Эверарда трясло как в лихорадке. А лицо девушки вдруг невероятно смягчилось.
— Ты шел сюда, чтобы поговорить со мной?
— Чтобы попрощаться, — сказал он.
— Попрощаться? — повторила Хельга. — Так скоро? Это как-то…
Эверард остановил ее быстрым жестом.
— Хельга, я не могу больше этого терпеть! Я бы отдал тебе всю свою кровь до последней капли, если бы это могло тебе помочь. Но быть здесь вот так, видеть тебя каждый день! Это выше моих сил. Я должен уехать. Есть еще кое-что: я знаю, что значил для тебя Харрис Хейнс, — голос Эверарда уважительно смягчился, когда он посмотрел на могилу. — Теперь, когда он ушел, ты не должна делать свой выбор только из-за сложившихся обстоятельств. Живи как жила: учеба, музыка.
Девушка жестами запротестовала. Какое-то время они шли молча в сторону дома. Затем Эверард снова заговорил:
— По крайней мере так он хотел бы. Я знаю, что у тебя нет денег на все это (Дик, награжденный даром хранить секреты, ничего не сказал брату о наследстве). У меня есть больше, чем мне нужно. Я знаю, что не могу их прямо тебе отдать, но зато могу передать мистеру Джонстону. Или, если ты не захочешь принимать деньги от меня, я передам их от лица всей своей семьи. Это не будет ничего значить и ни в коем случае ни к чему тебя не обяжет. О Хельга, милая, прошу, дай мне сделать это для тебя!
— Только у одного мужчины на свете есть право это делать, — еле слышно произнесла Хельга.
— Его уже нет, — недоуменно сказал Эверард. — А я не могу заменить его даже в этом ничтожном деле.
— Нет, — сказала девушка. Она достала из нагрудного кармана записку и вручила ее своему спутнику.
— От матери! — крикнул он. — Тебе!
Это было письмо от практичной, но добродушной и невероятно сердечной женщины, обращение к любимому сыну.
— Это все Дик, — ласково сказал Эверард, пробегаясь по письму глазами. — И как поздно оно пришло! Оно пришло слишком поздно, Хельга?
— Если бы я только знала, что правильно, — сказала девушка. — Если бы только petit père был здесь, чтобы сказать мне!
— Хочешь сказать, что ты не думала о нем в таком смысле? — воскликнул Эверард. — Хельга, то есть у меня был шанс? Есть ли все еще…
Они обошли веранду, на которой, качаясь на стуле, сидел Дик Колтон. Он быстро встал и направился к двери, но тут его позвала Хельга и отрывисто проговорила:
— Вы должны написать своей матери. Я пока не могу. Ох, если б я только смела быть счастливой! Я знаю, как сильно petit père был против него, против вашей семьи. Я не могла…
— Хельга, — сказал Дик, взяв девушку за руки. — Послушай, сестренка. Хейнс назначил меня одним из твоих опекунов. Знаешь почему? Потому что он мне доверял. А ты мне доверяешь?
Хельга посмотрела на него своими опухшими от слез глазами.
— А кто бы вам не доверился? — сказала она.
— Он передал мне свою главную обязанность: «Используйте свое влияние, чтобы не дать ей выйти замуж на условиях, в которых сами никогда бы не оставили женщину, которую любите больше всего на свете». Силой, данной мне, торжественно заявляю, что вы всегда можете прийти к нам по благословению Харриса Хейнса!
С этими словами он вложил ее руку в руку брата и быстро ушел в дом. В это мгновение на него обрушился негодующий и корящий взгляд мисс Долли Равенден, стоявшей у стены рядом с дверью.
— Какая манера входить! — крикнула она. — Вы, медведь! Вы! Вы, дикий паровоз! За вами что, кто-то гонится?
Тут сердце Дика Колтона обуяло невероятное желание, и он не стал ему сопротивляться.
Мощными руками притянув девушку к себе, доктор наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Затем он не оглядываясь взмыл вверх по лестнице, подумав про себя: «Господи! Я погубил себя!» А затем: «Она сама виновата».
А пока доктор убегал, мисс Равенден, смущенная, красная и злая оттого, что не может толком злиться, вышла на улицу и наткнулась на Хельгу, рыдающую в объятиях Эверарда.
— А, — задумчиво сказала она, моментально развернувшись обратно, — так это сегодня просто в воздухе витает.
Глава XIX. Единственный выживший
В ту ночь Дик Колтон спал очень сладко и крепко. Даже ажиотаж от предстоящей охоты — ведь ему нужно было завтра отыскать фокусника — не смог нарушить его безмятежный покой. Насыщенные и трагические события последних двух недель послужили доктору неожиданным, но прекрасным лекарством от бессонницы. Теперь уж он спал так спал. Даже звуками стрельбы его было не разбудить. На самом деле в ту последнюю ночь сентября громким ружьям действительно не удалось его потревожить: вся улица залилась непрерывной звонкой канонадой минут на пятнадцать, но Дик этого даже не заметил.
Чего нельзя было сказать про всех остальных. Хельга внизу громко ворочалась; Равендены ходили по своим комнатам. Эверард подзывал к себе неуловимый спичечный коробок, а миссис Джонстон привычно пилила своего раздраженного мужа на предмет практичности резиновых сапог. До спящего сознания Дика периодически доносились какие-то отрывки энергичной беседы. — Кораблекрушение на берегу… Снова Грейвъярд-Пойнт… Не нужны фонари… К черту резиновые сапоги!.. Идем все вместе.
