Действительно, откуда? Маршрут ракеты, как и всего в армии, прокладывается с привязкой к ориентирам: перекресткам дорог, вершинам гор, отдельным высотным объектам или геодезическим знакам. Причем, ориентиры должны быть такими, чтобы противник не мог их быстро ликвидировать. Это азы военной топографии и ориентации на местности.
Значит, прежде, чем полетит ракета, кто-то должен ножками протопать весь маршрут, старательно нанося на карту координаты ориентиров, которые потом можно перекодировать в электронный язык, понятный системе самонаведения ракеты. Частично эту работу можно выполнить, просчитав «в объем» спутниковые снимки местности. Но ножками оно надежнее… Вывод?
К каждому объекту, выбранному в качестве мишени для крылатой ракеты, задолго до ее старта ножками протопал спецназ. Или турист, или фанат рыбалки, или грибник, или «охотник за НЛО». Кто угодно, но обязательно с хорошей разведывательной подготовкой.
Противник может, как уже знаем, принимать контрмеры, искажая картину на местности, по мере сил снося особо заметные ориентиры. Поэтому идеальным вариантом разведки маршрута будет, если группа спецназа или «грибник» оставят радио-маяки, которые будут долго лежать в грунте или под водой, пока ракета не пошлет им сигнал оповещения. Тогда очнется один приборчик и даст импульс соседу. Так, по цепочке, они и доведут крылатую бестию до цели.
Идея проложить трассу пролета ракет через весь континент от Аденского залива до Атлантики была проста и убойна, как автомат Калашникова. Привет Шестому флоту США в оба конца при любой погоде. Но почему сидели в стране не один год, а жареный петух клюнул только с началом вывода войск? Зная о задании, Трофимов каждое утро говорил в сердцах: «Не раньше и, блин, не позже!»
Зубоскал Кульба, не меньше командира осведомленный в военной тайне, на это всякий раз вставлял: «Нормально. Как в армии. Все в последний момент, но на века».
Трофимов подобрался, почувствовав, что Ляшко вот-вот разродится приказом.
Откашлявшись, Ляшко, действительно, обрел полагающийся ситуации вид, но как-то неожиданно сдулся. Засопел, отираясь платком.
— Такие вот дела… «Борт» мой видел?
Трофимов кивнул. Теперь было ясно, почему Ляшко, до мокрых штанов боящийся болтанки в воздухе, прилетел вертолетом.
— Твоя задача, вылететь на «точку», лично проконтролировать, чтобы все оборудование было погружено на борт. Что не войдет, взорвать, чтобы даже следов не осталось. Спецов эвакуировать до единого человека. За каждого отвечаешь головой. Группы прикрытия прямо сейчас стянуть к «точке». Когда у тебя с ними сеанс связи?
— Этого делать нельзя, — перебил его Трофимов.
— Не понял?
— Нельзя снимать боевое охранение. Вдруг кто-то из колонны раньше времени подкатит. Или еще кого-то черт принесет. Мои хоть их отпугнут, пока мы тут копаться с вылетом будем.
— Что ты предлагаешь?
— Снять прикрытие облетом, всем вместе высадится на «точке», занять круговую оборону, пока спецы будут грузиться. Потом все зачищаем — и рвем когти.
Ляшко, прикинув в уме, кивнул.
— Под твою ответственность. Детали уточним чуть позже.
Трофимов равнодушно пожал плечами.
— Как обстановка в городе?
— Да сами видели, Вадим Игоревич. Притаились, как перед грозой. Самые умные уже дернули, куда глаза глядят.
— М-да, — Ляшко покосился на окно, плотно задрапированной пыльной тканью. — А в гарнизоне что?
— Бардак.
Ляшко глубокомысленно кивнул.
— Точные данные есть?
— Так, слухи… Мутят что-то в танковом полку. Вернее, что от него осталось. Народец потихоньку на дембель линяет. Сомневаюсь, что они тут в Сталинград играть собрались.
Ляшко вытащил тело из кресла, придвинулся почти вплотную.
— Ближайшие сутки-двое полк может перейти на сторону Эритреи. Эмиссары повстанцев вступили в контакт с начальником штаба. Данные точные, — жарко прошептал он.
В глазах Ляшко плескался страх.
— Вы с нами летите? — спросил Трофимов.
— Нет. Приказано руководить отсюда и лично проконтролировать, что груз и спецы вылетели в Могадишо.
Ляшко откинулся в кресле.
— Такие вот дела, майор, — слабым голосом произнес он.
Трофимов не стал лезть с вопросом, за какой такой залет Ляшко под занавес командировки наградили таким заданием. А может и не подставили, а наоборот, дали шанс отличиться. Только никакого энтузиазма и боевого задора он у Ляшко не наблюдал.
Да и в себе не чувствовал. Предстояла очередная работа: трудная, смертельно опасная и неблагодарная.
Так, ведь, не привыкать…
* * *
Строительная площадка примостилась боком к воинской части. Территория части была условно обозначена остатками забора с «колючкой», завалами военного металлолома и длинным рядом складов из «быстро возводимых конструкций»: ребристыми стальными полубочками.
