– А вы откуда об этом знаете? – спросил я, стараясь сдержать легкую дрожь в голосе.
– Она мне рассказала.
– Кто?
– Хенри Этта.
– Хенриэтта Джеймз?
– Да.
Невозможно было удивить меня сильнее, даже если б он отлепил от себя свое лицо и из-под него бы явилась ее физиономия.
– Простите, – сказал я. – Вам придется объяснить. Вы… Откуда же вы знаете Хенриэтту? Она ж никак не может быть вашей подругой.
– О нет, – ответил он. – Мы с нею не друзья как таковые. Мне б ни за что не хватило наглости так считать. Но в начале этого года я ездил в Нью-Йорк, пока собирал материалы для диплома. Решил, что важно получить представление о том, как “Разсказъ” встраивается в вашу жизнь. Вы же там пробыли долгое время, в конце концов.
– Ладно, – с сомнением произнес я. – Но как же вышло-то вообще, что ваши дорожки пересеклись?
– Я связался с некоторыми писателями, которые начали свои карьеры с того, что их напечатал ваш журнал. Оказалось нетрудно: все они присутствуют в социальных сетях. Большинство мне не ответило, а она – да. Вообще-то она была очень щедра со своим временем. Пригласила меня выпить коктейль в “Русскую чайную”, что было довольно-таки волнующе. Она меня даже представила своему редактору.
– Подумать только, – произнес я, удивленно вздев бровь. – Как мило с ее стороны.
– Она очень меня поддержала.
– И, полагаю, обо мне говорила только скверные вещи?
– Вовсе нет. Она рассыпа́лась в похвалах. Правда, сказала, что у вас вышла небольшая размолвка насчет того рассказа, который позже опубликовал “Атлантик”…
– Она его к тому времени совершенно переписала, – возмутился я. – Это даже отдаленно не был тот же рассказ, который она предлагала мне.
– Она не говорила ничего дурного, Морис, – стоял на своем он. – Успокойтесь уже.
– Прошу вас, не… – Я вновь выдохнул через нос, стараясь держать себя в руках. – Не надо, пожалуйста, приказывать мне успокоиться, а?
– Ладно. Но честное слово, она не позволила себе никакой грубости в ваш адрес.
– Ну, допустим, – смирился я, все равно ощущая недовольство.
– Извините, что расстроил вас.
– Ох, да будет вам, – сказал я, отмахиваясь от его заботы. – Мнение Хенриэтты меня интересует примерно так же, как мнение королевы.
– Хотите еще выпить? Похоже, вам не повредит.
– Но вы же свою порцию едва начали, – ответил я, видя, что его стакан еще полон на три четверти, а мой уже почти совсем опустел. – Это я пью быстро или вы пьете медленно?
– А есть разница? В общем, могу вам принести, если желаете.
– Да, пожалуйста, – сказал я, и он проделал путь к стойке бара. Трудно было не ощущать себя немного в осаде, но когда я перебрал в уме все, что он до сих пор сказал, мне показалось, что причин так себя чувствовать у меня нет.
– Она в прошлом году вышла замуж, – сообщил он, вернувшись и ставя свежую пинту передо мной на стол, а я сделал из нее долгий глоток. Себе он принес стакан воды, и мне это досадило. Мне разонравилось пить в одиночестве.
– Кто? – спросил я.
– Хенриэтта.
– О, – ответил я, не слишком этим заинтересовавшись. – Вот и умничка.
– Мне кажется, вы знаете ее мужа.
– Еще один писатель, так? – спросил я, закатывая глаза. – Что это с ньюйоркцами и их…
– Нет, он вообще-то редактор, – ответил Тео. – Джеррод Суонсон.
Я подумал об этом, но имя ничего для меня не значило.
– Вряд ли, – ответил я. – Что-то не припомню такого.
– Он некоторое время стажировался в “Разсказе”. Был вашим помощником.
– Джеррод Суонсон, – повторил я, напрягая память, чтобы его вспомнить, и в итоге это удалось. Джеррод учился вместе с Хенриэттой в Новой школе, но они рассорились, и он, разозлившись на нее, отклонил один ее рассказ – тот самый, который я обнаружил и опубликовал как ее первую работу. Так, значит, в итоге они все же сошлись? И теперь женились! Ну, молодцы, наверное. Мне-то какое дело.
– Джеррод на самом деле сейчас вернулся и опять работает в “Разсказе”, – произнес Тео. – Только писателем ему уже теперь быть неинтересно. Он говорит, что достиг того рубежа, на котором понял, что недотягивает, а призвание его лежит в работе с другими писателями. У него теперь ваша прежняя должность. Редактор. И ему все вполне удается. Удивительно, что вы об этом ничего не знали.
Я пожал плечами.
– Не обращал внимания на этот журнал с тех пор, как его продал. Конечно, я знал, что он еще существует, но помимо этого… – Я отвернулся и глянул на часы. День превращался в допрос с пристрастием, и мне это не нравилось.
– Я собираюсь сделать это центральной главой в своем дипломе, – сказал Тео. – Назову “Время разсказывать”.
– Как изобретательно.
– Да, я тоже так подумал. И если вы не против, мне хотелось бы расспросить у вас кое о чем, что я обнаружил, пока был там.
– Валяйте, – сказал я. – У меня возникает ощущение, что предварительные ласки окончены и вы теперь намереваетесь меня поиметь.
