— Я вас помирю, — сказала на следующий день мама. — Поручи это мне.
— Предложение исходит от Дениса?
Она замялась.
— Н-нет. Я сама вижу, что вы оба страдаете.
— Я буду страдать еще больше, если мы станем врагами, мама.
— О, до этого еще очень далеко. К тому же в наше время большинство людей расстаются полюбовно.
— Только не я, мама. Оставь все как есть.
— Что мне сказать Денису?
— Я написала все в записке.
— Ничего не хочешь добавить?
— Отстань! — Я вышла из себя. — Оставьте наконец меня в покое! Все!
Денис позвонил через неделю и пригласил на свой концерт. У него был невозмутимо дружелюбный голос. Словно мы расстались каких-то полчаса назад, крепко пожав друг другу руки.
Я пошла. Я не смогла не пойти. Я чувствовала себя неуютно среди его сокурсников, он это понимал, но не делал попытки хоть как-то помочь мне. Наоборот: казалось, его забавляла и даже радовала эта ситуация.
Когда мы все толклись после концерта в артистической, один «голубоватый» тип сказал нарочито громким и развязным тоном:
— Я представлял ее другой. А тут две ноги, две руки и смазливая мордашка. Всего-то! Неужели это из-за нее ты сказал мне свое «нет»?
Это был стопроцентный выпендреж — «голубые» обожают быть в центре внимания. Компания, в том числе и Денис, смеялась до слез. Я стояла в стороне и ждала, когда стихнет веселье. Я не умею притворяться, потому что не вижу в этом никакого смысла. Все эмоции написаны на моем лбу.
Мне хотелось плакать. Я вспомнила, как было все в первый раз в этой же самой артистической. Время казалось мне средневековым палачом. Нет ничего невыносимей пытки ожидания.
— Я рад, что ты пришла. — Денис стоял возле меня и, как мне показалось, злорадно улыбался. — Я знал, что ты обязательно придешь. — Он подмигнул кому-то сзади меня. — Сейчас отвезу тебя домой.
— Я доберусь сама.
— Нет. — Он взял меня под локоть и повел к выходу. — Я за тебя отвечаю. Перед своей совестью. — Он обернулся и снова кому-то подмигнул. — Ты была сегодня такая серьезная и строгая, и я подумал: неужели я когда-то занимался с этой девушкой любовью? Неужели она отдавалась мне? Неужели…
Я вырвала свой локоть из его цепких пальцев и побежала сломя голову вниз по лестнице. Он не побежал за мной следом. Он стоял на верхней ступени лестницы и улыбался Его улыбку я чувствовала спиной.
Дома я бросилась на кухню, открыла аптечку и одну за другой заглотнула штук двенадцать горошин тазепама. Никаких планов мести у меня не было — просто я не знала, как пережить эту ночь. Увы, я вдруг снова поверила в то, во что нельзя было верить. Всему виной была музыка Листа. Но меня быстро спустили на землю. После проведенных на небе полутора часов мне нечего было делать на земле.
Я налила в ванну горячей воды. Я сидела, тупо уставившись в стену, и ждала, когда же наконец наступит забвение.
Не знаю, сколько прошло времени, но жизнь уже не казалась мне такой беспросветной и невыносимой. Я даже хотела улыбнуться своему отражению в запотевшем зеркале, но губы не слушались. И тут я услыхала пронзительный звонок в дверь. Он нарушил мою зыбкую душевную гармонию, как нарушает спокойствие стоячей воды брошенный в нее камень. Я хотела встать, но не могла шевельнуть и пальцем. Кто-то — я знала каким-то чутьем, что это был Денис, — молотил в дверь ногами, потом попытался вышибить ее. К тому времени, как он это сделал, я заснула, положив голову на край ванны и окруженная айсбергами душистой пены. Мне снились безбрежные аквамариновые просторы. Я летела над ними, беззвучно махая большими белыми крыльями. Мне было жарко, я пыталась спуститься и нырнуть в прохладную умиротворяющую толщу безмятежно спокойной воды, но стоило моим ногам коснуться ее поверхности, как порыв ветра поднимал меня ввысь, к беспощадно палящему солнцу.
— Ты сошла с ума! — орал над моим ухом знакомый голос. — Отвечай: что ты выпила?
Денис хлестал меня по щекам, но мне было совсем не больно. Все-таки мне удалось разлепить веки, и я увидела его залитое слезами лицо. Его глаза были беспощадно злыми.
Я попыталась улыбнуться. Прошептала одними губами: люблю тебя. Конечно же, он не расслышал.
— Никогда тебе этого не прощу! Никогда! Ты испортила мне такой замечательный вечер!
Пока надо мной измывалась команда «скорой», Денис стоял у меня в ногах в знаменитой позе Наполеона и все больше и больше хмурился.
— Я отвезу тебя к матери, — сказал он, когда «скорая» наконец уехала и я сидела, облокотившись о подушки в своей растерзанной постели. — У меня нет времени возиться с тобой. Надо же было додуматься до такого! Мне словно подсказал кто-то: с тобой беда. Я ехал на красный свет.
— Люблю тебя, — прошептала я и протянула Денису обе руки. — Иди сюда.
— Нет! — Он испуганно отшатнулся. — Тебе нельзя.
