Ему понадобилась секунда, чтобы отдышаться, и гораздо больше времени, чтобы собраться с мыслями. В самолете столько свободных мест, почему, черт возьми, ее посадили рядом с ним? Молодой американец, путешествующий в одиночку, сидящий рядом со слепой девочкой-иностранкой, напрашивался на неприятности.
– Разве в самолете мало других свободных мест?
Стюард вернулся в хвостовую часть, чтобы губами под фонограмму произнести заключительную часть инструкций по безопасности полета.
Возможно, не только слепая, но и глухая – а может, не говорящая по-испански – девочка опустилась в кресло 11D, крепко держа на сдвинутых коленях сумку ручной вязки с местным орнаментом.
Самолет по ошибке дернулся назад, потом как-то ошалело, неуверенно зарулил ко взлетной полосе. «Интересно, кто управляет этим самолетом? – подумал Райан. – Может, этой слепой девочке пойти помочь им?»
Турбины взревели, и тут Райан заметил, что девочка не пристегнута в кресле.
– Сеньорита, ремень должен быть застегнут…
Она слегка качнулась, но ничего не ответила. В руке она держала нитку светящихся в темноте пластмассовых четок с крохотным крестиком на конце, который часто целовала, поднося к потрескавшимся губам.
Стюардесса сидела впереди, пристегнувшись к своему откидному сиденью. Очевидно, позаботиться о девочке должен был он. «Из чувства долга и гуманности», – подумал он и протянул руки, чтобы застегнуть ремень.
– Позвольте мне вам помочь…
Она схватила его руки потными дрожащими ладонями. И закричала так, словно внезапно очнулась посреди глубокого здорового сна оттого, что ее кто-то щупал; пустые глаза уставились на него, будто она могла видеть его лицо, плавающее в ее вечной тьме.
Вырвав руки из ее крепкой хватки, Райан попытался успокоить девочку, не касаясь ее, но это оказалось бесполезно. Похоже, она его не слышала или не понимала, к тому же ее уже охватила предполетная паника, лишь усугубившаяся тем, что к ней притронулся незнакомый мужчина. Слегка смущенный, он огляделся в поисках помощи, но, судя по всему, никто ничего не заметил. Крики девочки потонули в нарастающем реве двигателей, а потом какое-то нетрезвое, с креном то в одну, то в другую сторону ускорение прижало всех к спинкам кресел.
Когда шасси было убрано и самолет оторвался от земли, девочка вернулась к своим беззвучным молитвам. Отвернувшись к стенке, Райан соорудил себе подушку из сложенного свитера. Снаружи, на крыле, перечеркнутый дождевыми струями, моргал, истекая кровью, красный аэронавигационный огонек. Маленький прибрежный город, постепенно поглощаемый клочьями тумана, напоминал воздушного змея, запутавшегося в кроне дерева. Только несколько затерянных огней – вероятно, горевших на кораблях – свидетельствовали о том, что город, из которого он только что вырвался, все еще там, внизу.
Райан был закаленным путешественником. Он мог спать где угодно и при любых обстоятельствах. Крепко сжав коленями рюкзак, стоявший на полу у его ног, он попытался выбросить все из головы. Это потребовало времени, поскольку каждый раз, когда он чувствовал, что сползает в дремоту, слепая девочка громко кашляла в кулак.
Мысли его вращались вокруг маски. Увидев ее, таможенник начал кашлять кровью, но отпустил его. Было ли это каким-то безумным совпадением? Зорокуа стерла с лица земли болезнь, неудивительно, что в их фольклоре появились некие волшебные ду́хи – для защиты или отмщения, – но черта с два они смогли принести им пользу… Все племя давно вымерло, а их чудна́я невеселая религия осталась лишь антропологической сноской к тексту, так очаровавшему миллионеров, которым нужны были кровожадные языческие божки для партнеров по покеру. Может быть, эти маски – своего рода переносчики вируса? Это бы кое-что объяснило, если бы Райан заболел, но, кроме обычных тропических инфекций и кожной сыпи, у него ничего не было, он чувствовал себя отлично. Райан не верил в проклятья, если не считать проклятья бедности.
Они летели уже на высоте девять тысяч метров, когда Райан решил, что не будет спать, а лучше напьется. Он долго тер глаза основанием ладоней. Может, ему попробовать извиниться перед девочкой, а еще лучше – пересесть на другое место? Он повернулся, чтобы прикинуть возможности, и оказался лицом к лицу с маской зорокуа.
Она была на девочке. Белки́ ее незрячих глаз поблескивали в прорезях под нависающим лбом ягуара. Каждый участок угловатого лица был раскрашен, изображая шерсть различных животных, как бы соединяя всю жизнь джунглей в одном мстительном лике. Но сейчас, на этой слепой девочке, маска ожила.
Стилизованные ветвистые рога, продолжавшие линию подбородка и выступавшие из висков, мерцали кобальтовой синевой, как огненные струи газовой горелки. Переплетенные клыки в оскаленном рту разошлись, как створки замка́, и фонтан черной зловонной крови вырвался из вывороченных губ, забрызгав спереди всю его рубашку.