– Прошу прощенья? – сказал он, откидываясь назад, но мой выбор слов его, похоже, совсем не смутил.
– Просто спрашивайте все, что хотите спросить, – произнес со вздохом я. – Я же вижу, вам не терпится.
– Ладно, – сказал он, пролистывая свои заметки. – Дело вот в чем: когда Джеррод услышал, что вы станете темой моего диплома, он спросил, не хочу ли я заглянуть в архивы “Разсказа”.
– Я искренне надеюсь, что вы нашли чем поинтереснее занять себя в Нью-Йорке, а не бросились читать подшивки.
– Вообще-то я ухватился за это предложение. Журнал существует уже давно. Я подумал, что есть неплохая возможность наткнуться на потерянный рассказ кого-то, кто потом прославился.
– Прославился! – воскликнул я, рассмеявшись. – Мы о писателях тут говорим, Дэниэл, а не о кинозвездах.
– Морис, вы все время…
– Я все время – что?
Он потряс головой.
– Не важно, – сказал он. – Как бы то ни было, разумеется, я не имел возможности прочесть их все. В той комнате собраны тысячи рассказов.
– Думаю, вы бы забросили чтение навсегда, если б попробовали.
– А потому вместе этого я решил сосредоточиться на двух конкретных периодах.
– Вот как? И каких же?
– Весне 2009-го и зиме 2013-го.
– Ладно, – сказал я, отматывая память назад и стараясь припомнить, что тогда происходило у меня в жизни. – Вам было сколько, лет шесть в 2009-м и десять в 2013-м?
– Нет, мне было б… – Казалось его удивило то, что я сказал. – Я родился в 1996-м, поэтому мне было тогда тринадцать. А потом семнадцать.
– Конечно, – произнес я. – Ошибка вышла. Так что особенного было в тех конкретных периодах? Вы мне сами расскажете или же мне придется угадывать?
– Тогда вы писали первые черновики “Бреши” и “Сломленных”.
Я поднял стакан и выпил почти треть его одним глотком, после чего поставил его на стол.
– Вы и впрямь крайне прилежны, а? – сказал я. – Похоже, я вас недооценивал, Тео. И вы нашли там что-нибудь стоящее? Такое, что вы считаете, мне следовало опубликовать, а я этого не сделал?
Он вытащил из своего ранца второй блокнот, намного больше, и, пролистав его, остановился на конкретной странице и надолго углубился в нее, прежде чем заговорить.
– Там был рассказ женщины по имени Мэриэнн Джилсон, – наконец произнес он. – Назывался “Когда сломался сук”.
– Жуткое название, – сказал я.
– Это правда, – согласился Тео. – Да и сам рассказ ненамного лучше, если честно. Ну, написан он был не очень. Хотя сюжет вроде как занимательный.
– Я его не помню.
– О пяти братьях, что живут в Америке в 1930-е, работают у своих родителей на ферме. Четверо идут в армию, а один остается, потому что у него плоскостопие и его не берут.
– Плоскостопие, – рассмеялся я. – Никогда не понимал, что это на самом деле значит, а вы?
– Рассказ построен вокруг того, как ему трудно: он единственный молодой человек в городе, откуда все остальные ушли воевать. Он, конечно, чувствует себя выхолощенным.
– Понимаю, – тихо сказал я.
– А еще там был другой рассказ – автор Хо Китсон. Американский, китайского происхождения, если я правильно помню из сопровождающего письма.
– Что же написал этот он или она?
– Он. Рассказ под названием “Заявление намерения”.
– Это название получше.
– Согласен.
– Ах как я рад.
– И рассказ Хо Китсона был о девушке, которая бросила своего младенца в железнодорожном вагоне в Калифорнии, как раз когда поезд собирался отправиться в путешествие через всю страну.
Я кивнул, но ничего не сказал.
– Вы же видите, к чему я всем этим клоню, я надеюсь? – спросил он после длительной паузы.
– К “Бреши”, – ответил я.
– К “Бреши”, – подтвердил он. – В первой главе этого романа молодая женщина оставляет своего нежеланного младенца в железнодорожном вагоне. Вскоре после туда садится другая женщина, обнаруживает ребенка и, не имея возможности родить, крадет его. Никто ничего не узнает. Она просто забирает его домой, и они с мужем растят его как своего. А когда мальчику исполняется восемнадцать, разражается война во Вьетнаме и почти все сыновья городских семейств уходят воевать, а когда он является на медкомиссию…
– Не стоит пересказывать мне мой собственный роман, Тео, – сказал я, уже впав в раздражение от его дерзости. – Я написал его. Думаю, мне известно, о чем он.
– А потом еще “Сломленные”, – продолжал он, вновь опуская взгляд на свои заметки. – Мне излагать дальше?
– Ну, очевидно же, что вы этим упиваетесь, – ответил я, пожимая плечами. – Так почему б и нет?
– Стивен Конуэй. Рассказ под названием “Годовщина бракосочетания”. Муж и жена отправляются в Париж, чтобы отпраздновать двадцать лет своего брака, и пока они там, у нее случается краткий адюльтер. И еще Энна Смит. Рассказ с названием “Вторник”. Комическая история о жизни в университетском студгородке, где преподаватель пытается соблазнять своих студенток, но ему это не удается. А если мы взглянем на сюжет “Сломленных”…