— Кто тебе сказал эту глупость? Я хочу тебя…
Он ласкал меня одержимо, грубо. В ту ночь я поняла, что Денис и есть тот самый мужчина, которому я бы хотела принадлежать без остатка. И второго такого у меня не будет. Но он, похоже, был из той породы охотников, которые проявляют интерес к дичи лишь в том случае, когда она от них убегает. Я знала, что у меня не хватит сил играть с Денисом в эту бесконечную игру. Несмотря на тазепам и страстные ласки Дениса, мой разум работал на редкость четко. В конце концов я поклялась себе выбраться из этого лабиринта.
Я имею правило выполнять свои клятвы.
— Я выхожу замуж, — сообщила я через неделю маме, от которой, разумеется, скрыла свою глупую выходку с тазепамом.
— Поздравляю, родная. Я знала, что все кончится именно этим. Я так рада за вас обоих.
— Странно. Мне казалось, ты незнакома с Янезом.
— Это еще кто такой? — изумилась мама.
— Мой жених. Он словенец. Мы знаем друг друга уже почти два года.
— Ничего не понимаю. А как же Денис?
— Полагаю, он недолго останется в холостяках. Вокруг Дениса невесты хороводы водят, — не без сарказма сказала я.
— Постой… А кто он такой, этот твой Янез? Почему ты раньше не рассказывала мне о нем?
— Учится на филфаке. Собирается преподавать русскую литературу в университете города Любляна. Сын очень культурных и состоятельных родителей, — молола я.
— И когда вы собираетесь расписаться?
Мама говорила таким тоном, словно спрашивала, когда мне собираются отрубить голову.
— Завтра. Мы подали заявление еще в сентябре, но в связи с тем, что Янез иностранец, возникла масса сложностей и…
— А как же Денис? — перебила мое вдохновенное лганье мама. — Он знает об этом?
— Нет. Он на гастролях в Новосибирске. Приедет — узнает.
— Он будет страдать, Мурзик.
Мама тяжело вздохнула. Словно ей предстояло страдать вместе с Денисом.
— Он все поймет. Он современный парень.
— Ты хочешь сказать, это брак по расчету? — осторожно поинтересовалась мама.
— По разуму, если выражаться точнее. Но Янез меня очень любит.
— Понятно. — У мамы был упавший голос. — Может, ты все-таки найдешь время познакомить нас со своим будущим мужем?
— Нет проблем, — оживилась я, предвкушая забавный спектакль. — Завтра можно?
— Только не раньше семи. Я должна успеть в парикмахерскую. Да и стол собрать нынче не так уж и просто.
— Не надо пыжиться, мамочка. Янез вырос в деревне и обожает самую простую еду. Сделай винегрет.
— Ты с ума сошла.
— Я так давно не ела твой винегрет, мамочка.
— Ладно. Но только ты предупреди своего Янеза — это ради экзотики. Кстати, у нас есть бутылка бургундского — подарил тот француз, с которым я ездила в Ригу. А еще коробка финских конфет.
— Ура, мамочка! До завтра.
Я разъединилась и с места в карьер набрала номер своего сокурсника Сени Штаркмана, описала в трех словах ситуацию. Он с ходу согласился. Хотя потребовал объяснения.
— Я делаю это хохмы ради, — сказала я. — Ты же сам твердишь, что мечтаешь отдать мне должок за перевод той занудной статьи про эмбрионы и искусственное оплодотворение. Вот и расплачивайся.
— А почему бы нам не пожениться по-настоящему? — вдруг предложил Сеня.
— Я сказала, что ты словенец. Усек?
— Ну и что? Уедем на лето к бабушке в Одессу, а сами скажем, что посетили Братиславу.
— Возьми атлас Восточной Европы и запасись шпаргалками.
— А ты пустишь меня к себе в постельку? Должен же я знать, какой мне предлагают товар. Послушай, я каждый вечер мою уши и стригу в ноздрях волосы, чтоб не храпеть.
— У меня односпальная кровать.
— А как же тот, для кого этот небольшой водевильчик? Ты что, стелила ему на половике в прихожей?
В чем, в чем, а в сообразительности Сеньке не откажешь.
— Мы спали по очереди. Сейчас это очень модно.
— Тогда хотя бы устрой в мою честь званый обед. Обожаю фаршированного судака, сациви из рябчиков и «Бужоле» урожая одна тысяча девятьсот лохматого года.
— Надень костюм и галстук. И побрызгай под мышками дезодорантом. До завтра.
Я швырнула трубку и схватилась за пачку с сигаретами. Я почему-то вспомнила о том, что в роддоме, как неоднократно хвалилась мама, была самым крепким и голосистым младенцем. «Доктор сказал, что не встречал такого ребенка за всю свою многолетнюю практику, — с какой-то особенной гордостью рассказывала мама друзьям и знакомым. — Ей еще и недели не было, а она уже вертела во все стороны головой и ноги задирала как в канкане. А все потому, что, по словам доктора, в Лоре заложена огромная жажда жить, помноженная на данную природой кипучую энергию».
Мне на самом деле вдруг ужасно захотелось выжить. Сама не знаю, почему.
Премьера спектакля прошла на «ура». Пользуясь правами жениха, Сенька умудрился несколько раз меня поцеловать. У него оказался роскошный «словенский» акцент, густая светло-русая шевелюра — этот хохмач даже волосы ради такого случая осветлил, что, кстати, ему очень шло. Мама просто глаз не могла отвести от его волос. К тому же он обладал красноречием политического деятеля эпохи ранней перестройки, и Игорь был в полном отпаде — Сенька соглашался со всеми его доводами и то и дело почти искренне изумлялся «интеллектуальному менталитету» (именно так он и выражался) брата-славянина.