— Я вам не верю, доктор, — отважно заявила я, поняв вдруг каким-то чутьем, что он сказал правду. Но стоит мне в это поверить, и на самом деле случится беда.
Он пожал плечами.
— Дай Бог, чтоб я ошибался. Так или иначе, Викторию Викторовну нельзя оставлять одну. Вадим Александрович дома?
— С ним можно связаться по телефону.
— Прошу вас, уведомите его об этом.
— О чем?
— О том, что ситуация вышла из-под контроля.
— Но ведь можно что-то сделать. В конце концов ее можно положить в больницу, — растерянно бормотала я.
Доктор улыбнулся сочувствующе и даже с сожалением по поводу моей серости.
— В настоящий момент это может лишь ускорить конец.
— О чем вы говорите? — Я поняла, что кричу, и в испуге оглянулась на дверь спальни. — Конец? Это чушь! Моя сестра здорова. Все пройдет… Обязательно пройдет, — завершила я вовсе не так уверенно, как начала.
— Дай-то Бог. Так или иначе, но я обязан позвонить Вадиму Александровичу.
Он набрал номер, которым, судя по всему, пользовался часто, а потому знал на память. Я отправилась в ванную — мне сделалось нехорошо.
Пока я блевала, согнувшись над раковиной в похожей на выставочный зал импортной сантехники ванной комнате, доктор ушел, оставив после себя запах каких-то экзотических сигарет и сладковатой туалетной воды. Я на цыпочках приблизилась к спальне и приоткрыла дверь. Вика лежала на спине, сложив на груди руки. Кто-то, очевидно, доктор, прикрыл ее до пояса краем покрывала.
Напрасно я уговаривала себя, что особых оснований для паники нет, что все доктора на свете шарлатаны и их диагнозы напоминают открытую наугад страницу из «Медицинской энциклопедии». Я заглотнула валокордин и прошлась раза три взад-вперед по просторной, роскошной по самым высоким стандартам современной столичной жизни квартире, подвергшейся два года тому назад разорению евроремонтом. Я, можно сказать, выросла в ней — большой коммуналке в тихом переулке возле Старого Арбата. Когда-то здесь было столько уютных закоулочков и чуланчиков. Они исчезли бесследно, уступив место утилитарному комфорту и безликой стильности.
Когда я снова заглянула в спальню, Вика лежала все в той же позе. Правда, мне показалось, будто ее комнатные туфли стоят не так, как до этого. Увы, это был всего лишь обман зрения.
— Приезжайте, — сказала я, едва Войтецкий снял трубку. — Доктор считает положение очень серьезным.
— Она прочитала мое письмо?
— Порвала его вместе с конвертом. На четыре части.
На другом конце провода послышался горький вздох.
— У меня предчувствие, что она не захочет меня видеть.
— Скорее всего. Но…
Я вдруг покрылась холодным потом, словно за моей спиной прошелестели складки балахона этой безносой нахалки.
— В чем дело? Лора, скажите, что случилось?
— Думаю, пока всего лишь сдали мои нервы. Так вы приедете?
— Это поставит ее в двусмысленное положение.
— Я могу сказать, что вы мой приятель.
— Спасибо. — Войтецкий грустно усмехнулся. — Был бы очень польщен, если б не был расстроен. Простите, у меня дела. Звоните немедленно, если что.
«Черт бы тебя побрал! — подумала я, услышав в трубке короткие гудки. — Похоже, и ты принадлежишь к той породе крыс, которые бегут с тонущего корабля». Я была разочарована. Войтецкий оказался не таким уж и стопроцентным самцом, по крайней мере в моем понимании. Впрочем, я вообще предъявляю к мужчинам непомерно высокие требования.
Я услышала, как щелкнул замок в прихожей. Вадим едва держался на ногах и был белее своей сорочки.
— Витька… С ней все в порядке? — пролепетал он и в страхе перед моим ответом закрыл глаза. — Я… я не знаю, что буду делать, если она… она…
Он вдруг уселся на пол и заплакал.
Я услыхала стон и стремглав бросилась в спальню.
— Это ты, Лорик? — прошептала Вика.
— Да, да. Ну как ты?
— Он здесь?
— Кто?
— Вадик. Мне нужно поговорить с ним. Очень срочно.
Она терла рукой грудь. Ей словно не хватало воздуха.
Вадька опустился на колени перед кроватью, потом сел на пятки и положил голову на покрывало. Он произнес несколько раз «прости». Мне кажется, Вика его не слышала.
— Вадик, умоляю тебя, не позволяй им измываться над моим телом. Лора, — она испуганно и удивленно смотрела на меня своими прекрасными синими глазами, — подойди ко мне.
Я машинально сделала несколько шагов. Мне показалось на мгновение, что я участвую в каком-то странном спектакле. Всего на мгновение.
— Вот тебе уже и полегчало, Витька. Этот доктор настоящий шарлатан. Тебе скоро станет…
— Я умираю, Лора.
Она сказала это просто и как бы даже с облегчением.
— Не говори глупости.
Она медленно покачала головой.
— Лора, он в полной отключке, а у тебя ясная голова. Так вот, запомни: никаких вскрытий. Обещаешь?
— Да, — сказала я, чувствуя, как погружаюсь в беспросветный транс. — Никаких вскрытий.
— Умница. — Она слабо улыбнулась и прошептала: — Я тебя люблю. Прости.
Она закрыла глаза. Глубоко вздохнула.