Какой объект решили подарить советские строители братскому народу Эфиопии, судить теперь было трудно. Стройку забросили, едва выкопав фундаменты и навалив бетонных конструкций. Под воздействием солнца и пыли она быстро приняла вид лунного пейзажа.
Трофимов по-военному цепким взглядом скользнул по стройплощадке. Идеальное противотанковое заграждение. Как говорят, где прошел стройбат, там танкам уже делать нечего. Если сыпанет пехота, то, конечно, выковыривать ее придется с трудом. Но главное — техника по мелкому котловану не пройдет и метра.
В складывающееся ситуации это уже было почти везением. Десяток строительных вагончиков, окруживших прорабский коттедж, можно было снести одним выстрелом танкового орудия, если вывести танк на прямую наводку.
Словно в ответ на его мысли за стальными пакгаузами взревел танковый движок, выстрелив вверх клуб сизого дыма.
Трофимов с оттяжкой сплюнул в пыль. Толкнул дверь коттеджа.
Внутри была жуткая смесь прорабской с армейской каптеркой. Окна занавесили бронежилетами, в сумрак помещения пробивались острые лезвия света.
На кровати неподвижно лежал человек, закрыв лицо подушкой. Услышав, как забухали в предбаннике шаги, он уронил руку на автомат, лежавший на полу у кровати.
— Свои, Петро.
Человек вернул руку на живот.
Трофимов прошел к своей койке, переступая через разбросанные по полу снаряжение, пустые патронные цинки и давленные коробки.
— Сколько раз говорил, разгребите тряхомудие! Блин, бардак, на слоне не проехать.
Лежащий никак не отреагировал.
Трофимов плюхнулся на койку, бросил поверх серой подушки автомат. Привалился спиной к стене. Даже сквозь толстые доски чувствовался жар, затопивший все снаружи.
Вентилятор вяло гонял спертый воздух. На столе зеленым глазом светилась панель рации.
— Петро, хорош на массу давить!
— Я не сплю, — глухо раздалось из-под подушки. — Я думаю.
— Смотри, не привыкни.
Трофимов нашарил под подушкой плоскую фляжку с джином. Свинтил пробку, сделал два глотка. Пойло было теплым, жгло горло, шибало в нос можжевельником. Но сердце сразу отпустило, и испарина на висках стала гуще.
— Где Кульбаков? — спросил он.
— Кульба с Гераклом к басурманам пошли в гости.
— Нафига?
— Сказал, по делу.
— А точнее?
— Точнее не знаю. Скоро вернется, сам скажет.
—- Я же сказал, сидеть, как мыши! Блин, на час оставить нельзя. Нахрена он в часть к ним поперся?!
Петро отбросил подушку с лица. Но никаких попыток встать не предпринял.
— Батя, ну почему я сразу крайний?!
Трофимов сделал еще один глоток. Крякнул в кулак.
— Связь с «Юнкером» была? — спросил он уже умиротворенно.
— Так точно. Четырнадцать тридцать ровно. У молодого пруха, по ходу дела. Двух «языков» взял. Сейчас потрошит. Если получит наводку на «Слепня», экстренно выйдет на связь в шестнадцать по нолям.
Трофимов покачал головой.
— М-да… Фартит молодому.
За окном раздался скрип песка под тяжелыми шагами и натужное сопение.
Рука Петра снова упала на цевье автомата. Трофимов так же резко подгреб свой.
— «А-йя милава узнаю по походке,
Он носит, носит брюки-галифе…», — дурным голосом заблеял кто-то на крыльце.
— Кульба, — облегченно выдохнул Петр, возвращая руку в исходное положение.
Дверь распахнулась. Весь проем заняла богатырская фигура. Человек сопел под тяжестью АГС-17*, взваленного на плечо. В свободной руке удерживал на весу станок гранатомета.
Физической силы у Геракла было, как у неандертальца. Мозгов столько же, чем без зазрения пользовался Кульбаков.
*— автоматический гранатомет
— Гриша, ты его пока у стеночки поставь, я потом скажу, куда приспособим, — раздался в предбаннике его цыганистый голос.
Гриша-Геракл уставился на Трофимова, не зная, что делать дальше.
Трофимов усмехнулся и кивнул на темный угол. Геракл тут же свалил туда свою ношу.
Кульбаков на секунду возник в проеме, поставил через порог две «улитки» от гранатомета. Глаз у него был, как у конокрада, все считывал влет. Улыбка была под стать глазам, бедовая, воровская.
— О, батя! Уже вернулся. Щас все объясню. Щас только контакт с местным населением налажу, и объясню.
Трофимов мрачно кивнул в ответ.
Петро сразу же присел на постели, осклабился, ожидая бесплатного цирка. Гаврила не выходил из темного угла.
За тонкой стенкой рассыпался скороговоркой Кульбаков:
— Так, камрад, спасибо за службу. Данке шен, говорю. Вольно, можно оправиться. В смысле — сделай вид, что тебя тут нету. Иди, иди, камрад, советс