Размышления о животном и растительном мире рождают сентенции, наставления приводят к глубоким философским обобщениям. И впрямь — у семи пастухов не стадо. Не прикидывайся овцой — волк съест. За безручье по голове не погладят Две бараньи головы в одном котле не поладят. Дай волю, так крестьянская овца натореет не хуже боярской козы. С такими суждениями рядом наша всегдашняя вера в лучшее: отольются волку овечьи слезы.
Домашние животные так долго сопровождают человека в его истории, что следы этого встречаются на каждом шагу. Об именах собственных упоминалось. О многом говорят географические названия. Между Норвегией и Исландией лежат Фарерские (то есть овечьи) острова. На Апеннинах памяти Ромула, основателя Рима, ходят поклоняться на Каприйские болота. Так или иначе, на общение с живым миром природы, давний человеческий промысел указывают наиболее крупные произведения мировой литературы. Герой «Одиссеи» со товарищи, помнится, выбрался из пещеры Циклопа, ухватившись за брюхо баранов. Драматические события, случившиеся в испанской провинции, Лопе де Вега вынес к «Фуэнте овехуна» (овечьему источнику). А Рабле в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» пересказывает легенду о Панурге. Плывя на корабле, тот поссорился с купцом, который вез овечье стадо. Панург купил у обидчика одну овцу и швырнул за борт. Получилось — отнял всех: остальные попрыгали следом и утонули.
Как в самом себе, человек и в животных видит то, что ему хочется, приписав каждому особый характер. Можно сказать, слово «козел» почти равноценно ругательству. Овца же — символ жертвенности и смирения. Между тем как раз она не единожды оказывалась в центре событий, поворотных в судьбе человечества. Пресытившись туалетами из льняного полотна, средневековая Европа открыла прелести тканей из овечьей шерсти. Лорды и владельцы феодов, придворные дамы и государственные мужи выворачивали кошельки на покупку привозного сукна. Выпуск льна пошел на убыль, повсюду застучали сукновальные машины. Тогда говорили, что овца победила лен.
Эта же волна докатилась до нашего отечества. Выделке сукна еще только учились. Наезжавшие на Русь иностранцы в своих записках восторгаются тем, что у великих князей были целые улицы кладовых с суконной одеждой. Модными нарядами правители жаловали храбрых и любимых ратников. Остальным иногда выдавали вещи напрокат. Если дворянин, щеголяя, причинял этому княжескому имуществу какой-либо вред, например пачкал, то потом его вынуждали раскошеливаться. За вторично допущенную небрежность штрафом уж было не отделаться, виновник получал кнутом. Несколько столетий, до самого Петрова времени богатые и знатные женщины на Руси наряжались сразу в три платья. Если которая оделась в одно, говорит историк, это приписывали ее неблагопристойности и бесчестию.
Спустя четыре-пять веков овца вновь сделалась виновницей драмы. Началось в Англии и перекинулось в Европу огораживание. У сотен тысяч крестьян отняли землю под овечьи пастбища. На сей раз овцы «съели» людей.
И в древности и в нашу эпоху эти животные невольно влияли на исход войн или на их характер. Известно, что А.Македонский взял в поход в Индию 120 тысяч пехотинцев и 15 тысяч всадников. Три четверти войска полководец потерял не только в сражениях. Воины гибли от скверной пищи и голода, не могли есть зловонное мясо тамошних овец, которым на корм давали рыбу. В последние десятилетия время от времени наш континент сотрясают то «бараньи» войны — экономические стычки производителей доморощенного мяса и более дешевого привозного, то «шерстяные». Как видно, интересы пастуха и барана не совпадают, не получается, чтобы целы были и овцы и волки.
Старинная заповедь гласит, что надо отделять овец от козлищ, как полезное от вредного. Овцу противопоставляют козе извечно. И предубеждение не сломлено до сих пор. Козла числят бесовой родней, будто бы его рога, хвост и ноги — атрибуты дьявола. В сознании некоторых людей укоренилась мысль о том, что всякая ветвь, козой откусанная, должна засохнуть, а козье молоко отрицательно действует на нервную систему. К тому же с молоком-де и строптивый козий характер передается человеку.
В действительности и коза и овца с одинаковым успехом способны, как косилки, выбрить луг, вчистую выщипать траву на пастбище, что в горных районах довершает облысение и усиливает эрозию склонов. Козу дискредитировало ее пристрастие к древесным растениям. Вред плодовым деревьям и потравы в лесах вооружили противнее лесников и земледельцев. Рассказывают, что Наполеон III спросил управителя одного из округов, чем помочь. «О, ваше величество, — воскликнул тот, — избавьте нас от коз!» Но все решается куда проще. Козе нужно стойло или загон, где она, между прочим, чувствует себя превосходно и дает максимум дохода. При таком способе содержания молодые побеги садов находятся в полной безопасности и до них не добираются злополучные козьи зубы. По бургонскому преданию, кстати, как раз этим зубам люди обязаны открытием кофейного дерева и свойства виноградной лозы обильно плодоносить после ее обрезки. Уж не за обиду ли своих до ужаса пугает прохожих добродушный козлиный бог Пан?..