Остальное я знаю с чужих слов.
Вадик рвал на себе волосы и долго не позволял увезти ее тело в морг. Он был невменяем. Ее мать, моя тетя Лена, только что вышла в очередной раз замуж и проводила медовую неделю в Турции в Белеке. Я лично вела переговоры с управляющим отеля, который отыскал ее на прогулке в открытом море. На мои плечи возложили также обязанность оповестить о скоропостижной кончине Вики родственников и знакомых. Войтецкий так и не появился. На какое-то время я забыла о его существовании.
Похороны были сказочно богатые. Их организовала чья-то очень щедрая рука. Только не Вадькина — он пребывал в полнейшей прострации. Что касается меня, то во всяких оргвопросах я круглый балбес.
Помню, как Вадька упал на гроб, не позволяя опустить его в могилу. Я рыдала дни напролет и выпрашивала у доктора, который всегда был рядом, успокоительные таблетки и капли. Казалось, запас медикаментов у него неиссякаем.
Войтецкий позвонил мне через восемнадцать дней. Я валялась в постели, пытаясь сосредоточить свое внимание на каком-то кино. У него был тусклый голос, но я узнала его с ходу.
— Наверное, ты меня проклинаешь.
— Много чести. Кстати, мы не пили на брудершафт.
— Прости. — Он и не подумал возвращаться к «вы». — Я не могу забыть ее. Это как наваждение. Вы так похожи.
— Ошибаетесь. Хотя, признаюсь, я поддалась на какое-то время вашим чарам. Правда, не настолько, чтоб сыграть в ящик.
— Я был на кладбище. С трудом удержался, чтоб не подойти к ней. У вас такая большая и дружная семья.
— Была. До вашего вторжения.
— Я не виноват. Это судьба. Она не рассказывала, как мы познакомились?
— Послушайте, уже далеко не детское время Я хочу спать.
— Неправда. Ты хочешь, чтоб я к тебе приехал. Я тоже этого хочу.
— Я не открою дверь.
— Я буду сидеть под ней и рассказывать о том, как мы познакомились, как любили друг друга, как я по ней тоскую. У тебя есть ее фотографии?
— Да. Очень много. Витька обожала сниматься.
— Витька… Знаешь, я никогда не смогу думать о ней в прошедшем времени. Я… — У него сорвался голос, и он прочистил горло. — Прости. Я… Но это уже никому не интересно. Лора, я приеду к тебе. В последний раз. О’кей?
— О’кей. — Мне было вовсе не жаль Войтецкого — мне было жаль себя накануне очередной бессонной ночи, полной безрадостных мыслей. Смерть Вики повергла меня в жуткую депрессию. Я даже не подозревала, что могу очутиться в подобной яме.
Я облачилась в драные джинсы и майку. Машинально побрызгала за ушами и на шею одним из последних творений божественного Келвина Кляйна — туалетной водой «Унисекс», примиряющей в своем названии два непримиримых пола. Поставила на плиту чайник.
Он появился, весь в мелких бисеринках дождя. Он осунулся и постарел за те дни, что я его не видела. Я сознавала, что этот человек был причиной смерти моей кузины, но не могла испытывать к нему ненависти. Я даже улыбнулась, когда Войтецкий поцеловал мне руку.
Мы разложили Викины фотографии на ковре под торшером. Оказалось, мы с ней на самом деле были похожи. Это меня удивило и взволновало.
— Вот и все. — Войтецкий сел в кресло и закурил. — Если бы я знал, что все закончится таким образом, я бы не подошел к ней в магазине. Хотя эти последние полгода были так ярки и насыщены впечатлениями, что мне грех о чем бы то ни было жалеть.
— Полгода? Вы так давно знакомы?
— Да. Но мы скрывали это ото всех. К тому же мы пытались сопротивляться нашей любви. Ведь я совсем недавно женился, и моя жена ждала ребенка, которого мы оба так хотели. Он родился мертвым.
— Дела… А я считала вас плейбоем.
— Я был им. — Он вздохнул и провел рукой по красиво тронутым сединой волосам. — Она выбирала туалетную воду для приятельницы. Она уронила кошелек и даже не заметила этого. Я поднял его. Банально, верно? Все остальное тоже может показаться банальным со стороны. Но только со стороны. Я уверен, мы открыли новую страницу в отношениях между мужчиной и женщиной.
— Вы вернетесь к жене. — Я презрительно скривила губы. — Хотя, вероятно, вы и не уходили от нее. Мужчины любят путешествовать из постели в постель.
— Я не живу с ней уже полгода. Мы разошлись по обоюдному согласию.
— Вы хотите сказать, у вас не было параллельной женщины, хотя, насколько мне известно, вы с Викой долго довольствовались исключительно духовной любовью.
— Это не так. Я не сразу сумел отказаться от старых привычек. Но мне пришлась по вкусу роль однолюба.
Я смотрела на Войтецкого и все больше проникалась к нему симпатией. И даже состраданием. Он был таким, каким был. Если он и желал понравиться мне, он пользовался нетрадиционными приемами. Против них у меня не было иммунитета. Я вдруг почувствовала, что вся расплываюсь, как кусок масла на раскаленной сковородке. Я уже представила, как сижу у него на коленях и… Я закрыла глаза и сжала пальцами виски. Я слышала, что он встал с кресла и шагнул в мою сторону. Я сжалась в комок и отдалась судьбе и собственному капризу.