Он вскочил, стукнувшись головой о дно багажной полки, и рухнул обратно в кресло. Кровь, которой он был залит, холодная и липкая, казалась живой из-за крохотных извивающихся и копошащихся существ, которые исчезали под его одеждой, прежде чем он успевал их стряхивать. Костлявые руки слепой девочки преградили ему путь. Она придвинулась ближе к нему, продолжая выкашливать на него сгустки зараженной крови, которой он и так был уже пропитан насквозь. Райан выкинул вперед руки, чтобы сорвать с нее маску.
Маска отошла от лица со звуком, похожим на звук ржавых гвоздей, выдираемых из гнилого дерева. Лицо отстало от черепа вместе с маской, и она впечатала его в стенку, больно вдавив ему в грудь холодную липкую скулу.
Наверное, он закричал, перед тем как проснуться. Его лицо прислонялось к холодному стеклу иллюминатора. По всему телу сползали капли пота. Голова была мутной, словно он принял пару таблеток амбиена[48], запив несколькими рюмками текилы.
Медленно, осторожно Райан повернулся и посмотрел на слепую девочку. Она сидела в своем кресле, выпрямив спину, прислонив затылок к не откинутому подголовнику, ее ровное дыхание напоминало бульканье воды в засоренной канализационной трубе.
Столик перед ней был опущен, на нем стоял полупустой пластиковый стаканчик, рядом лежали пакет из фольги с какими-то высыпавшимися из него сухофруктами и четки, светящиеся, как плутоний, в синеватом полумраке. Значит, пока он спал, разносили напитки.
Платье девочки из домотканого хлопка было богато расшито яркими бабочками и птицами. Когда он разглядывал ее, подавляя желание ущипнуть себя, она закашлялась удушающим кашлем, отхаркивая красную мокроту. Да пошло оно все к чертям собачьим, подумал Райан и схватил рюкзак. Осторожно убрав мусор с ее столика, он поднял его, защелкнув в спинке кресла 10 C, и расстегнул ремень безопасности.
В салоне было жарче, чем на проклятом Юкатане. Как обычно во время полетов, он слышал пульсацию во внутреннем ухе, но сейчас у него было еще и ощущение, будто он находится глубоко под водой, а не летит над верхним слоем атмосферы. Единственный свет исходил от оптоволоконных полос, тянувшихся вдоль прохода, да нескольких индивидуальных лампочек над креслами пассажиров, клевавших носами над ноутбуками или читавших электронные книги, воткнув в уши наушники своих айподов.
Поочередно двигая конечностями, максимально сосредоточившись, Райан встал с кресла, перекинул ногу через колени девочки и поставил ее в проход. План был хорош, и действовал Райан очень аккуратно, но его ступня опустилась на что-то скользкое, и он со сдавленным криком осел на разъехавшихся ногах.
Девочка ткнула коленями ему под зад. Он попытался обо что-нибудь опереться, но ничего подходящего не нашлось. Девочка кашлянула так натужно, что он сквозь рубашку почувствовал влажную силу ее выдоха. Стараясь заглушить панику, Райан перевалился через нее в проход, перетащил за собой рюкзак и перекинул его через голову пассажирки в кресле 10 C – толстой матроны с усами и двумя детьми, корчившимися у нее на коленях. Должно быть, он проспал часа два. Самолет проходил через зону турбулентности где-то над неосвещенными просторами центральной Мексики. Проход был свободен и чист, если не считать нескольких пустых стаканчиков, выписывавших по полу петли от самолетной качки. Стюардессы нигде видно не было.
Райан быстро пошел вдоль прохода, стараясь не задевать выставленные руки и ноги пассажиров. Последний ряд кресел, возле туалетов, оказался пуст, и он бросился к нему, как страдающий морской болезнью – к борту корабля.
Как раз в тот момент, когда он достиг последнего ряда, самолет провалился в очередную воздушную яму. Сердце у Райана бешено колотилось, мускулы непроизвольно сокращались от выбросов впустую растрачиваемого адреналина. Когда он швырнул рюкзак в кресло у окна, тот показался невесомым. Ни хрена себе он завелся! Нужно выпить. Может, стюардесса позволит ему купить бутылку чего-нибудь крепкого? Черт, может, она и сама с ним выпьет? После всего пережитого он это заслужил. Он толкнул бедром рюкзак. Тот был невесом, потому что пуст.
Райана словно током ударило. Рывком расстегнув молнию, он засунул руку в рюкзак и ошарашенно посмотрел на собственные пальцы, показавшиеся из дыры на дне. В рюкзаке остались только две пары свернутых комками носок да какие-то шорты, всё насквозь мокрое, приклеившееся к стенкам рюкзака какой-то вязкой черной массой. А сама дыра в двойном слое нейлона, чертово зияющее круглое отверстие, появилась не потому, что ткань была прорвана, – она словно бы то ли растворилась, то ли была… съедена.
– Мать вашу! – выругался Райан сквозь стиснутые зубы, глядя на свои вещи, разбросанные по всему проходу, словно разложенные на дворовой распродаже. Он заковылял назад, подбирая свою липкую одежду. Наконец его рука наткнулась на что-то твердое, и он со вздохом облегчения поднял предмет, но тот оказался всего-навсего его набором для бритья.
Райану казалось, что кто-то следит за ним, насмехаясь над неловким положением, в какое он угодил, но все спали, либо уткнувшись лицом в плечо соседа, либо откинув назад голову с открытым ртом.