Митька с Янкой, доехав по Казанской дороге до ближайшей почтовой станции, остановились на ночлег на постоялом дворе. Извозчика, посоветовавшись, отпустили домой, щедро заплатив за проезд и за молчание. Наваристые щи и гречневая каша оказались достойным вознаграждением за минувший день! Ах, если бы ещё не клопы! С ними провоевали всю ночь, а лишь только забрезжил рассвет, сразу наняли бойкого казака Мишку на крытой повозке – и в путь. Как только за ними закрылись ворота, портной с русалкой велели повернуть на Муром, в сторону родимого края.
Теперь с каждой верстой, овражком и перелеском всё ближе и ближе милый дом.
– Возлюбленный, – шептала в повозке Янка, стараясь, чтобы казак ничего не услышал. – Нынешней ночью я не сомкнула глаз: всё думала о нас с тобой. А когда взошла зорька алая, раз и навсегда решила забыть прежнюю жизнь, мою водную натуру.
– Умница, милая, но, помнится, ты и раньше мне это сулила.
– Ты не понял, с помощью перстня зибровского водяного я обернулась в настоящую женщину. Теперь мне нет обратного пути.
Нещадно скрипели колеса. Митька хранил молчание. Давняя, подспудная мечта наконец-то свершилась, парень обнял русалку и крепко прижал её к себе. Пальцы сами собой расстегнули галун из серебряных нитей, и он поцеловал невесту в бледную шею.
– Не молчи, – расплакалась Янка, не услышав ответа. – Ведь я смогу стать настоящей невестой и надеть белое платье!
– Да у меня просто нет слов! Ура! Ура! – закричал во всё горло портной, перепугав казака, который и так нет-нет да и оглядывался на странную пару. – Мишка, будешь у нас свидетелем?
Кучер повернулся и рассмеялся:
– С превеликим удовольствием! Думаете, я не догадался: жених умыкнул невесту! Эх, такой ладной пары в своей жизни не встречал!
Снимая перстень с пальца, Янка прошептала:
– Я дала клятву, и всё свершилось. Теперь я человек! На, забери его, когда возвратимся домой, то вернём моему бывшему жениху.
Митька натянул на мизинец подарок водяного и, смеясь, добавил:
– Как жаль, что я не могу вручить тебе сердце, а только свою руку…
– А я смогу, – серьёзно промолвила невеста, у парня аж мурашки побежали по спине.
– Я тоже! – крикнул Митька, и Янка напугалась звериного блеска в его серых глазах. – На вот, возьми…
– Успокойся, Митя, я же верю тебе, как самой себе, – умиротворённо добавила девушка.
Путь беглецов лежал на закат, по Муромской дороге. Вдоль древнего тракта шагали вековые сосны-исполины, напевающие седые былины об Илье Муромце. Пыля, повозка спешила вперёд, объезжая косогоры и буераки.
Вскоре деревни стали попадаться всё реже и реже, а густых лесов и волчьих дубрав становилось вокруг всё больше и больше. Засветло крестьяне загоняли скот во двор и закрывали надёжные ворота на крепкие засовы. По ночам здесь добрые люди не бродят, а всё больше лютые прохожие с дубинами и ножами.
Следующую ночь Митька и Янка провели на сеновале во дворе крестьянского дома. С утра запаслись хлебом и квасом и двинулись дальше в мордовские леса. Да, аж мурашки по коже, видать, не зря…
Не проехали и с гулькин нос, как в чащобе попался им на глаза казачий разъезд, выскочивший перед ними с гиканьем и свистом. Остановились вместе напоить лошадей в лесной речушке с чёрной водой. Тихо и душно, только звенят комар да овод, да лягушки как-то неспокойно квакают.
– Вы совсем одни-то, того, по лесу-то не передвигайтесь, дождитесь купеческого обоза, – предупредили казаки. – Здешние леса кишат лихими людьми ещё со времён легендарного Кудеяра. Разбойники только и поджидают, кого бы обобрать до последней нитки.
– Слышь, Мишка, тогда шибко не гони, – попросил Митька. – Нам теперь торопиться некуда, Тешилов от нас в Литву не сбежит. Надо найти попутчиков!
– Поедем шагом: лошади отдохнут, а там, глядишь, нас кто-нибудь нагонит, – отвечал казак.
Прошёл час, другой, а дорога словно вымерла. Тут ещё заяц пересёк путь, о-хо-хо, явно не к добру. Переживает Янка, шепчет:
– Милый, что-то у меня сердце не на месте.
– Не переживай, жуткое чудовище осталось в Нижнем.
– Митька, переложи-ка поближе ту сабельку-то Некрасову, да дай я и деньги перепрячу.
Едут лесным лабиринтом час за часом, верста за верстой. Глядят, дорога в горку, колёса вязнут. Тут посреди леса запел петух: кукареку! Встрепенулся Мишка – кругом глухомань, жилья не видно, достал на всякий случай кистень и вопит лошадям:
– Прибавьте, милые! Хоп-хоп, выручайте, родимые! Хоп-хоп!
Поднимая копытами песок, кони перешли в галоп, и повозка стрелой полетела на холм. Выхватив саблю, Митька огляделся: позади мелькнули две фигуры, а впереди замаячили четверо с дубинами и вилами.
– Янка, укройся в возке и не показывайся, береги себя!
– Митя, я боюсь…
Тут впереди кто-то хриплым мужицким голосом заорал:
– Стой! А то хуже будет!