Утрата народного опыта во всем, из чего складывается искусство «нити вити и ткати», стала бы потерей большей, чем истощение природных кладовых, любая территориальная или духовная экспансия. Коснувшись бесконечно широкой темы, автор делает скромную попытку рассказать в первой части о том, что значит качественная шерсть и как ее получают, а в дальнейшем — о домашнем прядении и ткачестве.
Так же давно, как и серьезно, человека занимало все, что относится к природе волоса и волосяного покрова животных — шерсти. По важности такие познания для людей значили не меньше, чем в хлебе насущном. Что у разных видов шерсть непохожа, представлялось само собой разумеющимся. А вот почему у одной матки да не одни ребятки? У особей одинаковой породы, выкормленных в одном стаде, на одной лужайке, шерсть нередко отличалась то цветом, то формой или строением волоса, то всеми подобными качествами, вместе взятыми.
Практики опирались на семейный опыт, собственные догадки и ошибки, действовали по большей части интуитивно. Знания накапливались тысячелетия. Ко второй половине XVII века начали складываться научные представления о шерстяном волосе, они уже походили на систему. Европейцы в 1669 году познакомились с изысканиями по этому предмету Мальпиги. Затем с интервалами от нескольких до одного десятилетия о строении и развитии волоса появились, дополняя друг друга, труды целого ряда исследователей по преимуществу из тех стран, какие к тому времени производили шерсть и шерстяные изделия на рынок.
Сомневаюсь, назовут ли сегодня имена кого-нибудь из них даже специалисты. Кажется, лишь Мальпиги была гарантирована добрая и долгая память, потому что мальпигиевым именовали один из слоев кожицы. Увы, название постепенно заменили привычно-благозвучным. Но что слава? Ее лучи лишь мимолетно коснулись и отечественных знатоков, которые поработали много, неистово, сумели рассказать миру о свойствах и достоинствах шерсти животных так называемых русских пород. Соперничая с Австралией во второй половине прошедшего столетия, Европа замахнулась было с устройством овчарных заводов (термин того времени). И тут выяснилось, что за Россией ей не угнаться, — на наших пастбищах от приспособленных к местности пород выходит шерсть добротная и самая дешевая. Другой вопрос, почему — а его у нас задают, похоже, во все века по разным поводам — наши производители шерсти не поспешили в мировые лидеры и утешились самой возможностью стать первыми. Тем не менее исследования подтолкнули к совершенствованию и процветанию шерстяного дела в России в нынешнем веке вплоть до начала Великой Отечественной. Держится оно и сейчас, правда, скажем так, на волоске. Но ведь судя по историческим перипетиям, шерстяной волос настолько прочен, что способен облегчать тяготы экономики. Об этом, надеемся, читатель получит представление в своем месте.
К нашему времени человек узнал о шерстяном волосе так много, что при желании может работать не вслепую, на авось, а осознанно.
Шерсть, волосы с научной точки зрения — ороговевшие нитевидные образования. У взрослого волоса различают наружную часть — стержень, корень — содержимое волосяной сумки и утолщенную часть корня — луковицу. Стержень и корень состоят из ороговевших отмерших клеток, а основная часть луковицы растущего волоса — из живых клеток, способных к размножению.
Под микроскопом у стержня видны три слоя — чешуйчатый, или кутикула, корковый и сердцевина.
Кутикула — тонкая оболочка волоса из слоя ороговевших клеток-чешуек, которые уложены одна на другую. Форму они изменяют по высоте волоса и свою, разумеется, имеют животные разных видов. Наиболее часто встречающиеся чешуйки — кольцевидные, некольцевидные и мостовидные. Кольцевидные выглядят неправильными кольцами и присущи главным образом пуховым волосам. Некольцевидные подобны рыбьем чешуе на поверхности стержня, а мостовидные узнаются по округлым, сравнительно толстым роговым пластинкам, соприкасающимся между собой, но не надвигающимся одна на другую. Вдобавок на поверхности кутикулы находится тонкая мембрана — эпикутикула (от греч. epi — в значении над чем-то).
Корковый слой охватывает, обрамляет центральный канал волоса, внутри него помещается сердцевина Сам этот слой не что иное, как отдельные, удлиненные, напоминающие веретено клетки, которые расположены вдоль оси волоса и связаны межклеточным веществом. Толщина коркового слоя по сравнению с диаметром стержня варьируется, смотря опять же по виду животного. Предположим, у кролика она не превышает одной пятой — одной шестой от стержня. Каков корковый слой, таков и волос в главных свойствах — по прочности, упругости, растяжимости и гибкости.
Сердцевина, занимая центральную часть волоса, заполнена рыхлой пористой тканью из клеток, оболочка и протоплазма которых ороговели. Внутри сердцевины и между клетками находятся пузырьки воздуха, что и придает волосу теплозащитные качества. В клетках сердцевины много пигмента. При сильно развитой сердцевине волос всего менее прочен и растяжим, а также очень ломок.