– Что делать будем, корвет‑капитан? – Лейтенант из «Unidad de Operaciones Especiales» Хорхе Диаз подполз к Прево.
– Думаю, лейтенант, вызвать нашего ангела‑хранителя в лице Лаперье. Расчеты ЗПУ уберут снайперы, с бронемашиной разберутся вертолетчики. «Кугуар» для этого хорошо вооружен.
Диаз кивнул головой и бесшумно отполз. Не прошло и двух минут, как Прево тронули за плечо. Обернувшись, он увидел бледное лицо Бернара Пике. Таким испуганным ветерана отряда HUBERT Роберт видел последний раз лет пять назад под Гератом, когда их зажали на пустынном плато сотни две талибов, и шансов спастись почти не было. На протянутой ладони Пике покоился пластмассовый прозрачный шарик. Несмотря на матовый окрас, было видно, что внутри шарика находится микросхема и несколько проводков.
У Прево похолодело в груди. Датчики движения. Дешевая китайская подделка, но весьма опасная. Радиус действия небольшой, всего полтора километра, но здесь больше и не надо. Либо в самом особняке, либо в доме по соседству пульт слежения. Понятно, почему охрана не спит. Нас ждут.
Как он мог так попасться??? Не иначе бдительность притупилась из‑за тяжелого ночного марша. На это крымчаки как раз и рассчитывали. Гарнитура связи ожила:
– Командир, на час дня, противник. Обходят сзади!
БТР в переулке вдруг выплюнул из выхлопной трубы облако вонючего, сизого дыма и, развернув башню, покатился по улице в их сторону. Одновременно с этим забегали расчеты ЗПУ. Ну все, началось… началось!
Хлопнула винтовка Мориона, и один из боевиков, суетящихся у ЗПУ, упал. Еще несколько хлопков, и возле одной ЗПУ стало пусто и тихо… Через секунду заревел пулеметом БТР, ему вторили выстрелы сзади у тропы. Прево припал к микрофону рации:
– Ангел, ангел! Код‑33, код‑33.
«Код‑33» означал сильное сопротивление противника и требовал огневой поддержки. Первым залпом НУР «Кугуар» очистил площадку перед особняком, буквально смел боевиков вместе с ЗПУ. Затем принялся за БТР. Дуэль продолжалась недолго. Установленные в подвесном контейнере две двадцатимиллиметровые пушки GIAT M621 превратили старенький БТР в головку швейцарского сыра. Весь в дырках!
У боевиков нашлись ПЗРК, но неопытность помешала их правильно применить… Один дурак залез на крышу и в картинно‑киношной позе попытался выпустить ракету. В итоге снайперская пуля вынесла ему мозг раньше, чем он это сделал.
Несколько секунд огненного ливня с небес резко переломили ситуацию в нашу пользу. Группа прикрытия, сдерживающая противника у тропы, наспех установила несколько мин, дабы притормозить наступающих на пятки крымчаков.
Прево гаркнул в микрофон:
– Прорываемся вперед, к объекту!
«Кугуар» сделал еще один заход, расстреливая боевиков, мечущихся по улицам. Особняк взяли с ходу. Закидали светошумовыми гранатами, затем прошлись по этажам. Заложников обнаружили на самом верхнем этаже. Один из них, француз Сагэн, был ранен шальной пулей и перхал розовой пеной, лежа на полу. Дело плохо, парню срочно требовался хирург, похоже было на то, что задето легкое.
– Ангел, ангел! Давай тросы! – заорал Прево, одновременно приказывая боевым группам обеспечить безопасность зоны эвакуации. Коммандос рассыпались по двору, фиксируя секторы обстрела.
«Кугуар» погиб глупо, обыденно, на глазах у всего отряда и спасенных пилотов. Делая вираж перед тем, как зависнуть над особняком, вертолет получил очередь из крупнокалиберного пулемета прямо в застекленную кабину. Ранее молчавший пулемет ударил из чердачного окна неожиданно и очень точно. «Кугуар» сначала взмыл вверх, потом его повело в сторону, и он стал падать. Земля была близко, и поэтому на все про все ушло меньше полминуты…
Вертолет рухнул на дом в паре кварталов от особняка с освобожденными заложниками, подняв в небо столб оранжевого пламени и клуб черного дыма, став немым свидетелем провала спасательной операции и карьеры полковника Лаперье.
– Отходим к объекту! – приказал Прево. – Особняк солидный, стены толстые. Можно, заняв круговую оборону, отстреливаться довольно долго.
Пока бойцы занимали круговую оборону, Бернар Пике приволок к командиру обнаруженного в подвале жирного кругломордого типа с выпученными глазами.
– Оооо, Бернар, какой ценный трофей! Господин Хайдар, собственной персоной!
Если этот Хайдар, ценный фрукт для исламистов, то с боевиками можно будет поторговаться. А там, посмотрим. По крайней мере шансы на то, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации, несколько возрастают.
– Командир, связь с центром не работает. Видимо, горы экранируют! – отозвался Диаз.
– Черт! Значит, сбитый вертолет был единственной ниточкой, связывающей нас с командованием. Этакий винтокрылый ретранслятор.
– Продолжайте вызывать центр!
В небе раздался надрывный свист, и аккуратная площадка перед особняком вздыбилась. По ушам ударил грохот, и внутрь дома, помимо осколков стекла, полетели куски камней и земли.
