Пожалуйста… Я же не хирург. Ему нужна земная клиника, операция… да военно-полевая хирургия северян тоже пригодилась бы! Я читал статистику Учителя Тко-Эн, основателя военно-полевых госпиталей нового типа, с использованием антисептических средств: после операции по извлечению пули выживают до семидесяти процентов раненых. А Лянчин, чтоб ему…
Кору тискает руку Элсу, гладит, кусает губы:
– Ник, я всё для тебя сделаю, только помоги!
И я делаю всё, что могу. Стимулятор, иммунопротектор… больше у меня для Маленького Львёнка ничего нет. Врач нужен.
– В Лянчине есть приличные лекари? – спрашиваю я. – Нам нужен хирург. Пусть извлечёт пулю, с остальным я справлюсь и сам, обещаю.
Кору и Мидоху переглядываются – Мидоху срывается с места, пропадает в дымной темноте. И я вдруг понимаю, что стало гораздо тише.
Бой, как будто, закончен. Мы победили?
– Ник, ты цел? – кричит мне Анну. – Да? Хорошо, посмотри, можно ли помочь Винору!
Винору перелезает через штабель ящиков, чуть не падает, его подхватывают Зушру и Анну. Кровь течёт – пуля прошла навылет, вырвав кусок плоти из бедра; это для меня проще и для Винору легче.
Илья снабдил меня пластырем, пропитанным антисептическим и регенерирующим составом. Я останавливаю кровь, заклеиваю рану несколькими полосками пластыря. И соображаю, что нахожусь в центре импровизированного госпиталя.
Ко мне несут раненых, наших и чужих вперемешку. Ри-Ё и Кирри приносят мне воды из колодца, кипятят ее на костре в закрытом крышкой медном котелке – а потом подают препараты и инструменты, как полагается ассистентам. Я заклеиваю резаные раны, останавливаю кровотечения, колю стимулятор. Дворцовый волк с разбитой головой бормочет, пока я стираю кровь и копоть: «Ты что, не видишь – я истинному Льву служу, а не твоему Анну, язычник ты? Лучше бы сразу добили…» Ви-Э, вытирая мокрым платком горящее лицо, улыбается:
– Зачем нам убивать тебя? А вдруг ты одумаешься, миленький? Жаль убивать того, кто может начать думать, верно?
– Слабаки! – фыркает волк. – Жалко им… овцы вы… что ещё взять – подстилки!
Эткуру, изменившись в лице, замахивается мечом – и Ви-Э перехватывает его руку:
– Нет, Лев, нет! Он заставляет тебя сделать подлость – раненого добить! Ему легче умереть, считая себя правым, чем жить и думать, что он ошибался. Тяжело думать, солнышко…
Эткуру выдыхает, вкидывает меч в ножны и порывисто притягивает Ви-Э к себе.
– Убивать бы их… ты же слыхала этих сучьих брехунов! Они ж… твари, гады, не понимают ни пса, а тявкают… – выдаёт тихо и зло.
Ви-Э гладит его по щеке.
– Не надо, Лев. Ты сильный, ты с собой справишься – себя победить тяжело, других – легче… А неблагодарный – всегда слабее великодушного.
Волк, которому я заканчиваю заклеивать рану на голове, багровеет:
– Вы, что ли, великодушные?!
– Да – и с полумёртвыми не воюем! – бросает Анну, проходя.
Неожиданно подсовывается Юу, держа в охапке незнакомого мне юного волка – дворцового, судя по знакам. Голые ноги, кровь… У волка… у волчицы, наверное, надо сказать – очень странное и сложное выражение лица: боль, страх, надежда… Она цепляется за рукава Юу классическим жестом.
– Вот это номер! – вырывается у меня. – Развлекаетесь, Господин Л-Та? С пленными?
Юу мучительно смущён – и в этот момент очень напоминает собственного старшего брата.
– Я не развлекаюсь, – говорит он с досадой. – Это личный трофей, Ник. И вообще – лучше вспомни, чем лечил Сестрёнку, когда она переламывалась!
Волчица молчит, кусает губы, заглядывает Юу в глаза – не понимает кшинасского, ждёт собственной участи. Юу гладит её по голове.
– Ник тебе что-нибудь даст… для облегчения боли, – говорит он по-лянчински.
Я даю ей дышать стимулятором и колю обезболивающее. Юу хочет встать – и девочка, которая ещё только бутон девочки, зачаток в самом начале метаморфозы, хватает его за руку:
– Вернёшься?
Юу улыбается ей:
– Если мы с тобой останемся живы.
И я вижу у его бывшего врага тот самый взгляд, цементирующий будущую связь, парадоксальную близость боя, будто между Юу и лянчинцем произошёл совершенно правильный поединок: этакое выстраданное понимание чего-то, крайне принципиального и землянину мало понятного.
Раненые волки из Дворца смотрят на подругу Юу презрительно – Юу укрывает её плащом и переносит в сторону от них. Они вполголоса разговаривают за грудой мешков, еле слышны интонации, но не слова. Кору дёргает меня за рукав:
– Ник, Маленький Львёнок очнулся!
– Как ты, Элсу? – спрашиваю я, поворачиваясь.
Элсу смотрит на меня и пытается улыбнуться. Тихо хрипло говорит:
– Дышать тяжело. Умираю?
Кору сжимает кулаки. В её глазах горит мрачное пламя – готова в бой и мстить хоть сию минуту, но вдруг спохватывается, смаргивает ненависть и страсть. Остаётся страдающая женщина.
