Эх, дедушка, опять я тебя не послушался. Правильно ты говорил, в одно ухо влетело, в другое вылетело. Воистину умные учатся на чужих ошибках, дураки – на своих. Что ж, если выйду… Стоп! Что значит «если»? Когда! Когда выйду, этот урок я запомню на всю жизнь. Да что дед, мне вон даже встречный парень говорил, что меня закроют. Предупреждал ведь, по сути, не суйся в полицию, ничего хорошего из этого не выйдет! А я, ушами радостно хлопая, побежал за приключениями. Тьфу! Аж противно стало…
За этими душевными терзаниями меня застал звук отпирающейся двери. В камеру ввели соседа. Уж лучше бы не вводили. Запах от него был просто кошмарный. Мне казалось, что только от одного запаха мои мозги сейчас через уши вытекут. Он, увидев меня, обрадовался.
– Здорово, парниша! Сигареткой не угостишь дедушку? – голос у него был грубый, дед такие голоса называл прокуренными. Определить его возраст представлялось задачей не из легких. Может, и действительно дедушка. Я помотал отрицательно головой. – Не куришь? Правильно! Курить, знаешь ли, – здоровью вредить! Да вот только вред здоровью не только курение наносит. Менты и тюрьма, знаешь ли, тоже не ведут к пышущему здоровьем телу… – Он сделал паузу, явно ожидая реакции, и, не дождавшись, спросил: – За что чалишься-то?
Я промолчал.
– Понимаю, думаешь, что я подсадной, выведать все твои секреты хочу. Так вот: ты прав, знаешь ли!
Я удивился, и, видимо, это отразилось на моем лице. Так как он засмеялся, показав свои желто-черные наполовину сгнившие зубы. Зрелище не из приятных. У моего деда до самой его смерти все зубы оставались на месте и без единой дырочки. Даже не представляю, как нужно себя не любить, чтобы так запустить свое тело.
– Молчишь, ну и ладно! Тогда слушай, что старый и умный дедушка тебе расскажет. Так вот, милок: тюрьма, знаешь ли, никого не красит! – он опять ощерился в улыбке, давая подтверждение своим словам. – Я вот имею уже восемь ходок за душой, знаешь ли, а что я видел хорошего в жизни? Да ничего! А оно тебе надо? Жизнь, она, знаешь ли, короткая, и не стоит ее тратить на походы к хозяину!
Выдав последнюю сентенцию, он на некоторое время замолчал, видимо давая мне время на обдумывание его слов.
– Как говорил классик: «Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». А годы в тюрьме, знаешь ли, бесцельные, бессмысленные и беспощадные. И я тебе, парень, совершенно не завидую, несмотря на всю твою молодость и здоровье, а также на новые условия содержания заключенных. Это в мое время все по казематам друг у друга на головах сидели, спали по очереди. Сейчас нашего брата раскидали по капсулам, и вперед – копать руду на благо Родине. Вот только ощущения-то стопроцентные. И выматываешься на все сто. Чтобы заработать лишнюю денежку к выходу из тюрьмы, кайлом приходится махать до посинения, а когда закончится срок – длительная программа лечения от зависимости к виртуалу. Вот в каких условиях, знаешь ли, живут нынешние зэки. Хочешь жить так же?
Его интонации потихоньку повышались, и последнюю фразу он чуть ли не кричал. После нее его поток красноречия иссяк. Мы помолчали. Так и не дождавшись от меня никакой реакции, он, прищурившись, продолжил:
– Не боишься зависимости от виртуала? Зря! Многие потом так и не могут от нее освободиться, и никакие, знаешь ли, терапии и лечения не помогают. Вот и ты таким же будешь. Наркошей! А это, знаешь ли, конченые люди. На все пойдут ради дозы. Мать родную продадут! Тебе что, хочется быть виртнариком? – Я удивился незнакомому слову, видимо, это сокращение от виртуального наркомана, мой собеседник тщательно всматривался в мое лицо и явно не пропустил этот момент. – Что, заинтересовало? Не хочется быть таким? Нет? Значит, не угадал… Вот забавно, ты не первый, с кем я по душам разговариваю в одну сторону, а потом все ломались. Система наркомании на уровне государства – это страшная сила, знаешь ли! И если есть возможность применять ее на благо системе «правосудия», – последнее слово он так выделил интонацией, что я сразу определил кавычки, – то они не постесняются. Ты ведь знаешь, что раскрываемость преступлений резко повысилась с введением этой системы наказаний? Ведь очень многие готовы взять на себя после одной ходки еще с десяток преступлений. Так что правосудие у нас теперь очень и очень гуманное. Только гуманность его выражается не в уменьшении срока, а в наказании одних и тех же людей. Зато количество преступлений в стране значительно упало. Никто, знаешь ли, не стремится в виртуальное рабство! А ты так прямо жаждешь!
Я молчал, он тоже ненадолго замолк. Прилетела из коридора большая муха. Таких мой дед называл бомбовозами. Она не постеснялась сесть на нос к моему просветителю. Тот отмахнулся, обозвав ее тварью жужжащей и гнидой летучей. Некоторое время пытался ее поймать, забыв о своей роли. Наконец, мухе надоела эта погоня, и она улетела через решетку на волю. Счастливица! Тишине не удалось после этого долго продлиться.
– Кстати, если рассчитываешь, что сможешь играть своим персонажем, то ты заблуждаешься! Всем новым заключенным создается новый персонаж-ЗК, с повышенной реалистичностью. А в системе не может быть несколько кукол на одного игрока, потому предыдущий перс удаляется. – Я не смог сдержать вздоха сожаления. – Ага! Жалко, стало быть, своего гномика? Или эльфика? Что, неужто за орка играл? Человек? Да ладно! Ты выбрал человека? – Как он определил? – Есть, правда, одна лазейка, если это вторая ходка, то можешь продолжить использовать предыдущего своего перса-ЗК, если, конечно, не удалил его, но тебе это не грозит, знаешь ли! У тебя же нет перса на реалистичности выше двадцати пяти, а отсюда вывод – не обломится тебе такое счастье!