Митька нащупал чудный перстень и повернул его… Разбойники с хохотом и свистом, размахивая дубинами и ножами, бросились к повозке. Атаман крутил во все стороны курчавой рыжей головой, посылая подельников окружать путников. Сзади, чей-то веселый голос крикнул:
– Ой, мамочки, дождались! Второй день не ели…
От таких слов Янка завизжала на весь лес, и словно в ответ тот же быстрый голос радостно завопил:
– Да с ними девка! Эх, повеселимся сегодня, отведём душу!
Янка из поклажи достала нож и дала себе зарок: с Митькой что случится – лучше умру, чем дамся в руки насильников.
Разбойники уже почти остановили возок, хотя Мишка отчаянно отмахивался кистенём и даже зацепил пару разбойников. Но тут от кибитки отделилась серая тень, и уже через мгновение из-под куста жимолости с жутким рычанием вылетел исполинский волк и бросился на грудь атамана. Сбив с ног человека, он прокусил ему запястье правой руки и прыгнул на удальца с весёлым голосом. Бедняга отшвырнул свой тесак и заголосил на всю округу:
– Ой, мамочки!
Кто-то пытался садануть дубиной по покатой волчьей спине, но зверь отскакивал и вновь устремлялся на обидчика. Недолго продолжалась потеха: разбойники бросили оружие и, оставив в покое возок, с покусанными руками, разбежались по лесу кто куда.
Увидев необычную расправу волка над людьми, казак перекрестился и, еле-еле сдерживая от галопа лошадей, направился дальше. Янка закричала из возка:
– Мишка, стой! Не видишь, Митька пропал!
Казак остановился и, привязав поводья к дереву, стал искать портного. К нему присоединилась Янка, но на поляне его не отыскали.
– Он удрал либо его увели разбойники, – предположил казак.
– Не верю ни единому слову, – грустно ответила невеста. – Будем ждать.
Солнце клонилось к закату, а Янка всё продолжала звать Митьку, но он не откликался. Казак опасался заночевать посередине леса, но сабля в руках девушки была красноречивее любых увещеваний. Она кликала Митьку до хрипоты. Зов стал стихать, когда голос совсем высох.
Но из леса Митька всё же явился. Он шёл, прихрамывая, на чуть согнутых в коленях ногах. Янка стремглав бросилась навстречу, словно опасаясь, что он сызнова сгинет и навсегда растворится в этих бескрайних лесах. Она подхватила любимого, и, дойдя до повозки, Митька беззвучно рухнул на пол. Перепуганная Янка только сиплым голосом спросила:
– Что стряслось? Ты здоров?
– Да вроде цел, – с трудом процедил сквозь зубы портной и, отдышавшись, промолвил: – Янка, а ты знаешь, как тяжело расставаться со зверем внутри себя?
– Знаю, милый… – грустно ответила Янка.
Портной, помолчав, словно набирался сил, опустив глаза, добавил:
– Хорошо, что ты меня призывала… Иначе не знаю, смог бы я скинуть волчий облик.
Янка обняла парня:
– Успокойся, всё прошло. Только, Митя, перстенёк-то мне отдай…
Портной вложил в девичью ладонь зелёную ледышку. Щёки Янки вспыхнули малиновой зарёй, она спрятала подальше подарок водяного и ладошкой прикрыла глаза Митьки, прижав его к себе:
– Поспи, милый, тебе всё приснилось…
Портной послушно забылся, съёжился и, засыпая, заскулил. Они тихо тронулись в сторону жилья. К ночи удалось нагнать обоз коломенских купцов. Телеги миновали тёмные дубравы и заехали в большое село на берегу лесной реки. Страх путешественников перед ночными опасностями отступил.
Буднично, по-домашнему наступило утро. Позавтракав молоком с хлебом, путники отправились дальше. С ними увязался до Мурома молодой приказчик с дружками. Две повозки сломя голову летели вперёд, перегоняя крестьянские телеги. Вскоре предстали перед глазами частые просеки и поля. Лес словно споткнулся об окский берег и теперь пятился назад, в непролазные дебри.
Вскоре вековые сосны нежданно-негаданно расступились перед путниками, и за заливными лугами блеснула красавица Ока. На левобережных холмах показался Муром. Благодать! Закончились тёмные лесные буераки. Из-за макушек деревьев выглянуло солнце – сразу стало тепло и душно. Медовый запах трав проникал во все поры, кружа голову и не давая надышаться вдоволь. Куда ни глянь, раскинулись сенные покосы, а следом пошли огороды и пасеки. Вот и перевоз через Оку… Вперёд!
У высокого берегового обрыва подымался шумный посад. Кругом горшки, ножи и скобы, бублики и калачи, ветчина и осетры, а сколько тканей-то! У Митьки от такого богатства глаза загорелись. Надо закупить товара впрок!
Было решено остановиться в городе на несколько дней и здесь сыграть свадьбу – лучшего места на Руси просто-напросто не найти. Влюблённые сняли дом с окнами на Оку. На следующий день Митька отрядил казака в родной Тешилов с письмами и деньгами к родным и друзьям. А сам закрылся от Янки в светлице и начал старательно раскраивать новое свадебное платье. Янка тоже не теряла времени даром: прикупила украшений и подарков для новой родни.
По приезде родни из Тешилова Митька с Янкой отпраздновали свадьбу – средства позволяли устроить трёхдневный праздник и не дрожать над каждой копейкой. Таких дивных нарядов, в какие разоделась счастливая красавица-невеста, отродясь муромские горожанки не лицезрели, и им оставалось всего-навсего цокать языками и шептать друг другу, что жених постарался и уважил невесту.