– Не смей, командир. Нам ещё надо победить… мне ещё ребёнка надо…
На расстеленном алом шёлке из какой-то разгромленной лавки лежат рядом Шуху и Чикру. Чикру я ничем не смог помочь, совсем – она умерла мучительно, но быстро; Ри-Ё и Кирри обломали свисавшие через забор ветки цветущего миндаля, чтобы по-кшинасски прикрыть цветами жуткую рану у неё в животе. Любимый командир Чикру убит наповал. Затылка у него нет, а пулевая дырочка во лбу кажется крохотной, совсем не смертельной – не безобразит спокойное лицо.
Мы многих потеряли. А Мидоху где-то пропал с концами – то ли не может найти врача в перепуганном затаившемся городе, то ли убит или в плен попал. А мне нужна помощь профессионала – я вправляю выбитые суставы, накладываю импровизированные шины на переломы, но не умею извлекать пули…
И тут подходит Марина. С ней высокий худой парень, кудрявая вороная грива по плечи, тонкое, умное, совсем девичье лицо, внимательный взгляд – полуодет, в одной рубахе, засунутой под ремень. На плече торбочка.
– Дорогой Ник, – говорит А-Рин, – я нашла вам хирурга. Ваш гонец пропал – и я решила его заменить.
– Я – Инту, – говорит хирург, и голос у него высоковат для бойца. Бесплотный. Очень по-лянчински: какой-нибудь полульвёнок, которому запрещены претензии, но слишком умный, чтобы делать его «игрушкой».
– Спасибо, – говорю я.
– Инту, тут Маленький Львёнок! – тут же говорит Кору.
– Хорошо, – говорит Инту. – Мне нужен свет.
Да, он – профи. Ему тащат факелы, но он мотает головой и велит зажечь зеркальные фонарики со свечами внутри с дверей ближайших лавок и размещает их наивыгоднейшим образом. Он разворачивает кожаный чехол для инструментов и протирает длинные тонкие пальцы шариком сулемы – местный способ дезинфекции. Осматривает Элсу, с тенью улыбки говорит:
– Всё равно, что вырвать зуб, не больнее, не опаснее. Держись за что-нибудь, Львёнок, – и извлекает пулю в фонтанчике крови в течение трёх минут максимум, а после обрабатывает рану, быстро и чётко. Элсу делает осторожный вдох. – Всё, дышишь. Теперь молись Творцу, Львёнок, – и поворачивается ко мне. – Кто ещё?
Элсу смотрит на него с тихой признательностью. Кору, просияв, хватает его за плечо, тянется, кажется, поцеловать в щёку – Инту спокойно, методично как-то, убирает её руку, отстраняется от губ.
– Не касайся без нужды.
Глаза лянчинцев потрясённо распахиваются, даже рты приоткрываются. Элсу шепчет:
– Брат, ты – синий страж?!
У меня тоже отвисает челюсть. Ну да, вот где я видел такие лица – недоделанная валькирия, какой-то особый обряд синих… ничего себе!
Инту кивает согласно.
– Не болтай, Львёнок. Лежи спокойно, – протирает инструменты кусочком чистой ткани и сулемовым шариком. – Творец над нами, мы все – его дети.
Мне приходит в голову дикая мысль: он – один из синих диверсантов, следивших за нами с крыши! Где-то бросил свою куртку с капюшоном, которая характерна в глазах местных жителей, как монашеская ряса! Он тут с какой-то странной, но определённой целью – и она нам вовсе не враждебна, эта цель.
А Инту, тем временем, осматривает девочку-шаоя, рабыню, видимо, освобождённую этой ночью – поймавшую пулю в плечо. Оперирует так же точно, быстро и аккуратно; я ему тихонько завидую. У этого парня, похоже, приличный опыт военной хирургии.
– Спасибо, брат, – говорит шаоя.
– Молись Творцу, как можешь, – отвечает он всё с той же неуловимой тенью улыбки. – Благодари его. Заблуждение Отец простит, ошибку простит – грех не простит. Кто ещё?
– Ты что делаешь среди предателей, синий?! – спрашивает дворцовый волк с обожжённым лицом и шеей. Ему очень больно и он в ярости, хоть и снижает голос.
Я хочу дать ему обезболивающего, но он шарахается от моей руки с шприц-тюбиком.
– Я следую Путём, – невозмутимо говорит Инту. – Ищу бесспорную истину, опровергаю ложные истины, выполняю приказ моего Наимудрейшего Наставника. Тебе нужна помощь?
Волк бросает свирепый взгляд.
– Не от таких, как вы!
Инту чуть пожимает плечами и переключается на юного нори-оки, который убирает окровавленную тряпку с раны, показывая больное место с детской доверчивостью. Лянчинцы не принимают пустынных кочевников-варваров всерьёз – но не Инту.
– И ты придёшь к истине, – говорит он, не слишком заботясь о том, чтобы пациент его понял. – Свобода – часть истины, тебе повезло.
Я замораживаю ожоги девочке-рабыне, одной из тех, кого хотели сжечь вместе с бараком для выставляемых на продажу – и наблюдаю за Инту. Впервые вижу так близко легендарного синего стража: монах – крайне любопытная личность. Я представлял синих иначе.
Анну, похоже, доложили. Он подходит, мрачно смотрит на Инту, сидящего на коленях, сверху вниз.
– Тебя послал Дракон?
– Меня послал Наимудрейший Бэру, – говорит Инту, поднимая глаза. – К рассвету я вернусь к нему, если на то будет воля Творца. На рассвете будет бой, Анну. Сюда перевезут пушки из Дворца, чтобы покончить с вами – думай, что делать. Творец глядит на тебя.
Анну протягивает руку, чтобы поднять Инту за одежду; монах отстраняется, встаёт.