нет никого, кроме нас… Я почувствовал бы себя последним мерзавцем, навязав свою дружбу Юноше, которому предстояла блестящая карьера, и обманув его сейчас, когда он одинок и может быть обесчещен.
Я глажу его по плечу – и он подчёркнуто смотрит на мою руку.
– Прости, – поправляюсь я. – Я хотел сказать – мне нравится то, что ты делаешь.
– Я оценил, – усмехается Ар-Нель. – Но словами я понимаю лучше.
Я киваю. Остаток ночи мы караулим по очереди, кажется, ожидая, что в эту занесенную снегом лачужку, слишком громко названную постоялым двором, вот-вот нагрянет королевская стража – но никто не приходит.
Мы уезжаем затемно; мои аристократы молчат. Я тоже молчу.
Мне здорово неспокойно.
Столица должна была поразить Ра, но он сам удивился собственному скептическому спокойствию.
Да, думал он, да, я – деревенский Юноша в очень большом городе. И что? Да, здесь за один день можно увидеть больше людей, чем дома за всю жизнь, да – они изысканы и роскошны, эти столичные жители. И что? Это всего лишь дело привычки к месту, где ты родился.
Вероятно, жители столицы неловко чувствовали бы себя в деревне.
Ар-Нель велел прикрыть полой плаща эфес меча с головой Сторожевого Пса Государя, и Ра послушался. Это нехитрое действие сразу превратило Официального Партнёра Почти Государя в провинциального Мальчика, ищущего в Столице приключений – и смотрели на Ра немногие и недолго.
Из-за смазливой физиономии, подумал Ра с отвращением. Не из-за того, что я беглец.
Существовать в опрокинутом мире без ориентиров было непосильно тяжело. Ра страшно устал от собственных мыслей; куда бы он не пытался их повернуть, они снова и снова соскальзывали на один и тот же круг: как же ты мог согласиться? Я понимаю, что взрослые предадут ради собственной выгоды любого из нас – но ты, ты как мог? Ты – трус? Ты жесток? Тебе нравится мысль обо мне, Смутьяне Л-Та, разделанном, как куропатка в кухне – поданном тебе на подносе? О Л-Та – рабыне? Ты наслаждаешься тем, что ты – Без Пяти Минут Государь, и никто не может тебе перечить?
Эти мысли лежали на душе таким тяжёлым грузом, что всё вокруг заволакивало красным туманом. Ра чувствовал себя рассеянным и разбитым. В столичном трактире подавали жареные пироги с ежевикой и засахаренными лепестками акации, но запах, до сих пор ассоциировавшийся с праздником, вызывал тошноту. Ра то клонило в сон, то выбрасывало в явь, от которой резало в груди.
Стоило закрыть глаза, как Ра видел Дворец, выжженный на внутренней стороне век. Не иллюзорный – настоящий. Не Вершина Горы, а Железный Дом.
Собственно, Ар-Нель сказал, что тот помпезный фасад, выходящий на Площадь Встреч и украшенный бронзовыми вензелями Дома Государева – это всего-навсего флигель, предназначенный для официальных приёмов, а сам Дворец – это три сияющих золотом шпиля-клинка, втыкающихся в небеса далеко за парковыми деревьями. Но если это так – тем более; кованое железо прикинулось Государевым Золотом, но частокола с черепами, насаженными на острия, отсюда, с Площади, вероятно, просто не видно.
Вечером сняли комнатушку в маленькой гостинице рядом с Площадью Встреч. По деревенским меркам, она стоила очень дорого, но Ар-Нель, улыбнувшись, кивнул хозяину и заплатил без возражений. Комнатушка оказалась крохотной, но чистенькой; Ра улыбнулся каллиграфической надписи на стене: «Ты у Подножия Горы – лови ветер!», – но тут же замутило снова.
Ник сказал, что ему нужно пройтись и на всё поглядеть – и ушёл. Ра понял, что Ник собирается «пройтись» ни много, ни мало, по дворцовому парку и «поглядеть» на караулы – от ужаса даже живот разболелся, но говорить об этом с Ар-Нелем было нельзя: тот снова напомнил о щелях в стенах, из которых торчат уши. Ра свернулся клубком на постели, пытаясь унять боль в душе. Ар-Нель предложил поиграть в поединок, но Ра был совершенно не в состоянии заставить себя подняться. Шарады тоже не пошли на ум. Письмо в рукаве казалось лоскутом собственной кожи; меч Ра обнимал, как последнюю, уже ускользающую надежду.
Ар-Нель сел рядом, как садился Старший Брат, когда Ра болел. Начал болтать о средневековых стихах, о символах в канонической живописи и о том, как режут на айвовых досках заготовки под будущие гравюры. Ра слушал вполуха, потом, кажется, задремал.
Ему снились ужасные путаные сны – то какие-то мрачные подземелья, в которых капала вода и ржавые цепи свисали со стен, то Железный Дом, освещенный синими блуждающими огнями, то тёмно-бурые люди с выпученными лягушачьими глазами на плоских, безносых и безротых шарах голов, преследующие Ра с факелами и сетью, как дикого зверя…
Он то и дело всплывал на поверхность сна – но лишь затем, чтобы убедиться, что Ар-Нель рядом и читает модную книжку, «Поместье в лесу», при свете единственной свечи, и выпить глоток воды. Потом колодец снов вдруг разверзся безвыходной тёмной бездной – и Ра провалился в темноту, кажется, даже обрадовавшись бодрствующей частью измученной души, что сны растворились во мраке и пропали. Неизвестно, сколько времени прошло в этом забытьи без видений – но из него вытащила рука Ника.