Но потом волшебник сна, всегда фильтрующий подобные вещи, сказал Дику Колтону:
— Это тебе все почудилось. Страшных и удивительных событий, в которых ты принимал участие, никогда не было. Не было убийств; не было ни фокусника, ни держателя воздушных змеев, никакой загадки. Хейнс жив — ты можешь слышать, как он ходит по дому. Ты снова там, где должен быть. Сейчас тот самый вечер кораблекрушения; как ловко я тебя одурачил своими снами.
— А Долли? — воскликнул несчастный мечтатель с таким надрывом, что тут же проснулся. Волшебник испарился.
Снизу донесся волшебный голос Хельги, звучавший прямо как в ту первую ночь. Доктор не слышал его с тех пор, как умер Хейнс — живой звон несокрушимой юности, но в то же время было в нем что-то еще более глубокое.
— Ох-хо! Йо-хо-хо, Эверард! Спускайся! У берега кораблекрушение!
И быстрый ответ:
— Хорошо! Минута, и я внизу.
Дик снова пытался соображать. Все было так похоже на ту самую первую ночь здесь. Но уже через мгновение он быстро натягивал на себя одежду. Доктор пулей вылетел из комнаты и с такой силой врезался в Долли Равенден и ее отца, что на несколько секунд потерял сознание. Затем, снова поднявшись на ноги и оправившись от минутного безумия, он подошел к двери Эверарда и со всей силы получил ею прямо по груди.
— Ты в порядке, Дик? — крикнул младший брат. — И Долли! Так мы идем на пляжную вечеринку?
— Я бы не стал воспринимать это как развлечение, Эв, — тихо сказал Дик.
— Конечно! Какое же я животное! — сокрушался Эверард. — Я не присутствовал при прошлом крушении и совершенно позабыл, что оно за собой повлекло. Ты идешь с Долли?
— Думаю, что пойду с тобой и Хельгой.
— Не стоит, — так быстро ответил Эверард, что Дик не смог сдержать улыбки. — Конечно, конечно, мы все будем очень рады, — опрометчиво продолжил он, — просто думал, что ты…
— Не бери в голову, старик. Мы наверняка пойдем все вместе.
Равендены, Хельга с отцом и братья Колтоны отважно вышли в ночь, залитую волшебным лунным светом. Летящее с востока в сторону дома облако отбрасывало на вытянутый мыс длинные тени. Воздух был чист, свеж и наполнен каким-то волнительным возбуждением, заставлявшим кровь в жилах течь быстрее. Дик чувствовал дикий, необъяснимый восторг, будто волшебство этой ночи обещало ему открыть высшее жизненное наслаждение.
Он постоянно жадным взглядом искал Долли. Она посмотрела на него и тут же отвернулась к своему отцу. Но в ее лице больше не было злобы, лишь небольшое смущение. Долли робко опустила свою руку на отцовское плечо, и этот жест почему-то заставил сердце Дика подпрыгнуть. Каждый раз когда он к ней приближался, девушка съеживалась, и влюбленному больше ничего не оставалось, как отвернуться и идти во главе их небольшой процессии. Один раз он отошел назад, чтобы поговорить с Хельгой, опасаясь, как бы сегодняшнее волнение не спровоцировало новый всплеск депрессии. Они с Эверардом, как двое доверчивых детей, качаясь, шли за руку. Глаза девушки были на мокром месте, но в то же время она смотрела на своего друга с такой необычайной радостью, что у Дика в горле встал ком.
— Эв, — шепнул он брату на ухо, — если ты не готов посвятить ей всю свою жизнь, тебе придется иметь дело со мной!
Эверард посмотрел на него светящимися глазами:
— Старый верный Дик! — сказал он со смешком. — Если бы боги были так же благосклонны к тебе!
С вершины холма открывался полный вид крушения. На самом деле никакое это было не крушение: пароход лежал себе спокойно на песке в восточной части Грейвъярд-Пойнт, и ему ничего не угрожало. После долгого созерцания лежащего судна и быстрого взгляда в яркое чистое небо, ветеран Джонстон высказал свое мнение:
— Капитан пьян. Помощник пьян. Смотровые смертельно пьяны. Экипаж налакался рома. Повар тоже готов, даже кот парализованный лежит. Только это может объяснить, как их в такую ночь могло прибить к берегу. С этим ветром им так же ничего не грозит, как если бы они стояли в сухом доке.
Он спустился на пляж и подошел к патрульным, которые как раз на своей лодочке подплывали к берегу после обследования прибывшего корабля. Вскоре ликующий старик примчался обратно с новостями.
— Я был прав насчет всего, кроме кота, — сказал он. — У них вообще его не оказалось. Это был попугай. Так что можем спокойно идти домой.
Где-то на трети пути Джонстон отвлек профессора Равендена на какую-то беседу, и Дик не упустил шанса подобраться поближе к Долли.
— Не знаю, что вы обо мне думаете, — начал он шепотом. — Я не хотел. Это было какое-то минутное помутнение рассудка. Вы меня простите?
Девушка намеренно не обращала на доктора внимания. Ее взгляд был прикован к холму впереди.
— Долли, — умолял молодой человек, — прошу, не суди жестоко за одну неосторожность.