– Это минометы! Отойти от окон! – заорал Роберт, понимая, что его коммандос люди опытные и, что такое минометный обстрел, знают не понаслышке.
Обстрел длился минут пятнадцать. Затем последовала атака, перекрестная. Из ближайшего переулка и с гор. Затем опять обстрел.
Через час после начала боя из переулка выкатилось нечто, сделанное на скорую руку, но достаточно бронированное. Крымчаки в ближайшей автомастерской «довели до ума» трофейный армейский грузовик, забронировав кабину листами стали и отделав ими же борта. В кузове, прикрытая щитом, была установлена старая, недобрая, безоткатная Б11.
Прежде чем Прево успел осознать, что это значит, рукодельная самоходка выстрелила. Точно в угловое окно первого этажа. Снайперы пытались нащупать расчет самоходки, но те, не будь дураками, из‑за щита не показывались.
– По‑моему, нам – конец! Уйти не удастся никому!
В особняке уже занимался пожар, воинственные вопли крымчаков звучали все громче, как вдруг невесть откуда взявшийся огненный язык буквально слизнул самоходку. Даже через треск стрельбы Роберт услышал нечеловеческий визг сгораемых заживо людей. В какофонии боя стали отчетливо слышны новые звуки. Особо яростная стрельба шла теперь в самом городе, вокруг особняка и на прилегающих улицах. Прево очень хорошо различал этот хлесткий, словно удар кнута, звук. Так стреляли русские «АК» многочисленных модификаций. Прево обернулся к почерневшим от грязи и сажи коммандос.
– Поздравляю, господа! В город вступили русские. Судя по методу действий, наши коллеги.
– Это п…ц! – выразил общее мнение Бернар. – Как говорят славяне: «Из огня да в полымя».
День шестой. Соколув‑Подляски. Польша
Сон. Ничего так не ценишь на войне, как сон. Громов понял это после первых суток боев. Ведь комбат в современной войне – это ключевая должность. Именно на командира основной тактической единицы ложится основная нагрузка в боевых действиях. Вышестоящие штабы генерируют идеи, а выполняют их «рабочие лошади войны»: комбаты, ротные, взводные. Первые пять дней войны спать удавалось не более трех часов в сутки. Стимуляторы поддерживали Громова, но организм рано или поздно требует полноценного отдыха. Вечером подполковника накрыла волна усталости. После трехчасового марша в сумерках бригада без боя заняла городок со смешным названием Соколув‑Подляски. Городок был брошен населением, видимо, сбежавшим вслед за армией в Варшаву. Едва Громов выбрался из башни «Т‑80УК», уши словно заложило ватой, а глаза стали слипаться. Выслушивать доклады подчиненных было настоящей пыткой. В итоге начштаба Зимин не выдержал и, подойдя в упор, прошептал:
– Иди спать, командир, а то ведь здесь свалишься, на хрен!
Громов послушал совет начштаба, забрел в первый попавшийся дом, покинутый хозяевами, и завалился спать на большую двуспальную кровать. Уже сквозь сон он слышал, как на улице горланили сержанты, матерясь, расставляя караулы и меняя боекомплект в танках…
Проспав почти шесть часов, Громов почувствовал себя практически заново родившимся. Первым делом он обошел все танки батальона, оценив на глаз их техническое состояние. Будить замученного зампотеха капитана Вилкова ему не хотелось. Вилков был помешан на технике, и, пожалуй, во многом благодаря ему, потери материальной части были минимальны. Техническая поломка в батальоне в ходе марша воспринималась как ЧП с «последствиями» для провинившихся экипажей. Эти «зверства» Вилкова приносили свои плоды, поэтому в ходе настоящих боевых действий отказов и поломок не было. Техника работала как часы.
Громов закурил и, присев на скамейку рядом с крыльцом двухэтажного дома с вывеской «Fryzjer», с наслаждением затянулся. Ранний утренний перекур был, пожалуй, единственным временем подумать о семье, отправленной в глубокий тыл, и, слава богу, не имеющей возможности с ним связаться. Звонок любимой жены выбил бы его из колеи на целых полчаса минимум. Никакой дисциплиной теплые бытовые мысли из головы не выгонишь. А в условиях скоротечных боевых контактов ослабление внимания чревато смертельными последствиями, как для его подчиненных, так и для него самого. Громов внутренне усмехнулся своим мыслям.
«Рассуждаю, как автомат. Эффективно, неэффективно. Может, так и должен думать офицер в ходе войны, поэтому и в армии меня оставили, и в академию дали рекомендацию».
Здесь Громов был действительно прав. Поле того как бизнесмен Стрельченко стал министром национальной обороны, а потом и главой правительства, все кадровые вопросы в государстве решались с помощью обработки данных тестирования и экзаменов бесстрастными компьютерами. Работа кадровиков была сведена к минимуму, все решали психологи и машины. Каждые четыре года проводилась переаттестация на должность, начиная от экзаменов по тактике и заканчивая физической подготовкой. Кто сдает, тот растет по службе, кто не сдает, обречен на увольнение. Теперь армейская служба перестала быть синекурой, и влияние протекционизма свелось к минимуму. Чтобы удержаться на службе в армии и сделать карьеру, приходилось работать над собой «до седьмого пота» и «дрессировать» подчиненных. Именно здесь скрыты истоки успеха новой русской армии.