Ник всегда был страшно бесцеремонен.
Ра открыл глаза – и увидел, что Ник улыбается. За пергаментом окон стояла беспросветная тьма.
– Ну что, Ребёнок? – сказал Ник весело. – Пойдёшь смотреть на суженого-ряженого?
– Во что его рядили? – пробормотал Ра спросонья.
– В небесные шелка, – сказал Ар-Нель и еле слышно добавил. – Ник может отвести нас в дом вашего Официального Партнёра, друг мой, но идти надо сейчас же.
Ра вскочил. В комнате было холодно, его тут же начало слегка знобить, но голова вдруг прояснилась до кристальной прозрачности мыслей. Ра плеснул в лицо воды из умывальника, вода оказалась просто ледяной, озноб усилился, зато прошло тошное ощущение беспомощности и бессилия.
Можно было действовать – и Ра настроился на действия, к чему бы они не привели.
– Значит, так, – сказал Ник. – Что бы ни случилось – ни звука. Если будет очень темно – я вас за руки проведу, не вздумайте шарахаться. Но самое главное – не чихать, не кашлять и молчать.
Ра кивнул, чувствуя себя вором. Ар-Нель улыбнулся лёгкой безмятежной улыбкой – и его вид придал Ра сил. Ник удовлетворенно осклабился – и все трое вышли из комнаты.
Лошадей оставили. Проскользнули мимо сладко спящего портье, обнимающего пачку листков со счетами, как обнимают подушку. Ник бесшумно отпер дверь и снова запер её, когда заговорщики оказались на улице.
В Столице ночью оказалось гораздо светлее, чем в деревне, но так же безлюдно – глухой час. Над входом в гостиницу тусклые плошки освещали вывеску; Площадь Встреч окружало целое ожерелье фонарей, в которых довольно-таки ярко горело масло. Фасад Дворца, выходящий в город, прямо-таки сиял от фонариков у парадного въезда, и гвардейцы Государя в полушубках, отороченных полосами меха, замерли в нишах справа и слева от дверей с непреклонными лицами демонов, вырубленных из камня. Больше нигде не виднелось ни души.
Ник кивком головы указал направление – в густую тень домов, окружающих Площадь Встреч. Ра и Ар-Нель пошли за ним. С Площади Ник свернул на улицу, плавно огибавшую дворцовый парк; парк был заснежен и тёмен, как лес.
Ра догадался: парк слишком велик, чтобы выставлять посты повсюду. Догадка оказалась верной – вдалеке, где-то впереди, смутно горел одинокий розовый огонёк.
– Это будка часового, – сказал Ник тихо. – Тут они стоят больше для проформы; видимо, в парк по ночам толпа не ломится. Здесь можно перелезть через ограду. Я уже перелезал – и туда, и обратно.
Ар-Нель ухватился за ажурную решётку и вскарабкался по ней легко и бесшумно, как кошка, вмиг перемахнув в парк. Ра последовал за ним; Ник оказался рядом каким-то чудом, словно не перелезал через забор, а прошёл его насквозь, как призрак.
В парке оказалось гораздо темнее, чем на улице. Ноги Ра увязли в снегу по колено; некоторое время пришлось с трудом пробираться по сугробам – но вслед за Ником Ра и Ар-Нель вскоре выбрались на расчищенную аллею.
В коридоре, образованном двумя рядами высоких кустов хин-г, почти смыкавших свои колючие кроны над дорожкой, стояла непроглядная темень, которую резала пополам узкая полоска неба: бледные облака едва подсвечивала ущербная луна. Ра догадался, что Ник привёл их в модный лабиринт, по которому здорово бродить летом и играть в прятки – здесь никому не придёт в голову разыскивать по ночам злоумышленников. Ар-Нель чуть слышно фыркнул в потёмках:
– Ник, дай мне руку, я не вижу даже собственных пальцев… Силы небесные, тут темно, как в желудке демона!
Ра видел собственные пальцы, едва-едва, но видел – и ощутил мимолетное, но восхитительно приятное чувство превосходства. Его усталая апатия рассеялась совсем.
Сколько времени ушло на лабиринт, Ра не понял: по его разумению время остановилось на глухом часе. Он страшно долго пробирался во тьме, следуя больше за дыханием и еле слышным хрустом снега под ногами Ника и Ар-Неля, чем за их тенями – и очнулся, лишь увидев сквозь переплетение веток розовые и голубые фонарики, горящие над окнами и парадным входом жилого флигеля Дворца.
Там же должны быть гвардейцы, чуть не закричал Ра. У спальни Государя, в гостиной – повсюду! У него должна быть целая армия личной охраны! Он повернулся к Нику, тщетно пытаясь разглядеть в темноте его лицо – а Ник сказал:
– Не беспокойся, Ребёнок. Если всё рассчитано верно – они спят.
– Караулы проверяют перед рассветом, – шепнул Ар-Нель.
– У нас ещё достаточно времени, чтобы попасть во Дворец, – сказал Ник. – Внутри мы спрячемся до тех пор, пока Принц… в смысле, Государь – не проснётся.
– Разве так можно? – спросил Ра потрясённо.
– А как можно? – ответил Ник вопросом же.
Не знаю, подумал Ра. Уже ничего не знаю. Мы вламываемся, как воры. Это выглядит так низко… он решит…
Да какая разница, что он решит! Он решил, что чужие, какие-то его рабы, должны обрезать меня, как свинью, подумал Ра с неожиданным ожесточением. С чего бы мне думать о правилах благопристойности?